В России Марк Антокольский был первым скульптором, который отказался от устарелого академизма. Работая в духе времени, он расширил задачи искусства.

Главным девизом мастера во время работы были слова Б. Спинозы: «Я прохожу мимо зла человеческого, ибо оно мешает мне служить идее Бога».

Из биографии скульптора

В. Васнецов. Портрет скульптора М. Антокольского
Марк Матвеевич Антокольский родился в 1840 г. в пригороде Вильны Антоколь (отсюда фамилия).
Он был одним из восьмерых детей в небогатой и очень религиозной еврейской семье. О своём детстве он впоследствии писал так: «Я не был балован никем, я был нелюбимый ребенок, мне доставалось от всех; кто хотел – бил меня, а ласкать меня никто не ласкал...». Только о матери своей, которую он очень любил, он сохранил лучшую память. Способности к рисованию у маленького Антокольского проявились очень рано, но родители не поддерживали и не развивали их. Однако когда сын подрос, родители отдали его в обучение резчику по дереву. О его таланте узнала жена виленского генерал-губернатора В.И. Назимова, по её ходатайству будущего скульптора приняли в Академию художеств вольнослушателем в скульптурный класс.
В Академии Антокольский учился очень усердно, в совершенстве овладел русским языком, увлёкся российской историей и литературой. Имел много товарищей среди учеников Академии, особенно дружил с Ильёй Репиным. Сблизился с И.Н. Крамским, В.В. Стасовым, композиторами А.Н. Серовым и М.П. Мусоргским и другими выдающимися деятелями передового демократического лагеря русской культуры. Под их воздействием Антокольский стал убежденным реалистом-демократом. Основой его взглядов на искусство явилось стремление к художественной правде. «Правда в искусстве – выше всего, - писал Антокольский В.В Стасову, - но чем больше правды, тем сильнее должны быть художественные формы, и тогда только создание может быть истинным». Уже в Академии он начал поиски оригинальной трактовки жанровых и исторических сюжетов.
Первой большой его работой стала статуя «Иван Грозный».

М. Антокольский «Иван Грозный» (1870)
Грозный изображён им в минуту мучительных раздумий, после чтения синодика – книги, в которую царь для поминания записывал имена казненных им людей.
За эту скульптуру он получил звание академика. Статуя произвела огромное впечатление на императора Александра II и он приобрёл её для Эрмитажа за огромную по тем временам сумму – 8 тысяч рублей. «Я заснул бедным, встал богатым. Вчера был неизвестным, сегодня стал модным», - удивлялся Антокольский.
После окончания Академии (1871) Антокольский уже женатым человеком уезжает в Рим и Париж в качестве пансионера. Вскоре его избрали почётным членом многих западноевропейских академий: Парижской, Венской, Берлинской, Лондонской и других.

М. Антокольский в своей парижской студии
Парижская жизнь его не очень привлекала, он вёл довольно замкнутый образ жизни, хотя имел там много друзей. Дороговизна жизни в Париже заставила Антокольского тратить много времени и сил на исполнение неинтересных заказов, это его утомляло и угнетало: «Заказные работы – пасынки».
Но когда он вернулся в Петербург, его работы и самого автора встретили недоброжелательно.
Антокольский много писал по вопросам искусства, опубликовал «Автобиографию», незадолго до смерти написал хронику из еврейской жизни – роман «Бен-Изак».
Скончался Антокольский в 1902 г. в Германии, но похоронен в Петербурге на Преображенском еврейском кладбище. До конца своих дней он оставался верен Родине. «Вся душа моя, - писал он Стасову, - принадлежит той стране, где я родился и с которою свыкся. Я глубже там дышу и более чуток ко всему, что там происходит. Вот почему все, что бы я ни сделал, будет всегда результатом тех задушевных впечатлений, которыми матушка Русь вскормила меня».

Творчество М.М. Антокольского

Творчество М. Антокольского, сформировавшееся в пору революционно-демократического подъема России 60-х годов, а позднее всем своим содержанием связанное с идеями передвижничества, представляет замечательное явление в истории русского искусства.

В Риме он создал второе своё крупное произведение – статую «Петр Первый» (1872). Затем эта статуя послужила проектом памятника императору в Таганроге и Архангельске. А меньший её вариант установлен в Нижнем парке Петродворца в Петергофе.

Памятник Петру I в Таганроге
В Таганроге памятник был установлен в 1903 г. Это единственный сохранившийся до настоящего времени полноразмерный экземпляр, отлитый под непосредственным руководством автора.
Пётр на памятнике предстаёт в образе дальновидного и решительного преобразователя России. Император изображён в мундире офицера Преображенского полка. Правой рукой Пётр опирается на трость. В его левой руке зажат эфес шпаги. На груди Петра – орден Андрея Первозванного. От правого плеча к левому бедру грудь императора перепоясывает орденская лента.

В годы пребывания за границей Антокольский часто обращался к темам морально-философского содержания («Христос перед судом народа»; «Смерть Сократа»; «Спиноза»; «Мефистофель»).

М. Антокольский «Христос перед судом народа» (1874-1876)
Образ Христа скульптор трактует с позиций художника-демократа. Он показал Человека, страдающего за народ. В этой статуе автор представляет Христа как историческое лицо, как реформатора, который восстал против фарисеев и саддукеев. Христос изображен в спокойной позе, со связанными руками. На нем полосатый хитон, восточная шапочка, сандалии. Эти бытовые детали разрушили традиционный облик Христа, сложившийся в каноническом искусстве предшествующих эпох. По словам скульптора, его Христос дан таким, каким он «представляется в XIX в.».

М. Антокольский «Смерть Сократа» (1876)
Мастера восхищает мужество философа, умевшего прожить прекрасную жизнь, сумевшего мужественно встретить смерть и предпочесть гибель отказу от своих убеждений. Чаша с цикутой, выпавшая из рук героя, драматизирует сюжет.

М. Антокольский «Мефистофель» (1883)
«Мефистофель» у Антокольского не столько воплощение всеобщего зла, сколько олицетворение мучительного сомнения и неверия. Работая над образом Мефистофеля, скульптор имел в виду литературный прототип из «Фауста» Гёте. Первоначально это была почти иллюстрация к нему, но постепенно образ принял другие, более обобщённые черты. Антокольский изобразил его обнажённым, чтобы избежать воссоздания костюма определённой эпохи.
«"Мефистофель" – это неутолимая злоба, злоба без дна, беспощадная, отвратительная, способная гнездиться в больном теле с разлагающейся душой; он болеет, страдает от того, что все, все пережил, разрушился и не может больше жить, наслаждаться жизнью, как другие около него; он бессилен духом» – писал скульптор. Мефистофель для него стал символом XIX в.

М. Антокольский «Спиноза» (1882)
Спиноза изображён ссутулившимся больным человеком, сидящим в кресле.
Его худое лицо обрамлено длинными вьющимися волосами; в его глазах – печаль и бессилие одинокого, про́клятого человека.
Скульптор глубоко знал характер этого человека, его тяжёлую судьбу, и образ Спинозы получился у него правдивым и трагичным.
В 1660 г. Амстердамская синагога официально просит муниципальные власти осудить Спинозу как «угрозу благочестию и морали», и он вынужден покинуть Амстердам. «...Мы предаём анафеме, проклинаем и отлучаем Баруха де Спинозу... Да будет он проклят днём и проклят ночью... Проклят, когда ложится и когда встаёт, когда выходит и когда входит. Пусть Бог никогда более не простит и не признает его! Пусть гнев и немилость Господня жгут отныне этого человека, обрушивают на него все проклятья, записанные в книге Закона, и искоренят само его имя под небесами... Пусть же будут все предупреждены, что никто не должен общаться с ним словесно, либо письменно, либо оказывать ему какую-либо услугу, либо жить с ним под одой кровлей, либо приближаться к нему на расстояние менее четырёх локтей, либо читать какой-либо документ, продиктованный им или написанный его рукой». Это подлинный текст решения раввината города Амстердама от 27 июля 1656 г. Спиноза отвергал божественное происхождение Библии.

В последние годы творчества Антокольский вновь обращается к темам русской истории. В 1889 г. он закончил статую «Нестор-летописец», а затем исполнил статую «Ермак Тимофеевич» и горельеф «Ярослав Мудрый».

М. Антокольский «Нестор-летописец» (1890)
Нестор – древнерусский писатель, летописец. Монах Киево-Печерского монастыря. Автор житий князей Бориса и Глеба, Феодосия Печерского. Традиционно считается одним из крупнейших историков средневековья – автором первой редакции «Повести временных лет». Это человек, отрешённый от мирской суеты. Летописец сидит за простым столом. Его поза естественна и непринужденна. Взгляд печальных глаз сосредоточен и задумчив.
Мрамор у Антокольского «играет» на лице и одежде статуи, придавая образу жизненность.

М. Антокольский.

Антокольский, Марк Матвеевич - первый скульптор-еврей, который благодаря своему выдающемуся таланту приобрел громкую известность и всемирную славу. Его дарование представляет исключительное явление в истории интеллектуальной жизни евреев: он первый опроверг старую легенду о том, что евреи не способны к скульптуре; вслед за ним появляется целая плеяда талантливых евреев, которые стали заниматься скульптурой с таким же успехом, как и другими искусствами. - А. родился в Вильне в 1843 году (по некоторым источникам, в 1842 году). Его родители, люди необразованные и небогатые, обремененные большим семейством (7 человек детей), содержали торговлю, нечто вроде харчевни, на одной из главных улиц города (в 1906 году на доме, где родился А., была прибита мраморная доска). Детство А. было безотрадное: «Я не был балован никем, я был нелюбимый ребенок, мне доставалось от всех, кто хотел - бил меня, а ласкать меня никто не ласкал…» Единственно, кого А. любил - это была его мать; о ней он сохранил лучшую память. Условия, среди которых приходилось А. жить и работать дома, и случай, который дал ему возможность выбраться из дому, чтобы учиться, походят на условия жизни всех молодых талантливых евреев того времени. Еще мальчиком А. самоучкой рисовал на столе и на стенах - «рисовал по ночам; моя страсть не была понятна родителям, и они не только ее не поощряли, но жестоко преследовали ее». Его отдавали в учение к разным ремесленникам и, наконец, к резчику по дереву. Первые работы А. обратили на себя внимание жены виленского генерал-губернатора Назимова; она снабдила начинающего художника письмом в Петербург, и это содействовало поступлению А. в Академию художеств к проф. Пименову (в 1862 году). А. было тогда 21 г. (о своем отъезде из Вильны и об учении в академии А. рассказывает подробно и художественно в своей автобиографии,«Вестник Европы», 1887).

Товарищами A. по академии были молодые таланты: Семирадский, Савицкий, Максимов, Ковалевский, Васнецов и Репин; с последним А. в особенности близко сошелся - они жили вместе несколько лет. Академия в то время придерживалась еще старых традиций прошлых веков. В учении царствовал ложноклассический метод. Старые профессора, воспитанные на рутине академизма 18 века, не могли понять стремлений молодых талантов, начинавших искать новых путей в искусстве. Отживающий ложноклассицизм находил еще отклик среди очень немногих (Семирадский); большинство же молодых талантов сплачивается и под влиянием событий и идей 60-х годов стремится посвятить свои силы и способности служению народу. На место индифферентного, всенивелирующего академизма вырастает реализм на почве национализма и индивидуализма. А. всецело примкнул к направлению молодых художников; его первые самостоятельные работы посвящены еврейской жизни, впечатления от которой еще были свежи в его памяти и близки его сердцу. В 1864 году он вырезал из дерева «Еврея-портного» (см. иллюстр.; получил 2-ю серебряную медаль), в 1865 году из слоновой кости - «Скупого» (см. иллюстр.; получил 1-ю серебр. медаль и стипендию) и «Мальчика, крадущего яблоки»; в 1868 г. из воска и дерева сделал эскиз «Спор о Талмуде» (см. иллюстр.), и, наконец, в продолжение 6 лет (1863-69) лепил из воска композицию «Нападение инквизиции на евреев» (см. иллюстр.) и к ней - этюд-голову под названием «Натан Мудрый» (см. иллюстр.).

Скупой.

Товарищи-художники приветствовали эту работу, как задуманную оригинально и своеобразно исполненную. В. Стасов писал: «Из всего созданного А. не было у него задачи более великой, сильной и обширной: тут шла речь об угнетении, о несчастной участи целого племени, затоптанного и мучимого, и сверх того А. пробовал здесь и со стороны чисто художественной нечто совершенно новое и небывалое». Это новое, «небывалое» навлекло на А. гнев профессоров Академии; за эту работу, поставленную на экзамене, А. стал терпеть притеснения в Академии; он должен был искать приюта в другой академии и в 1868 г. уехал в Берлин; но там он вскоре еще более разочаровался в режиме академии и потому возвратился в Петербург, где продолжал работать над «Инквизицией». В 1871 г. «Инквизиция» была выставлена в академии и имела успех: ее заказала из терракоты вел. кн. Мария Николаевна. Отлитая потом из цинка, «Инквизиция» испортилась до такой степени, что А. никогда более ее никому не показывал. Этой работой заканчивается у A. период исполнения еврейских сюжетов. Потом в разные годы А. задумывал еврейские типы и сцены: «Моисей», «Самсон», «Дебора», «Шейлок», «Иеремия», «Спиноза», сцену «Еврей-пойманник» и др., но, кроме «Спинозы», ему не удалось исполнить эти сюжеты, и только в конце своей жизни он вернулся к «Инквизиции». «Чтобы воспроизводить евреев так, как я их знаю, необходимо жить среди них, там, где эта жизнь кругом тебя клокочет и кипит, а делать за глаза - это то же самое, что художнику работать без натуры…» - Тесное общение с товарищами-русскими, доброе, дружелюбное отношение образованных русских людей к таланту-еврею сделали то, что А. искренно полюбил то общество, среди которого он жил, учился и развивался; он основательно ознакомился с русской литературой, изучил русскую историю. В 1870 г. он начал лепить «Ивана Грозного» (см. иллюстр.).

Скульптура М. М. Антокольского. Иоанн Грозный.

Средства к жизни у него тогда были очень скудные, помещение для работы крайне неудобное. В середине работы А. вынужден был перенести глиняную статую «Ивана Грозного» в другую, еще менее удобную мастерскую. Пришлось статую разрезать на части, чтобы нести ее по узким лестницам на 4-й этаж Академии. Однако А. преодолел всякие затруднения и в феврале 1871 г. закончил работу. Профессора отказались прийти смотреть ее. Тогда А. пригласил в мастерскую великую княгиню Марию Николаевну (в то время президента Академии). Придя в восторг от статуи, она сообщила об этом императору Александру II, который посетил мастерскую А., поздравил его с успехом и приобрел статую из бронзы для Эрмитажа за 8000 рублей. После этого Совет Академии присудил А. за «Ивана Грозного» высшую награду - звание академика (21 февраля). Статуя «Иван Грозный» показывалась публике сперва в мастерской художника, а потом в залах музея Академии и имела колоссальный успех; о ней заговорили все. В. В. Стасов и И. С. Тургенев первые написали восторженные отзывы о ней и предсказали ее автору великую будущность. «Я заснул бедным, встал богатым. Вчера был неизвестным, сегодня стал модным». В это время А. познакомился с лучшими представителями русского интеллигентного общества: Тургеневым, Кавелиным, Боткиным и др.; он бывал у Серова, Пыпина, Стасова. Вскоре его имя стало известным и за границей. Кенсингтонский музей приобрел гипсовую копию с «Ивана Грозного» - честь, которой редко удостаиваются иностранные художники. - Усиленные работы и прежние скверные условия жизни подорвали здоровье А., и он в апреле 1872 г. уехал в Италию, взяв с собою будущего скульптора, своего маленького ученика Гинцбурга, привезенного им в 1871 г. из Вильны.

М. М. Антокольский. Рисунок И. Репина, сделанный в 1866 г.

Из Италии А. прислал в 1872 г. в Петербург статую Петра I, работу, полную мощи и энергии; но она не имела успеха (впоследствии, приобретенная императором Александром II, она была поставлена в Петергофе перед Монплезиром). В том же году А. лепил проекты статуй для Николаевского моста в Петербурге (Иоанн III и Ярослав Мудрый в особенности удачны). - В 1872 году А. (женившись на красавице-еврейке, дочери виленского купца Апатова) уехал в Рим, где встретил много прежних товарищей (Репин, Васнецов, Поленов, Ковалевский, Мамонтов, Иванов, Прахов, Третьяков и др.) и завел новые знакомства. Вечный Рим не остался без воздействия на природную склонность А. к философским и мировым идеям. «Есть четыре степени эгоизма: личный, семейный, национальный и общечеловеческий; излишне сказать, чей эгоизм лучше, кто больше страдает и наслаждается, чья жизнь шире и глубже. Я не могу проследить самого себя, какими путями и почему складывался у меня взгляд и любовь на общечеловеческие идеи…» В 1874 г. А. стал лепить статую «Христа» и начал статую «Сократа».

Скульптура М. М. Антокольского: Смерть Сократа.

Жизнь в Риме не удовлетворяла А. Искусство современных итальянцев ему не нравилось: «Римляне работают, как дети, - грациозно, мило, забавно по содержанию и пестро по исполнению. Сюжеты они черпают из своих же мастерских». В 1876 г. А. уехал в Париж, который так понравился ему, что он решил поселиться там. Вернувшись в 1877 г. в Рим, А. закончил из мрамора «Сократа» (см. иллюстр.) и сделал «Надгробный памятник кн. Оболенской», горельеф «Последний вздох», барельеф «Безвозвратная потеря»; проект памятника Оршанскому и др. Все свои работы А. привез в 1878 г. в Париж и выставил на Всемирной выставке, где ему была присуждена высшая награда, médaille d’honneur, и орден Почетного легиона. В Париже А. близко сошелся с художниками Боголюбовым, Харламовым, Похитоновым, Дмитриевым и Леманом, часто видался с Тургеневым, с г-жами Виардо и Бларамберг, участвовал в образовании «Художественного кружка», во главе которого, кроме А., находились Тургенев, Боголюбов и барон Г. О. Гинцбург. Вылепив в 1878 г. горельеф «Иоанн Креститель» и барельеф-портрет барона Марка Гинцбурга (см. иллюстр.), а в 1879 г. статую «Мефистофеля», бюст И. С. Тургенева и др., А. отправил эти работы вместе со всеми прежними в Петербург, где выставил их в 1880 г. в Академии художеств.

Скульптура М. М. Антокольского: Барельеф-портрет барона Марка Гинцбурга.

Среди художников и любителей выставка имела успех (Академия наградила А. званием профессора). Но реакционная печать, которая стала тогда приобретать особенную силу, отнеслась отрицательно к работе художника-еврея. Разочарованный А. возвратился в Париж и погрузился в работы. Парижская шумная жизнь мало соответствовала натуре А. «Париж, право, не по мне; конечно, в Париже можно все найти, но там преобладает форма без содержания, а меньше всего здесь душевной простоты». Искусство французов восхищало А. только своей внешней стороной - технически виртуозной, идейная же сторона его не удовлетворяла. А. вел замкнутую жизнь, весь день непрерывно работал в мастерской, а по вечерам дома устраивал маленький музей старинных вещей, которые собирал в продолжение многих лет. Дороговизна жизни в Париже заставила А. тратить много времени и сил на исполнение неинтересных заказов - это его утомляло и угнетало; «заказные работы, - говорил А., - пасынки». Однако А. много творил в это время и каждый год делал по большой статуе. В 1881 г. - «Спиноза» (по заказу барона Г. О. Гинцбурга); в 1882 г. - «Офелия»; в 1883-1884 гг. - «Мученица» («Не от мира сего»); в 1886 гг. - «Христос» (для памятника, по заказу Г. Малютина); в 1887г. - «Статуя барона Штиглица»; в 1888 - «Нестор»; в 1889-1890 гг. - «Ермак» (см. иллюстр.); в 1889 г. - «Христос» (проект для маяка).

Скульптура М. М. Антокольского: Спиноза.

Скульптура М. М. Антокольского: Ермак.

Все эти работы А. показывал парижской публике в своей мастерской (в то время он был избран в члены-корреспонденты Парижской академии и награжден высшим орденом Почетного легиона). Везде, где А. выставлял свои работы, ему присуждали высшие награды (Мюнхен и Вена - золотые медали); его также выбрали почетным членом многих академий. «Как мне не показать свои работы родине, которой я всем обязан!» - и, забыв свой неуспех 1880 г., а также нападки, которые позже сыпались на него, Антокольский выставил свои вещи в Петербурге в 1893 г. Никогда в залах Академии не было выставляемо такого количества статуй русского скульптора; никогда скульптура так глубоко не затрагивала истории России. Но торжествующая человеконенавистническая печать встретила выставку А. площадною руганью. Время было тогда такое, что никто не осмеливался возражать, и один только В. В. Стасов заступился за художника. Нападки, однако, угнетающим образом подействовали на больного А., и, уезжая из Петербурга, он напечатал в «Новостях» письмо «После выставки», которое заканчивается словами: «Многие годы уже люди известного лагеря издеваются над моими работами, глумятся надо мною, над моим племенем, клевещут и обвиняют меня при всяком удобном и неудобном случае в разных небылицах: я «нахал», «трус», «пролаза», «гордец», «рекламист», получаю награды благодаря жидовским банкирам и т. д., и т. д. И при этом не замечают, что, обвиняя меня, обвиняют шесть академий разных стран, членом которых я имею честь состоять, и жюри двух международных выставок, почтивших меня наградами». Наступила полоса неудач. В Париже А. получил известие, что его любимая статуя «Не от мира сего» при спуске с лестницы разбилась. Он в отчаянии хотел сделать другую, но владелец статуи, П. Н. Третъяков, не согласился, требуя статую склеенную. «Не могу согласиться, чтобы эта работа осталась в единственном виде, в безобразном виде. Родители устраивают своих детей, но не продают их - менее всего я думал о деньгах, когда я работал эту статую»… В то время материальное положение А. ухудшилось. Он предпринял издание своих работ в малом размере и начал новые небольшие вещи: «Сон», «Ундина», «На перепутье», «Спящая красавица». Вскоре он получил заказы, приятные и в художественном отношении: «Сестра милосердия» (для надгробного памятника в Болгарии; см. иллюстрацию), «Ангел» (для надгробного памятника г. Терещенко) - 1895 г.; статуя имп. Александра II (по заказу бар. Г. О. Гинцбурга), «Ангел» (надгробн. памятник кн. Юсуповой) - 1896 г.; статуя имп. Александра III (для постановки ее в залах Музея имп. Александра III) и, наконец, памятник имп. Екатерины II для гор. Вильны.

Скульптура М. М. Антокольского: Сестра милосердия.

Все новые работы свои А. выставил в 1900 г. на Парижской всемирной выставке и получил высшую награду (médaille d’honneur), и командорский крест Почетного легиона. - В конце 90-х годов А. часто хворал; неприятности и усиленная работа в мастерской отдалили его от общества: он нигде не бывал, но поддерживал сношения с русскими друзьями. - Незадолго до смерти Антокольский задумал исполнить цикл вещей под названием «Всемирная трагедия», в трех горельефах и одной группе: 1) Нападение европейцев на варваров, 2) Нападение язычников на христиан и 3) Нападение инквизиции на евреев; в заключение группа: «Помирились» - два врага лежат мертвые, обнявшись в борьбе.

Из всего этого остался эскиз «Нападение язычников на христиан» и «Нападение инквизиции на евреев».

М. М. Антокольский: «Инквизиция» (с рисунка пером).

Последнее А. начал в большом размере - это та самая «Инквизиция», над которой А. работал еще 40 лет назад в начале своей деятельности; таким образом, работа эта была первым и последним словом его деятельности. Заключительное слово, «Помирились», А. как бы сам выразил преждевременной смертью, заболев весною 1902 г.; у него обострилась старая болезнь желудка; он уехал лечиться во Франкфурт-на-М., но вскоре, перевезенный в Гомбург, скончался в конце июня 1902 г. - А. погребен в Петербурге на еврейском Преображенском кладбище.

Работы А. находятся в музеях, в частных галереях, у частных лиц и у наследников А. Наибольшее число произведений собрано в Музее имп. Александра III: статуи «Иван Грозный», «Христос», «Сократ», «Мефистофель», «Иоанн Креститель», «Ярослав Мудрый», «Ермак» (статуя-эскиз); «Нестор», бюсты: имп. Николая II, имп. Марии Феодоровны, имп. Александры Феодоровны, С. П. Боткина, Петра I. В Третьяковской галерее - статуи: «He от мира сего», «Иван Грозный», «Христос» (бюст). В Радищевском музее (Саратов): «Петр I» (статуя), «Христос» (голова), барельеф М. Гинцбурга, бюсты: Тургенева, Краевского, «Ив. Грозный».

Скульптура М. М. Антокольского: Ярослав Мудрый.

А. не любил портретов; большею частью он их делал по заказу; между ними, однако, многие замечательны по сходству и по исполнению: «Барельеф-портрет барона М. Гинцбурга», «Безвозвратная потеря» (умерший сын художника), бюсты: велик. кн. Николая Николаевича Старш., Арцимовича, Краевского, Боткина, Полякова и др. - А. участвовал в конкурсе памятника Пушкину (1875); его проект отличался оригинальностью, красотой, но не был одобрен комиссией. С тех пор А. не принимал участия в конкурсах по принципу, считая их негодными при тех условиях, при коих они обыкновенно устраиваются. Несколько публичных памятников А. исполнил по личному заказу: памятник имп. Екатерины II (Вильна), Петра I (Петергоф), Грота (Петербург). Гораздо больше А. поставил надгробных памятников: кн. Оболенской (Рим), Сестры милосердия (Болгария), Юсуповой (Петербург), Дмитриева (Москва), Оршанского (Екатеринослав), Надсона (Петербург), Терещенко (Киев). Много статуй исполнил А. для постановки внутри зданий: бар. Штиглица (Петербург), гр. Панина, Полякова (Петербург), имп. Александра II, имп. Александра III (для Музея имп. Александра III). После смерти А. в мастерской его осталось много работ неоконченных и много эскизов, из которых особенно интересны: «Самсон», «Диоген в темнице», «Микеланджело» и др.

А. много писал. Кроме своей автобиографии, А. писал художественные статьи в «С.-Петерб. ведомостях», «Новостях», «Неделе», «Искусстве и художеств. пром.». Незадолго до своей смерти он написал роман «Бен-Изак» - хроника из еврейской жизни (рукопись хранится в Имп. Публичной библиотеке). Кроме того, А. вел обширную переписку с друзьями; в письмах этих разбросаны глубокие, интересные суждения об искусстве вообще и о работах автора в частности. Письма эти, собранные В. В. Стасовым, изданы Вольфом в 1905 г. («М. М. Антокольский, его жизнь, творения, письма и статьи» под редакцией В. В. Стасова).

Как талант-самородок, А. выработал новые пути для выражения в скульптуре душевных движений. В России он был первым скульптором, который отказался от устарелого академизма; работая в духе времени, А. расширил задачи искусства. Как семит-деист, А. в творения свои вкладывал философские идеи: торжество духа и разума над силою и неблагодарность толпы к великим вождям мысли. Большинство его героев - жертвы тирании толпы (Христос связанный, Сократ отравленный, Мученица слепая, Спиноза всеми оставленный, Иоанн Креститель обезглавленный). Но идеи этих героев, их мысли торжествуют; они - вечны. В других героях А. выражает идею преданности людей сильной воли, людей ума к своей родине (Петр I, Ермак, Нестор и др.). Большинство других работ А. носит поэтический характер и отражает душевное состояние элегичной натуры автора. Работы А. свидетельствуют о его бесконечной любви к искусству и о его серьезном отношении к работе, которая была главным утешением и счастьем его жизни. Значительное число работ А. говорит об удивительной неутомимости художника, несмотря на слабое его здоровье и на неблагодарные условия, среди которых он жил. Главным девизом А. во время работы были слова Б. Спинозы: «Я прохожу мимо зла человеческого, ибо оно мешает мне служить идее Бога». По отношению к критике работ своих А. часто повторял слова: «Я всех слушаю и никого не слушаюсь». - А. с детства был верующим евреем и остался таковым до конца своей жизни. Он никогда по субботам не работал; по праздникам он молился. Его вечно волновала горькая судьба евреев (письмо к Тургеневу и др. по поводу погромов). Он очень интересовался молодыми еврейскими художниками. Постоянно мечтал он о распространении среди русских евреев художественно-промышленного образования и старался основывать соответствующие общества. Мечтал он также о том, чтобы сгруппировать в Европе еврейских художников с тем, чтобы из них могла образоваться своя школа с особым обликом, настроением, стилем и строем. - А. был профессором петерб. Академии худ. (1880), действительным членом Академии (1893 г.), членом-корреспондентом Парижской академии, почетным членом Венской, Берлинской, Лондонской и некоторых других академий, кавалером командорского ордена Почетного легиона и действ. ст. советником (получил в день юбилея 29 декабря 1896 г.). - С А. писали портреты И. И. Крамской (2 портрета), Репин (2 портрета), Васнецов; лепили: Васютинский, Мамонтов, Гинцбург (бюст, статуэтка, горельеф). О работах А. много писалось в русской и иностранной печати (в особенности много статей появилось в 80-х и 90-х годах). - Ср.: Собко, Словарь русских художников; Стасов, Полное собрание сочинений; Булгаков, «Наши художники»; Венгеров, Словарь писателей; Гинцбург, «Из моей жизни»; Маггид, «М. Антокольский, его жизнь и художественная деятельность» (на еврейском языке).

Илья Гинцбург. ‎ 8.

Любовь Головина

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПАНОРАМА

Номер журнала:

СМЕНА ХУДОЖЕСТВЕННЫХ СТИЛЕЙ В ИСКУССТВЕ ЧАСТО СОПРОВОЖДАЕТСЯ ВОЗНИКНОВЕНИЕМ ЯРКИХ ТВОРЧЕСКИХ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЕЙ. ИСКУССТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХIХ ВЕКА НА СРАВНИТЕЛЬНО КОРОТКОМ ВРЕМЕННОМ ОТ РЕЗКЕ ДАЛО ЦЕЛОЕ СОЗВЕЗДИЕ НЕЗАУРЯДНЫХ МАСТЕРОВ. НЕ ПОСЛЕДНЕЕ МЕСТО СРЕДИ НИХ ЗАНИМАЛ СКУЛЬПТОР МАРК МАТВЕЕВИЧ АНТОКОЛЬСКИЙ. ВОКРУГ ИМЕНИ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА В НАЧАЛЕ ЕГО ТВОРЧЕСТВА СКРЕСТИЛИСЬ МЕЧИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ КРИТИКИ И АПОЛОГЕТОВ АКАДЕМИЗМА. ЭТО ПРОТИВОСТОЯНИЕ СИЛЬНО ОСЛОЖНИЛО ЖИЗНЬ ВАЯТЕЛЯ, НО ОДНО ВРЕМЕННО СДЕЛАЛО ЕГО ЗНАКОВОЙ ФИ ГУРОЙ В ИСТОРИИ РУССКОЙ СКУЛЬПТУРЫ.

Марк Антокольский родился в городе Вильно, в районе, называвшемся Антоколь (отсюда и происхождение фамилии), в семье многодетного еврея-трактирщика. Сам факт рождения за чертой оседлости не предвещал ничего хорошего, к тому же семья сильно нуждалась. Детские годы будущего мастера были настолько безрадостны, что, решив написать свою биографию в зрелом возрасте, Антокольский начал ее с момента поступления в Академию художеств, старательно исключив детские годы. «Детство мое слишком мрачно, да так мрачно, что я с содроганием вспоминаю, а писать мне о нем тяжело. Я был нелюбимым ребенком, и мне доставалось от всех...». Отец Марка мечтал сделать из сына трактирщика или пристроить его к какому-либо прибыльному делу. Художественные склонности сына не только не поощрялись, но и считались «опасным бредом». Первый опыт художественного творчества, выразившийся в росписи свежепобеленной отцовской печи, закончился жестокими побоями. Однако вскоре, отчаявшись пробудить в сыне-«истукане» сознание, трактирщик определил его в мастерскую позументщика, где тот должен был постигнуть науку изготовления золотой и серебряной тесьмы. От позументщика юный Антокольский вскоре сбежал и продолжил образование в мастерской резчика по дереву Тасселькраута, который и стал его первым серьезным наставником. Через год он уже делал рамы у другого мастера-резчика - Джимадра. Вырваться из этого замкнутого круга помог случай. Увидев однажды репродукцию знаменитой картины Ван Дейка «Христос и Богоматерь», Антокольский вырезал ее в дереве. работу увидела жена виленского генерал-губернатора А.А. Назимова и, восхитившись, дала молодому человеку рекомендательное письмо к петербургской приятельнице баронессе Эдитт Федоровне Раден - фрейлине великой княгини Елены Павловны. Так в жизни Марка Антокольского произошел счастливый поворот.

4 ноября 1862 года он был зачислен в Академию художеств в качестве вольнослушателя, так как довольно слабо умел рисовать. Недостаток технических навыков Антокольский компенсировал напряженной работой под руководством сначала профессора класса скульптуры Н.С. Пименова, а затем, после внезапной смерти учителя, у И.И. Реймерса. В Академии художеств по-прежнему штудировали антики, работали с «образцов», однако в каникулы, отдыхая на родине, в Вильно, скульптор лепил жанровые композиции. Вскоре на отчетной выставке 1864-1865 годов появились его «Портной» (1864) и «Скупой» (1865). Обе работы были удостоены серебряной медали, а за «Скупого» ему назначили стипендию в размере 29 рублей.

В Академии художеств Антокольский пробыл семь лет. В ноябре 1867 года он писал в Вильно некоему Барелю: «В классе работаю целый день и не имею свободной минуты, но зато теперь не падаю духом. В первый раз начал в классе работать глину и, слава Богу, получил на экзамене первый номер. Скульпторы, наверное, сделались моими тайными врагами, но меня это не огорчает. Стол у меня очень плохой. Вернее будет, если напишу, что никакого стола у меня нет». Успехи в учебе окрыляли скульптора, но угнетало хроническое безденежье. Чтобы прокормить себя, Антокольский работал в токарной мастерской, вырезая номера на бильярдных шарах из кости за несколько копеек, и лепил из глины амуров в стиле Пуссена. В самые первые годы его пребывания в Петербурге он получал десять рублей стипендии из кассы «вспомоществования нуждающимся евреям», учрежденной банкиром И.Г. Гинцбургом.

К материальным проблемам прибавлялось сознание того, что он крайне неграмотен. Действительно, Антокольский был более умным, чем образованным человеком. Этот факт сильно затруднял его общение с людьми, так как он не только писал с многочисленными ошибками в русском языке, но и говорил не слишком правильно. В одном из писем он жаловался В.В. Стасову: «Наша интеллигенция третирует меня как пешку. А почему? Право не знаю. Думаю, однако, потому, что я неправильно пишу (других грехов за мной не водится, кажется), точно будто уже доказано, что кто правильно пишет, тот правильно и думает». Известно, что, прежде чем отправить письмо, Антокольский давал его кому-нибудь проверить.

Еще одним обстоятельством, серьезно омрачавшим жизнь скульптора, было некое российское законоположение, отмененное впоследствии Александром II, согласно которому еврейские общества имели право ловить всех беспаспортных евреев, принадлежащих к другому обществу, даже губернии, и отдавать их в солдаты в зачет своей рекрутской повинности. рекрутские наборы на долгие годы были одним из кошмаров скульптора.

Отъезд Антокольского из Петербурга в Берлин летом 1868 года объяснялся тем, что он боялся неизбежного провала на общеобразовательных экзаменах в Академии и отчисления. В этом случае молодой скульптор лишался законного основания для пребывания в столице и его могли отдать в солдаты свои же соплеменники.

«Даль всегда заманчива... - писал юноша о предстоящем путешествии. - Мое воображение сильно работало: мне казалось, что там все такие ученые, так хорошо понимают искусство... О, там не дадут мне упасть». Испросив в Академии отпуск до 1 октября, он покинул россию. Однако Берлин его разочаровал. В берлинской Академии царила та же рутина и условность в искусстве, что и в Петербурге. Учиться там было положительно нечему. Вернувшись в россию в ноябре 1868 года, Антокольский столкнулся с теми же трудностями и проблемами, от которых бежал: вольнослушатель без перспективы и материального обеспечения.

«Мое положение с каждым днем становилось все хуже и хуже, моя бодрость была надломлена, по временам я падал духом: у меня не было ни настоящего ни будущего - оставаться в Академии было невозможно и добиться от нее я ничего не мог». В таком состоянии души скульптор решил принять участие в конкурсной программе Академии и создать статую Иоанна Грозного. Но и здесь его подстерегали неприятности. Будучи вольнослушателем, Антокольский не имел право принимать участие в конкурсе, победа в котором могла принести ему статус художника и освобождение от рекрутства. Единственным выходом было получение звания почетного гражданина, дававшего возможность избрать профессию художника. Антокольский подал прошение в совет Академии, умоляя сделать для него исключение. Ему вновь повезло, и в апреле 1870 года он получил личное звание почетного гражданина. Далее возникли проблемы с помещением для работы. Звание не давало возможности занимать помещения Академии. Класс, где Антокольский предполагал работать над статуей, требовалось освободить к началу занятий. Вновь начались хождения по начальству с унизительными просьбами. В конце концов ему была выделена маленькая каморка на четвертом этаже академического здания, куда служители Академии, нанятые на средства скульптора, по частям подняли сорокапудовую глиняную модель статуи. При переносе скульптура сильно деформировалась, и многое надо было начинать сначала. Каморка была мало приспособлена для работы, она плохо отапливалась, из-за чего, по настоянию врачей, работа часто прерывалась. Но, несмотря на трудности, она была завершена. Это стало важной вехой в творчестве мастера. Антокольский сумел преодолеть некоторую иллюстративную ограниченность своих ранних произведений, хотя еще и сохранялась композиционная перегруженность, возникшая из-за желания скульптора создать исторически достоверный образ. Так распорядилась судьба, что известность ему принесли сюжеты из еврейского быта, а подлинную славу - темы русской истории.

Бесспорно то, что статуя Грозного грешила элементами многословности, дробности формы, но нельзя отрицать и того, что она открыла новые горизонты современной отечественной скульптуры. Антокольский доказал, что в станковой пластике можно воплотить большую тему. Противников нового метода скульптора было очень много. Верный друг Стасов не успевал прикрывать Антокольского от издевательских нападок критиков. Скульптор писал: «...На них я никогда не обращаю внимания, и если люди успевали раздражить меня, то от этого только выигрывал ход моего искусства. Помню, когда я работал "Ивана Грозного" при крайне трудных обстоятельствах,.. я тогда сказал, кажется, Крамскому: хорошо, чем больше они бесят меня, тем лучше выйдет "Иван Грозный"».

Между тем из-за болезни, вызванной трудными условиями работы, представить Грозного к выставке, состоявшейся в ноябре 1870 года скульптор не успел. Перед Антокольским встала почти невыполнимая задача добиться прихода профессоров в его мастерскую. Многочисленные просьбы и приглашения остались без ответа. Академия твердо решила указать этому выскочке его место. И тогда, в обход всяких правил, а он абсолютно не умел играть по правилам, Антокольский обратился к вице-президенту Академии князю Г.Г. Гагарину, который, от неожиданности, тотчас же согласился посетить скульптора. Статуя понравилась князю, и он рекомендовал ее великой княгине Марии Николаевне, бывшей в то время президентом Академии художеств. На следующий день, после того как княгиня увидела статую, Академия получила от министра двора приказ готовиться к визиту самого Александра II. Скульптура настолько понравилась государю, что он заказал ее для Эрмитажа. Совет Академии осознал, что в отношении «Иоанна Грозного» допущена ошибка, и реакция последовала незамедлительно. Императору тотчас же полетела докладная записка, уведомлявшая его о желании Академического совета дать Антокольскому звание академика. Через четыре дня было принято решение «удостоить даровитого художника этим званием». Так, в очередной раз в обход существующих правил, Антокольский получил звание, которое давалось после четырех серебряных, двух золотых медалей и после шестилетнего заграничного пенсионерства. Успех был бесспорным. А главное, Академия выдала ему денежное пособие в размере 250 рублей для окончания статуи. Сохранилась справка о выдаче денег «по назначению его императорского высочества государя великого князя Владимира Александровича» 13 ноября 1870 года. По заказу императора в 1871-1872 годах был исполнен бронзовый отлив статуи, а в 1875 году - сделан мраморный вариант скульптуры для П.М. Третьякова. После выставки в Лондоне в 1872 году Кенсингтонский музей заказал для своей коллекции гипсовый слепок работы.

Деньги растаяли быстро. Не обошлось и без критических нападок. Одной из самых обидных было утверждение, что «Иоанн Грозный» Антокольского не что иное, как парафраз работы французского скульптора Гудона «Вольтер». Однако критические отзывы потонули в восторженном хоре похвал. радость скульптора была безмерной, но потом вновь встал «проклятый» материальный вопрос. Пошатнувшееся здоровье требовало срочной смены климата. Доктор С.П. Боткин, лечивший скульптора, настаивал на незамедлительном отъезде в теплые края, в Италию. Но ехать было не на что. Скульптор вынужден был вновь просить Правление Академии художеств и Министерство просвещения об оказании материальной помощи. В ответе, полученном из Академии, сообщалось, что «Государь император соизволил вам выдачу 4 тысяч рублей», в счет 8 тысяч, обещанных за статую Иоанна Грозного. Помощь оказал и П.М. Третьяков, дав денег на дорогу. В конце августа 1871 года Антокольский покинул Петербург и, заехав по дороге на родину, в Вильно, в октябре прибыл в Рим.

Следующей вехой в творческой эволюции Антокольского, достаточно показательной для иллюстрации «удачливости» скульптора, стала статуя Петра I. Замысел скульптуры родился у него во время работы над «Иоанном Грозным». Он писал: «Мне хотелось олицетворить две совершенно противоположн ые черты русской истории. Мне казалось, что эти, столь чуждые один другому, образы в истории дополняют друг друга и составляют нечто цельное».

Как всегда, приступая к работе, Антокольский забывал о болезни и усталости. Между тем его римская мастерская была не многим лучше петербургской. Низкие, маленькие окна почти не пропускали свет: из-за сырости стены покрывала плесень, а в углах комнаты росла трава. «Бывает время, когда я чувствую себя совсем уставшим и отупевшим, притом же у меня в мастерской воздух отвратительный», - писал он в одном из писем В.В. Стасову. После окончания работы «Петр I» был впервые выставлен в Москве на Всероссийской политехнической выставке, затем отправился в Петербург в Академию художеств. Вновь мнения критики разделились, причем в отличие от «Иоанна Грозного» у «Петра I» было куда меньше апологетов. рецензенты почти в один голос писали о неудаче скульптора, о создании «типа военного педанта, маньяка военного дела». Стасов, и тот был разочарован. «Мне досадно видеть торжество и радость негодяев по случаю неудачи Антокольского», - писал он в письме С.В. Медведевой 29 ноября 1872 года. Заказа на статую ни от кого не поступило, и она на долгие годы осела во дворе литейной мастерской Академии художеств. В Италию к автору она вернулась так сильно испорченной, что Антокольскому захотелось ее выбросить и начать новую. Много времени и сил пришлось потратить на восстановление произведения.

В 1878 году, через пять лет после создания, бронзовый отлив статуи Петра I был показан на Всемирной выставке в Париже, где она имела ошеломляющий успех. Интерес зарубежной прессы пробудил внимание к этой работе и в россии. По указу правительства было решено установить статую в Петергофе перед дворцом Петра I Монплезир. И когда в 1883 году работа была открыта для обозрения, В.В. Стасов писал: «Я давно ее не видал и смотрел на нее как на новость... Спереди и сзади (особливо на некотором расстоянии) - великолепие!! Сила, могущество, порыв, жизни неизмеримая пучина. Я долго-долго и глубоко восхищался». Столь же глубоко скульптура восхитила и А.П. Чехова, который стал инициатором установки ее в Таганроге в связи с 200-летием города, основанного Петром. Кроме Таганрога и Петергофа, бронзовые отливы монумента Петру были установлены в Архангельске (1911) и в Петербурге - на Самсониев-ском проспекте (1909; с 1938 года находится в ГТГ), перед казармами Преображенского полка (1910), в Петрокрепости (1903). Из всех перечисленных памятников Антокольский смог увидеть лишь петергофский вариант.

Семидесятые годы - своеобразный рубеж в творчестве Марка Антокольского. Создав образы Иоанна Грозного и Петра I, скульптор изобразил как бы темную и светлую стороны русской действительности. Успех «Иоанна» и неуспех «Петра», общее состояние дел и здоровья заставили его задуматься не только о роли этих двух персонажей в истории россии, но и о краеугольных понятиях человеческого бытия, таких, как добро и зло, смысле существования искусства, роли художника в мире людей.

«Больше любят "Ивана", чем "Петра", так как Петр - это идеал, отсутствующий в жизни...». И далее: «...русь чего-то жаждет, и, чтобы утолить жажду, глотает свои слезы... русь любит Ивана Грозного, а я нет: я люблю только тех, кто был мучеником за светлые идеи, за любовь к человечеству...». «Вот почему после "Петра" и "Ивана" я стал воспевать не силу, не злобу, не разрушение, а страдания человечества. В этом - я больное дитя своего времени».

Антокольский, человек незаурядного общественного темперамента, под влиянием жизненных обстоятельств становился философом и проповедником мученичества и непротивленчества. «С одной стороны неврастения, декадентство, с другой - биржа и грубый материализм, а в середине так называемый прогресс. Прогресс создал материализм, материализм убил идеалы. Что же касается меня, то я сознаю, что я в жизни слабохарактерен, но я сделал все, что мог, чтобы стать независимым художником и работать прежде всего для самого себя, а там может быть со временем время станет лучше» (авторская орфография).

Стремление Антокольского обособиться от всего и ото всех, подумать о том, в какой мере его работы интересны не только соотечественникам, но и всему миру, наконец, желание отрешиться от национальных сюжетов встречали активное сопротивление друга В.В. Стасова. В «Вестнике Европы» он выражал сожаление по поводу того, что Антокольский вступает на новую, «не по-прежнему своеобразную дорогу, не русскую и не еврейскую, а на какую-то чуждую ему самому, его натуре, и таланту». Подобные метаморфозы критик приписывал «общеевропейскому влиянию». Антокольский отстаивал свое право на свободу выбора сюжетов. Он писал: «Вам известно, что я индивидуалист и страстный поклонник индивидуальных личностей, которые не идут по увлечению толпы, а идут самостоятельно туда, куда ясное сознание влечет их... Часто они становятся мучениками, жертвой безрассудной толпы, но в конце концов их дух, идея восторжествуют». Это желание решать в своем творчестве общечеловеческие задачи привело Антокольского к созданию «космополитических» (определение Стасова) образов Христа, Спинозы, Сократа и других «друзей человечества». На упреки Стасова скульптор ответил, что тот «становится деспотичен в своих требованиях». Подобно многим своим современникам, он рассматривал художественное творчество, художников как носителей нравственных принципов: «...Мы, художники, -толкователи между Богом и человеком, мы заставляем людей умиляться, плакать и радоваться, мы же будим в них лучшее чувство, чувство добра». При этом нравственные принципы Антокольского были далеки от аскетичного подвижничества. Интересно, что он один из немногих художников второй половины века не поддался влиянию личности Л.Н. Толстого и даже смог критически осмыслить его отдельные работы. Известно мнение Антокольского по поводу философских взглядов Толстого. «Какой-то благодетель прислал мне книжку вроде катехизиса всемирного братства. 253 вопроса и ответа... Это в своем роде декадентство, это катехизис, всемирный монастырь с монашенками, только это какой-то идеальный материализм, равняющий огонь и воду, это жизнь без поэзии, это бальзамированная мумия... Я хочу жить полной жизнью. Хочу хохота, веселья, хочу неба, солнца и цветов, хочу, чтобы все были здоровы, счастливы и правдивы... Ах, боже мой, как я глуп, мало ли, что я хочу, да никто меня не хочет».

Творческая деятельность сочеталась у Антокольского с общественной. Переехав в 1877 году в Париж из рима, скульптор моментально оказался вовлечен в благотворительную деятельность созданного там «Художественного общества». В Париже он всячески помогал приезжавшим туда русским художникам, находил для них мастерские, договаривался о продаже картин и, если мог, ссужал деньгами. При этом отношение к нему многих соотечественников продолжало оставаться скептическим. Показательна история с персональной выставкой Антокольского в его парижской мастерской в 1891 году. Он послал в русский клуб в Париже 20 пригласительных билетов. И когда их предложили членам клуба, то те спрашивали с сарказмом: «Даром?» Другие отвечали: «Даром». - «Много ли можно получить?» -«Сколько угодно».

В конце жизни с ним произошло то, чего он всегда боялся. В 1901 году, за год до смерти, он вынужден был распродать на аукционе в Париже всю свою коллекцию антикварных вещей и некоторые собственные произведения.

Марк Антокольский прожил 59 лет, изведал взлеты и падения, неудачи и триумфы, нападки недоброжелателей и поддержку друзей. Живя на чужбине, он работал для россии, не приняв ни одного заграничного заказа, и мечтал вернуться. Его желание исполнилось лишь после смерти.