Урок посвящен теме увядания и запустения дворянских усадьб в начале 20 века.Светлая грусть сопровождает уходящую красоту, умирающие традиции. Но есть надежда, что когда-нибудь все возродится. На уроке используются материалы живописи и музыки, привлекаются стихотворения И.А.Бунина и других русских и зарубежных поэтов.В ходе урока учащиеся наблюдают и выявляют связи трех видов искусств: литературы, живописи и музыки. Рассказ Бунина, музыка айковского, живопись Левитана наиболе полно показывают любовь русского человека к родной земле.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Мотив увядания и запустения дворянских гнезд. Рассказ «Антоновские яблоки»

Материал для урока: Лирика И.А. Бунина, рассказ «Антоновские яблоки», репродукции картин И.И. Левитана, запись музыки П.И. Чайковского из цикла «Времена года»

Эпиграф

«Неразлучны в России живопись, музыка, проза, поэзия… Вместе они образуют единый мощный поток, который несет в себе ношу национальной культуры»

(Александр Блок)

В начале урока звучат фрагменты музыки П.Я. Чайковского

Вопрос:

У каждого времени года есть свои приметы и особенности, и у осени тоже. Давайте подумаем, какие словесные, слуховые, зрительные и душевные ассоциации связаны у вас с темой осени?

Возможные ответы:

Болдинская осень, Пушкин, шорох листьев, осенние элегии, грусть, дожди, урожай, яблоки, запах костров, время размышлений, золотые, бурые и оранжевые листья, музыка Чайковского, Вивальди, картины Левитана, Поленова…

Вопрос:

Как вы можете объяснить смысл эпиграфа, почему для изучения рассказа И.А. Бунина мы привлекаем музыку и живопись?

Возможные ответы:

Музыка и живопись, возможно, помогут глубже почувствовать поэтичность рассказа И.А. Бунина «Антоновские яблоки». Под музыку мы можем рассматривать произведения искусства, можем рисовать под музыку, можем изображать при помощи живописи литературные образы. Музыка вызывает ассоциации, которые можно отобразить в живописи, литературе. Музыка, живопись, литература – разные виды искусства, пользующиеся разными способами выражения, но все они воздействуют на душу человека, помогают разными способами выразить его внутренний мир.

Слово учителя:

Связь живописи и музыки открыта не сегодня, а много веков назад. Ещё Леонардо да Винчи назвал музыку сестрой живописи. Эти два искусства развивались параллельно, дополняя друг друга. Для живописи важны понятия движения, гаммы и цвета. Для музыки - понятия симметрии, звучания цвета, холодного и тёплого звука. Иногда музыка сопровождается гаммой цвета. Эти два вида искусства пользуются одними понятиями, чтобы как можно выразительнее раскрыть сущность идей своих произведений. Говоря о русском искусстве XIX-ХХ веков, специалисты часто называют его «литературоцентричным». И действительно, русская литература во многом определила тематику и проблематику, и музыки, и изобразительного искусства своего времени. Поэтому многие картины русских живописцев кажутся иллюстрациями к романам и рассказам, а музыкальные произведения строятся на подробных литературных ассоциациях. Соединение музыки, живописи и литературы помогает с разных сторон взглянуть на одно и то же явление окружающий нас жизни .

Вопрос:

Как вы думаете, почему для анализа бунинского творчества выбраны именно И.И. Левитан и П.Я. Чайковский?

Возможные ответы:

Рассказ «Антоновские яблоки» переполнен красками, и музыкой, и даже запахами. Читая рассказ, мы видим краски осени и слышим ее музыку. А произведения Бунина, Левитана и Чайковского очень близки в изображении осени.

Слово учителя:

Да, соединение этих трёх великих имён неслучайно. Их объединяет характерное для русской культуры обращение художественного сознания к идеальным началам бытия, которое объединяет человека с природой. Умение в своем искусстве выразить всё многообразие мира и богатство переживаний в сочетании с простотой и доступностью объединяет Чайковского, Левитана и Бунина. Левитан, например, очень часто работал под звуки произведений Чайковского. Полотна художника часто сопоставляют с музыкой этого композитора, находя в них тихую, плавную песенность. Стихотворения же И.А. Бунина, по словам поэта М. Волошина, очень близки “тонкому и золотистому, чисто левитановскому письму”. Пьесы музыкального цикла «Времена года» Чайковского – это русские пейзажи. Непостижимое влияние на композитора имела прелесть русской природы. Подобный душевный отклик вызывали русские дали и у Левитана. Уезжая из России, и Левитан, и Чайковский вскоре начинали тосковать по русской природе. Не менее трепетно относился к ней и Бунин. Об этой привязанности А.А. Блок говорил: “Так знать и любить природу, как умеет Бунин, – мало кто умеет».

Вопрос:

Какие чувства вызывают у вас осенние мелодии П.Я. Чайковского и осенние пейзажи И.И. Левитана? Как они связаны с рассказом и стихами И.А. Бунина?

Возможные ответы:

Природа как будто заглядывает в душу, задает вопросы; теплота и печаль русской жизни; состояние природы тесно связано с состоянием человеческой души; соединение радостного и печального, мирного и грозного, ранящего и исцеляющего; нежного и сурового; прекрасная, но уходящая, увядающая красота; в картинах, в музыке, в рассказе чувствуется открытый финал. Авторы словно дают нам возможность домыслить, додумать продолжение сюжета. Дело даже не в схожести сюжетов, главное – схожесть душевных состояний, вызываемых этими сюжетами…

Слово учителя:

Сегодня мы будем анализировать знаменитый «осенний» рассказ И.А. Бунина «Антоновские яблоки» и вспоминать его лирику, связанную с осенью, тем более что рассказ можно рассматривать как стихотворение в прозе. Сам И.А. Бунин был убежден, что не должно быть «деления художественной литературы на прозу и стихи» и признавался, что такой взгляд кажется ему «неестественным и устарелым». Рассказ был опубликован в 1900 году в журнале «Жизнь» и имел подзаголовок «Картины из книги «Эпитафии».

Вопрос:

Что означает слово «эпитафия»? Почему писатель выбрал именно этот подзаголовок?

Возможные ответы:

Эпитафия – это надгробная речь. Книги такой Бунин не создал, но картины для нее писал. Возможно, «Антоновские яблоки» - это эпитафия, связанная с «золотой» порой России. Возможно, мотив смерти введен для усиления переживания лирического героя, поэтому прекрасный миг остается в памяти навсегда. Красота и смерть, любовь и одиночество, разлука и страдание – это вечные темы, которые помогают выявить личность автора-повествователя.

Вопрос:

Какова композиция рассказа? На сколько частей его можно разделить? Каковы темы каждой из частей и связаны ли они между собой?

Возможные ответы:

Рассказ разделен на 4 фрагмента, у каждого из них своя тема и своя интонация. Картины осени в разных главах показаны через восприятие героя. В центре изображения не только смена осенних месяцев, но и «возрастной» взгляд на мир, к примеру, ребенка, подростка, юноши и зрелого человека. В первой главке раннюю погожую осень мы видим глазами мальчика, «барчука». Во второй главке герой во многом утратил радость и чистоту, свойственную детскому восприятию. В третьей и четвертой главках убывают светлые тона и утверждаются темные, мрачные, тоскливые: «Вот я вижу себя снова в деревне, глубокой осенью. Дни стоят синеватые, пасмурные...»

Слово учителя:

В первой главе речь идет о сильной эмоции, которая часто сопровождает детские воспоминания. Чистота и непосредственность свойственны детской душе. Настроение радости и бодрости вместе с автором переполняет и нас.

Задание: Найдем пример в тексте.

(«В темноте, в глубине сада – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи – то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням». Как хорошо жить на свете!)

Слово учителя:

Во второй главе тон уже не восторженный, а более спокойный. Речь идет о народе, передается уклад его жизни, настроение эпическое. Автор стал взрослее, может оценит происходящее. Описание народа, сельскохозяйственных забот проникнуто грустью, а в природе уже видны необратимые изменения.

Задание: Найдем пример в тексте.

(«Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая… Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, что хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем…»)

Слово учителя:

В третьей главе речь идет о недолгом периоде расцвета поместной культуры, но одновременно автор понимает , что дворянская культура умирает. И.А. Бунин воссоздает мир русской усадьбы на рубеже столетий, семейные традиции дворянского рода, безвозвратно уходящие в прошлое. И природа грустит вместе с автором по незабвенному «золотому веку».

Задание: Найдем в тексте картины увядания природы.

(«Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи… ветер не унимался. Он волновал сад, рвал непрерывно бегущую из трубу людскую струю дыма и снова нагонял зловещие космы пепельных облаков. Они бежали низко и быстро – и скоро, точно дым, затуманивали солнце. Погасал его блеск, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и все чаще начинал сеять дождь…»)

В четвертой главе дано описание поздней осени – начала зимы. Меркнут краски, меньше становится солнечного света. Тишина, грусть. Одиноко скитается рассказчик по уже зимнему лесу. По существу, в рассказе описана осень не одного года, а нескольких, и это постоянно подчеркивается в тексте: «Вспоминается мне урожайный год»; «Эти были так недавно, а меж тем кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие». Обобщение времени углубляется тем, что рассказчик пребывает в разных возрастных ипостасях.

Вопрос:

Возможные ответы:

Судьба конкретной деревни Выселки и конкретных людей воспринимается как общая судьба всего дворянского сословия, да и всей России в целом. Усадебная жизнь – это жизнь идеальная, но она уже невозможна.

Слово учителя:

Вывод Бунина однозначен: только в воображении, только в памяти остается время счастливой, беспечной молодости, острых ощущений и переживаний, гармоничного существования с природой, жизнью простых людей, величием космоса. Усадебная жизнь представляется неким «потерянным раем», блаженство которого, конечно, не могут возвратить жалкие потуги мелкопоместных дворян, воспринимающиеся, скорее, как пародия на былую роскошь.

Вопрос:

Можно ли точно определить сюжет рассказа?

Возможные ответы:

Нет, сюжет в привычном понимании отсутствует, т.е. в рассказе нет событийной динамики. Это рассказ об осени, об антоновских яблоках. Это мозаика разнородных впечатлений.

Слово учителя:

Привычной определенной сюжетной линии рассказ не имеет. Первые же слова произведения: «…Вспоминается мне ранняя погожая осень», - погружают в мир воспоминаний героя. Сюжет - это ощущения, связанные с ними. Рассказ построен как череда воспоминаний, разнородных отступлений, лирических откровений и философских раздумий. В чередовании глав мы видим календарные изменения в природе и связанные с ними ассоциации. Запах яблок - повторяющаяся деталь рассказа. И.А. Бунин описывает сад с антоновскими яблоками в разное время. При этом вечерний пейзаж оказывается ничуть не беднее, чем утренний. Его украшает бриллиантовое созвездие Стожар, Млечный Путь, белеющий над головой, падающие звезды.

Вопрос:

Какую роль играют запахи в рассказе? Какие это запахи?

Возможные ответы:

Запах антоновских яблок будит в душе рассказчика самые различные ассоциации. Меняются запахи – меняется сама жизнь. Дыхание прекрасного, некогда наполнявшего старинные дворянские усадьбы, аромат антоновских яблок уступает место запахам гнилости, плесени, запустения.

Вопрос (домашнее задание).

Как можно озаглавить воспоминания, описанные в 4-х частях рассказа?

Возможные ответы:

1. Воспоминание о ранней погожей осени. Суета в саду.

2. Воспоминание об «урожайном годе». Тишина в саду.

3. Воспоминание об охоте (мелкопоместная жизнь). Буря в саду.

4. Воспоминание о глубокой осени. Наполовину вырубленный, обнаженный сад.

Вопрос:

Что является главным предметом воспоминаний во всех частях рассказа, какие картины изображаются особенно ярко и живо?

Возможные ответы:

Очень много ярких картин, но особенно часто встречаются образы сада…

Слово учителя:

Сад – постоянный фон, на котором разворачиваются события рассказа. Сад у Бунина - это зеркало, отражающее то, что происходит с поместьями и их обитателями . В рассказе он предстает живым существом со своим настроением и характером. Он всякий раз разный, показан через призму настроений автора.

Вопрос:

Каким мы видим сад в прекрасную пору бабьего лета ?

Возможные ответы:

Золотой, подсохший, поредевший, а ранним утром – прохладный, наполненный лиловым туманом.

Вопрос:

Каков сад, когда наступает поздняя осень?

Возможные ответы:

Обнаженный, притихший, смирившийся, черный, покорно ждет зимы, опустевший, унылый (в последней главе).

Слово учителя:

Вот так на фоне сада и личных ощущений, и переживаний героя Бунин изображает процесс вырождения дворянства, несущий с собой невосполнимые потери в духовном и культурном наследии. Поэтизируя прошлое, автор не может не думать о будущем. Прочитаем пейзажную зарисовку в конце рассказа: «Зазимок, первый снег! Борзых нет, охотиться в ноябре не с чем; но наступает зима, начинается "работа" с гончими».

Вопрос:

Какие у вас возникают ассоциации? Почему в конце рассказа возникает образ первого снега?

Возможные ответы:

Образ первого снега, покрывшего поля, ассоциируется с чистым листом бумаги, с чем-то новым, неизвестным, возможно трагическим.

Слово учителя:

Рассказ «Антоновские яблоки» был написан в 1900 году, на стыке двух эпох, двух веков. Такое время принято считать переломным, кризисным. Люди живут в преддверии больших перемен, но кто знает, плохих или хороших? Что ждать от 20 века, века бурно развивающейся техники, времени надвигающихся войн и катаклизмов? Что осталось в веке 19-ом - времени дворянской культуры? Что безвозвратно ушло, что уже никогда не вернуть? Невольно возникает вопрос: «Что напишет новый век на чистом листе бумаги, какие следы оставит на нем?» Эти вопросы, конечно же, волновали И. Бунина, который любил Россию, переживал за её судьбу. После октябрьского переворота он окончательно отверг большевистский режим и вынужден был навсегда покинуть Родину.

Вопрос:

Почему именно антоновские яблоки стали символом уходящего родного быта для Бунина, который через 20 лет станет эмигрантом?

Возможные ответы:

Бунин, долгое время живущий в деревне, хорошо знал, что антоновские яблоки – одна из примет осени. Антоновка – это старинный, зимний, исконно русский, распространенный сорт яблок. Для эмигранта Бунина они позднее станут символом России.

Вопрос:

Что вы можете сказать об ощущении времени в этом произведении?

Возможные ответы:

Длится и длится осень, как будто время умерло или идет по бесконечному кругу. От этого возникает мотив грусти, но это светлая грусть, проникнутая любовью. Сквозная тема этого рассказа – течение времени. А время как будто не властно над рассказчиком.

Слово учителя:

Время течет в рассказе очень странно. С одной стороны, оно вроде бы идет вперед, но в воспоминаниях рассказчик все время обращается назад. Все события, происходящие в прошлом, воспринимаются и переживаются им как сиюминутные, развивающиеся на его глазах. Такая относительность времени является одной из важнейших черт бунинского творчества.

Давайте послушаем течение времени во «Временах года» П.Я. Чайковского. Какое настроение вызывает его музыка? Можно ли здесь найти соответствие настроений осенних мелодий композитора с рассказом И.А. Бунина?

(Звучат отрывки из осенних мелодий «Времен года»)

Возможные ответы:

Вечная красота природы и вечное время, плавность течения жизни, задушевность интонаций, здесь тоже есть длительность, идущая по кругу, и светлая грусть. В музыке слышится мотив вздоха, сожаления, иногда слышится боль и безысходная печаль… Однако в трех разных пьесах слышатся разные оттенки, которые вызывают ассоциации с разными частями бунинского рассказа.

Слово учителя:

«Времена года» многие называют энциклопедией русской усадебной жизни XIX века, что сближает это музыкальное произведение с рассказом И.А. Бунина «Антоновские яблоки». В этих музыкальных пьесах композитором запечатлены и бескрайние русские просторы, и деревенский быт, и сценки из домашнего музыкального быта русских людей того времени. В стихотворении Александра Блока «Я никогда не понимал» известный поэт серебряного века говорит о влиянии музыки на внутренний мир человека:

Я никогда не понимал,
Искусства музыки священной,
А ныне слух мой различал
В ней чей-то голос сокровенный.
Я полюбил в ней ту мечту
И те души моей волненья,
Что всю былую красоту
Волной приносят из забвенья.
Под звуки прошлое встает
И близким кажется и ясным:
То для меня мечта поет,
То веет таинством прекрасным.

Вопросы:

1. Какова тема и идея этого стихотворения?
2. Как они связаны с эпиграфом к уроку?
3. Когда поэт начинает понимать музыку?
4. Почему музыка приносит воспоминания о прошлом? Каковы эти воспоминания?
5. Какие изобразительно-выразительные средства использует поэт?

Возможные ответы:

Тема: музыка; идея: рождение вдохновения, связь музыки и поэзии. А. Блок говорит не только о родственности рождения вдохновения в музыкальном и литературном творчестве, но и о том, что музыка помогает рождению поэтического вдохновения. Эпиграф к уроку, принадлежащий тоже А. Блоку, подтверждает эту мысль и подчеркивает, что такое единение искусств возможно именно в России. Музыку начинаешь понимать с возрастом, пройдя жизненные испытания. Прекрасная музыка возрождает прошлое, которое может быть и светлым и темным, прекрасным и трагичным.

Слово учителя:

Самое главное в музыке, поэзии, живописи – это воздействие на душу человека. И если одно из искусств не вызвало нужных ассоциаций, то ему поможет другое, особенно, если тематика произведений одинакова.

Вопрос (домашнее задание ):

Какие периоды осени отражены в пьесах П.И. Чайковского?

Возможные ответы:

Каждая пьеса запечатлевает один из месяцев года с ярким событием, приходящимся на этот месяц. Чайковский очень любил осень. Свои осенние впечатления он отразил в трех пьесах. Первая осенняя пьеса называется: «Сентябрь. Охота». Охоте посвящены многие страницы произведений русской литературы, картины русских художников. Охота в России всегда проходила очень шумно, весело и требовала от ее участников мужества, силы, ловкости, темперамента и азарта. Вторая осенняя пьеса называется: «Октябрь. Осенняя песня». Она показывает неповторимые красоты русской природы, которая осенью одевается в необыкновенный убор. Третья осенняя пьеса называется: «Ноябрь. На тройке». Хотя ноябрь и считают последним осенним месяцем, в средней полосе России это уже начало зимы. В ноябре деревья уже сбросили листву, замерзают реки, выпадает первый снег.

Слово учителя:

Если вспомнить художников, наиболее близких Чайковскому, то это, в первую очередь, И.И. Левитан. Никто до Левитана не передавал столь выразительно красоту русской природы в разные времена года. У поэта Александра Кушнера есть стихотворение, которое объясняет общенародную любовь к творчеству этого художника:

Боже мой, Левитан! Ведь знакомы до слёз
Этот лес, этот луг, этот мох, этот плёс,
А про март и лошадку в снегу у крыльца
Я бы, кажется, мог говорить без конца,
И, признаться ли, даже казалось порой,
Что как родственник слишком он, что ли, мне свой
И, как детство, пожалуй, чуть-чуть заслонён
Всем, что было с тех пор, столько чудных имён!
Но зашли мы на выставку. Надо взглянуть
Ещё раз на сбегающий к берегу путь
И ещё раз, в последний, наверное, раз
Посмотреть на подкрашенный охрой баркас...

Вопрос:

Почему же творчество И.И. Левитана не только близко музыке П.И. Чайковского или, возможно, любого другого человека искусства, но близко и понятно каждому?

Возможные ответы:

И у музыканта, и у художника толчком к вдохновению, рождающему шедевр, была любовь к родине, духовное единение с ее природной красотой. Любой чувствующий человек не только видит в природе то же самое, но переживает те же самые ощущения. Если бы мы были художниками, то написали бы так же. Мы смотрим и «узнаём» русскую природу уже опосредованно, через творчество Левитана.

Вопрос:

У И.И. Левитана есть очень много полотен, которые посвящены разным периодам осени. Какие «осенние картины» наиболее полно соответствуют тематике урока? Почему?

Возможные ответы:

(«Золотая осень. Слободка», «Золотая осень, 1895», «Осенний пейзаж с церковью», «Осень. Охотник», «Осень. Усадьба»). Эти картины наиболее полно соответствуют тематике и настроениям и рассказа И.А. Бунина, и музыке П.Я. Чайковского. В картинах ощущается светлая грусть и любовь к России, которая прекрасна не только в любое время года, но и в любое историческое время. На этих картинах есть и прекрасная золотая пора осени, и грустная осенняя усадьба, и одинокий охотник в облетевшем уже лесу, и церковь, и деревенские домики…

Слово учителя:

Осенние краски ласкают глаз, заставляют забывать, что эта красота мимолетна. Вслед за теплой и сухой осенью начнутся ненастные дождливые дни. Природа быстро сбросит свой праздничный наряд. А теперь вернемся к рассказу Бунина. Какие из частей рассказа могут иллюстрировать эти картины и музыкальные пьесы?

Возможные ответы:

Каждому из фрагментов бунинского рассказа можно найти соответствие у И.И. Левитана, а также и у П.И. Чайковского. (Находят соответствия).

Слово учителя:

Какая осень чаще всего изображена на картинах Левитана? - Золотая! А какую осень мы представляем себе, прослушав первую и вторую осеннюю пьесу П.Я. Чайковского? – Золотую, т.к. здесь очень теплые музыкальные тона. А какой осенний эпитет чаще всего использует Бунин в начальных фрагментах рассказа? – Золотой! Смысл этого образа чрезвычайно обширен: это и прямое значение (“золотые рамы”) , и обозначение цвета осенней листвы, и передача эмоционального состояния героя, и признак изобилия (зерна, яблок), некогда присущего России, и символ юности, “золотой” поры жизни героя. Эпитет “золотой” относится у Бунина к прошедшему времени, являясь характеристикой дворянской, уходящей России. Этот эпитет ассоциируется ещё с одним понятием: “золотой век” российской жизни, век относительного благополучия, основательности и прочности бытия. Таким видится И.А. Бунину век уходящий. Таким изображают его и П.И. Чайковский, и И.И. Левитан.

Вопрос:

Какова же центральная тема рассказа? Почему с такой грустью описывает Бунин осенний пейзаж?

Возможные ответы:

Центральная тема рассказа - тема разорения дворянских гнезд. Автор пишет о том, что исчезает запах антоновских яблок и распадается веками складывавшийся уклад жизни. Увядание дворянских гнезд ассоциируется у Бунина с осенним пейзажем, с медленным умиранием природы.

Слово учителя:

Любование прошлым привносит в произведение элегическую тональность. Автор поэтизирует обыденные ценности: работу на земле, чистую рубаху и обед с горячей бараниной на деревянных тарелках. Именно в этом произведении высказывает И.А. Бунин важную для него мысль: склад средней дворянской жизни близок к крестьянской. Для наследника дворянской культуры И.А. Бунина такова была усадебная Россия, весь уклад помещичьей жизни, тесно связанный с природой, земледелием, родовыми обычаями, жизнью крестьян. Именно в мире русской усадьбы, по мысли писателя, объединяется прошлое и настоящее, история культуры золотого века и ее судьба на рубеже столетий, семейные традиции дворянского рода и индивидуальная человеческая жизнь. Грусть об уходящих в прошлое дворянских гнездах – лейтмотив не только этого рассказа, но и многочисленных стихотворений И.А. Бунина, таких, как: «Высокий белый зал, где черная рояль…», «В гостиную сквозь сад и пыльные гардины…», «Тихой ночью поздний месяц вышел…», «Вечер», «Запустение», «Листопад».

Подготовленные учащиеся читают и анализируют стихи (домашнее задание)

Вопрос:

Какие чувства и ассоциации вызывают эти стихи? Как они связаны с рассказом «Антоновские яблоки»?

Возможные ответы:

Грустно наблюдать, как все, дорогое тебе с детства, безвозвратно уходит в прошлое. В стихах ощущается тихая грусть, печаль, ностальгия, мотивы одиночества и покинутости. Запустенье, томленье…На пороге нового века остались одни воспоминания. Это прощание с молодостью, с прошлым, которое текло в согласии с природой. Те же мотивы ощущаются и в рассказе.

Слово учителя:

Лейтмотив упадка и разрушения преодолевается поэтизацией прошлого, живущего в памяти культуры… Стихотворениям Бунина об усадьбе свойственны живописность и в то же время вдохновенная эмоциональность, возвышенность и поэтичность чувства. Усадьба становится для лирического героя неотъемлемой частью его индивидуальной жизни и в то же время символом родины, корней рода. Послушайте стихотворение И.А. Бунина «Осыпаются астры в садах…»:

Осыпаются астры в садах,
Стройный клен под окошком желтеет,
И холодный туман на полях
Целый день неподвижно белеет.
Ближний лес затихает, и в нем
Показалися всюду просветы,
И красив он в уборе своем,
Золотистой листвою одетый.
Но под этой сквозною листвой
В этих чащах не слышно ни звука...
Осень веет тоской,
Осень веет разлукой!
Поброди же в последние дни
По аллее, давно молчаливой,
И с любовью и с грустью взгляни
На знакомые нивы.
В тишине деревенских ночей
И в молчанье осенней полночи
Вспомни песни, что пел соловей,
Вспомни летние ночи
И подумай, что годы идут,
Что с весной, как минует ненастье,
Нам они не вернут
Обманувшего счастья...

Вопросы:

1. Какова тема и идея стихотворения?
2. Какова общая тональность стихотворения? Какие слова это доказывают?
3. Какова внешняя и внутренняя тематика этого стихотворения?
4. При помощи каких литературных приемов автор добивается нужного звучания?
5. Надеется ли автор на возрождение чувств, жизни, России? Какие слова это доказывают?

Возможные ответы:

Стихотворение печальное, но горечи в нем нет, только скорбь (тоска, разлука, грусть, ненастье). Внешняя тематика - осень, внутренняя - судьба России. Эпитеты, метафоры и олицетворения, звукопись не просто оживляют природу, но и ярко выявляют образ лирического героя. Автор любит Россию. Но не надеется на ее ближайшее возрождение. Счастье, надежды и мечты – в прошлом (последняя строфа стихотворения).

Вопрос:

Какие общие черты вы заметили у музыкального, поэтического и живописного образа русской осени у И.А. Бунина, П.Я. Чайковского и И.И. Левитана?

Возможные ответы:

Светлая грусть и умиротворение. Любовь к родине. Глубина чувств. Это не только сожаление об увядающей природе, но и осень в жизни человека. Певучесть мелодии осенних пьес П.Я. Чайковского перекликае6тся с напевностью русской речи в рассказе и стихотворениях И.А. Бунина, гамма цветов и настроений в пейзажах И. И. Левитана в точности повторяют цвета и настроения бунинского «осеннего» творчества.

Вопрос:

Почему рассказ «Антоновские яблоки» начинается и заканчивается многоточием?

Возможные ответы:

Это значит, что в нем ничего не начинается и ничего не заканчивается. Физическая жизнь человека конечна, но жизнь души человеческой, жизнь природы, жизнь искусства бесконечны. Что будет дальше с Россией?

Вопрос:

Как эта мысль связана с произведениями Левитана и Чайковского?

Возможные ответы:

Картины Левитана и музыка Чайковского не ограничены никакими рамками. Это течение жизни, взятое в какой-то один момент его развития. Вечная природа льет на нас свет красками, музыкой, словами, в которых отражается не только душа художника, но и наша душа… И, как уже говорилось, у всех рассматриваемых произведений – открытый финал.

Слово учителя:

Происходит ли такое только в творчестве этих великих людей или это общая тенденция мирового искусства? Посмотрим, как высказывается об этой проблеме лауреат Нобелевской премии немецкий писатель, поэт и художник, знаток классической музыки Герман Гессе (1877-1962) в стихотворении «Записанное апрельской ночью»:

О, как прекрасно, что есть краски:
Синяя, Желтая, Белая, Красная и Зеленая!
О, как прекрасно, что есть звуки:
Сопрано, Бас, Рог, Гобой!
О, как прекрасно, что есть язык:
Слова, Стихи, Рифмы,
Нежность созвучия,
Марш и танцы синтаксиса!
Кто играл в их игры,
Кто ощутил вкус их волшебства,
Для того расцветает мир,
Улыбается и раскрывает ему
Свое сердце, свою сущность.

Вопрос:

Что же объединяет все эти виды искусства по мнению Германа Гессе? Согласны ли вы с его точкой зрения?

Возможные ответы:

Музыку, поэзию и литературу объединяет возможность наиболее полно создать образ, который рождается в душе. Образы, идущие из глубины души, чем бы они ни были выражены, всегда прекрасны, потому что они правдивы.

Слово учителя:

Литературу, музыку и живопись объединяет одна и та же причина, одна и та же потребность - выносить в себе образ, чувство или ощущение в литературе, образ пейзажа или какой-либо личности в живописи, звуковой образ в музыке, а затем дать эти образам жизнь, представить их на всеобщее обозрение в том или ином виде искусства. Все это еще раз показывает многогранность искусства, радость, даруемую художественным творчеством. А музыкальные и живописные образы часто помогают писателям и поэтам опосредованно раскрыть проблемы произведений, наиболее полно выявить характеры героев, чтобы дать читателям возможность подумать, поразмышлять.

Вопрос:

В каких известных вам произведениях русской и зарубежной литературы музыка или живопись помогала нам увидеть проблему, раскрыть характер персонажа?

Возможные ответы:

А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери», А.Н. Островский «Гроза», «Бесприданница», Л.Н. Толстой «Война и мир», «Крейцерова соната», И.А. Гончаров «Обломов», А.И. Куприн «Гранатовый браслет», А.П. Чехов «Ионыч», И.С. Тургенев «Певцы», «Отцы и дети», «Дворянское гнездо», В.Г. Короленко «Слепой музыкант», К.Г. Паустовский «Корзина с еловыми шишками», Владимир Орлов «Альтист Данилов», Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея» …

Заключительное слово учителя:

Искусство помогает познавать мир, формирует духовный облик, воспитывает человека, расширяет его кругозор, пробуждает творческие способности. Воспринимая произведения искусства, мы вспоминаем жизненные впечатления, прочитанное, проводим ассоциативные параллели. Окружающий нас мир очень многогранен, интересен и неповторим. Необъяснимо гармонично сочетается в мире обыденное и прекрасное, в предельной простоте звука, цвета и слова можно отразить непостижимое величие природы и тонкие душевные переживания человека!

В рассказе «Антоновские яблоки» тесно переплетается лирическое и философское, повествовательное и эмоциональное. Его можно назвать философским размышлением об основах жизни, о законах бытия, о единстве человеческого существования. Здесь И.А Бунин говорит о том, что счастье можно найти в самых простых вещах, которые окружают нас. Главное - самому быть счастливым. «Антоновские яблоки» необычайно важны для понимания бунинского творчества. Чувствуя, что прошлого не вернуть, писатель зовет не потерять того, что достойно памяти, что прекрасно и вечно. В «Антоновских яблоках» Бунину удалось воспроизвести вневременные ценности, под обыденным течением жизни в прошлом вскрыть истинно прекрасное и неуничтожимое. Произведение Бунина учит нас не только видеть и понимать красоту мира, не только восхищаться прелестью русской природы и русской жизни, но и задумываться о глубоких жизненных вопросах, о смысле жизни.

II

III

IV

…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:

– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мед пьют.

И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке – посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша – целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», – косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка – плисовая, занавеска длинная, а панева – черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…

– Хозяйственная бабочка! – говорит о ней мещанин, покачивая головою. – Переводятся теперь такие…

А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах – весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармонике. И до вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски…

К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…

Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое семизвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад. Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.

– Это вы, барчук? – тихо окликает кто-то из темноты.

– Я. А вы не спите еще, Николай?

– Нам нельзя-с спать. А, должно, уже поздно? Вон, кажись, пассажирский поезд идет…

Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…

– А где у вас ружье, Николай?

– А вот возле ящика-с.

Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.

– Ух, здорово! – скажет мещанин. – Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…

А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

II

«Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился… Вспоминается мне урожайный год.

На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце, и не утерпишь – велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо. К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, – первый признак богатой деревни, – и были все высокие, большие и белые, как лунь. Только и слышишь бывало: «Да, – вот Агафья восемьдесят три годочка отмахала!» – или разговоры в таком роде:

“...Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками... Потом бабьим летом паутины много село на поля... Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и - запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет... И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой”. Здесь живут мещане-садовники, снявшие сад в аренду. “В праздничные же дни около шалаша - целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы”. Все приходят за яблоками. Подходят мальчишки в белых замаш-ных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах - весел.

К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Темнеет. И вот еще запах: в саду - костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев.

“"Ядреная антоновка - к веселому году". Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился... Вспоминается мне урожайный год.

На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце... и побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая”.

“Крепостного права я не знал и не видел, но, помню, у тетки Анны Гера-симовны чувствовал его. Въедешь во двор и сразу ощутишь, что тут оно еще вполне живо. Усадьба - небольшая... Выделяется величиной или, лучше сказать, длиной только почерневшая людская, из которой выглядывают последние могикане дворового сословия - какие-то ветхие старики и старухи, дряхлый повар в отставке, похожий на Дон-Кихота. Все они, когда въезжаешь во двор, подтягиваются и низко-низко кланяются...

Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах... В всех комнатах - в лакейской, в зале, в гости-ной - прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые. Всюду тишина и чистота, хотя, кажется, кресла, столы с инкрустациями и зеркала в узеньких и витых золотых рамах никогда не трогались с места. И вот слышится покашливанье: выходит тетка. Она небольшая, но тоже, как и все кругом, прочная. На плечах у нее накинута большая персидская шаль...”

“С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца; воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков... Наступала долгая, тревожная ночь... Из такой трепки сад выходил почти совсем обнаженным, засыпанным мокрыми листьями и каким-то притихшим, смирившимся. Но зато как красив он был, когда снова наступала ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени! Сохранившаяся листва будет висеть на деревьях уже до первых зазимков. Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном блеске”.

“Когда случалось проспать охоту, отдых был особенно приятен. Проснешься и долго лежишь в постели... Не спеша оденешься, побродишь по саду, найдешь в мокрой листве случайно забытое холодное и мокрое яблоко, и почему-то оно покажется необыкновенно вкусным, совсем не таким, как другие. Потом примешься за книги, - дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьянных корешках. Славно пахнут эти, похожие на церковные требники книги своей пожелтевшей, толстой шершавой бумагой! Какой-то приятной кисловатой плесенью, старинными духами... Хороши и заметки на их полях, крупно и с круглыми мягкими росчерками сделанные гусиным пером... И невольно увлечешься и самой книгой. Это - "Дворянин-философ"... рассказ о том, как "дворянин-философ, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может, получил некогда желание сочинить план света на пространном месте своего селения"...”

“Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие. Перемерли старики в Выселках, умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Семеныч... Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместная жизнь! Вот я вижу себя снова в деревне, глубокой оседью. Дни стоят синеватые, пасмурные. Утром я сажусь в седло и с одной собакой, с ружьем и с рогом уезжаю в.поле. Ветер звонит и гудит в дуло ружья, ветер крепко дует навстречу, иногда с сухим снегом. Целый день я скитаюсь по пустым равнинам... Голодный и прозябший, возвращаюсь я к сумеркам в усадьбу, и на душе становится так тепло и отрадно, когда замелькают огоньки Выселок и потянет из усадьбы запахом дыма, жилья... Иногда заедет какой-нибудь мелкопоместный сосед и надолго увезет меня к себе... Хороша и мелкопоместная жизнь!”

Антоновские яблоки
Иван Алексеевич Бунин

Легкое дыхание

Иван Бунин

Антоновские яблоки

…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:

– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мед пьют.

И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке – посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша – целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», – косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка – плисовая, занавеска длинная, а панева – черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…

– Хозяйственная бабочка! – говорит о ней мещанин, покачивая головою. – Переводятся теперь такие…

А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах – весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармонике. И до вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски…

К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…

Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое семизвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад. Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.

– Это вы, барчук? – тихо окликает кто-то из темноты.

– Я. А вы не спите еще, Николай?

– Нам нельзя-с спать. А, должно, уже поздно? Вон, кажись, пассажирский поезд идет…

Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…

– А где у вас ружье, Николай?

– А вот возле ящика-с.

Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.

– Ух, здорово! – скажет мещанин. – Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…

А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

«Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился… Вспоминается мне урожайный год.

На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце, и не утерпишь – велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо. К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, – первый признак богатой деревни, – и были все высокие, большие и белые, как лунь. Только и слышишь бывало: «Да, – вот Агафья восемьдесят три годочка отмахала!» – или разговоры в таком роде:

– И когда это ты умрешь, Панкрат? Небось тебе лет сто будет?

– Как изволите говорить, батюшка?

– Сколько тебе годов, спрашиваю!

– А не знаю-с, батюшка.

– Да Платона Аполлоныча-то помнишь?

– Как же-с, батюшка, – явственно помню.

– Ну, вот видишь. Тебе, значит, никак не меньше ста.

Старик, который стоит перед барином вытянувшись, кротко и виновато улыбается. Что ж, мол, делать, – виноват, зажился. И он, вероятно, еще более зажился бы, если бы не объелся в Петровки луку.

Помню я и старуху его. Все, бывало, сидит на скамеечке, на крыльце, согнувшись, тряся головой, задыхаясь и держась за скамейку руками, – все о чем-то думает. «О добре своем небось», – говорили бабы, потому что «добра» у нее в сундуках было, правда, много. А она будто и не слышит; подслеповато смотрит куда-то вдаль из-под грустно приподнятых бровей, трясет головой и точно силится вспомнить что-то. Большая была старуха, вся какая-то темная. Панева – чуть не прошлого столетия, чуньки – покойницкие, шея – желтая и высохшая, рубаха с канифасовыми косяками всегда белая-белая, – «совсем хоть в гроб клади». А около крыльца большой камень лежал: сама купила себе на могилку, так же как и саван, – отличный саван, с ангелами, с крестами и с молитвой, напечатанной по краям.

Под стать старикам были и дворы в Выселках: кирпичные, строенные еще дедами. А у богатых мужиков – у Савелия, у Игната, у Дрона – избы были в две-три связи, потому что делиться в Выселках еще не было моды. В таких семьях водили пчел, гордились жеребцом-битюгом сиво-железного цвета и держали усадьбы в порядке. На гумнах темнели густые и тучные конопляники, стояли овины и риги, крытые вприческу; в пуньках и амбарчиках были железные двери, за которыми хранились холсты, прялки, новые полушубки, наборная сбруя, меры, окованные медными обручами. На воротах и на санках были выжжены кресты. И помню, мне порою казалось на редкость заманчивым быть мужиком. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую замашную рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками. Если же, думалось, к этому прибавить здоровую и красивую жену в праздничном уборе да поездку к обедне, а потом обед у бородатого тестя, обед с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками, с сотовым медом и брагой, – так больше и желать невозможно!

Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, – очень недавно, – имел много общего со складом богатой мужицкой жизни по своей домовитости и сельскому старосветскому благополучию. Такова, например, была усадьба тетки Анны Герасимовны, жившей от Выселок верстах в двенадцати. Пока, бывало, доедешь до этой усадьбы, уже совсем ободняется. С собаками, на сворах ехать приходится шагом, да и спешить не хочется, – так весело в открытом поле в солнечный и прохладный день! Местность ровная, видно далеко. Небо легкое и такое просторное и глубокое. Солнце сверкает сбоку, и дорога, укатанная после дождей телегами, замаслилась и блестит, как рельсы. Вокруг раскидываются широкими косяками свежие, пышно-зеленые озими. Взовьется откуда-нибудь ястребок в прозрачном воздухе и замрет на одном месте, трепеща острыми крылышками. А в ясную даль убегают четко видные телеграфные столбы, и проволоки их, как серебряные струны, скользят по склону ясного неба. На них сидят кобчики, – совсем черные значки на нотной бумаге.

Крепостного права я не знал и не видел, но, помню, у тетки Анны Герасимовны чувствовал его. Въедешь во двор и сразу ощутишь, что тут оно еще вполне живо. Усадьба – небольшая, но вся старая, прочная, окруженная столетними березами и лозинами. Надворных построек – невысоких, но домовитых – множество, и все они точно слиты из темных, дубовых бревен под соломенными крышами. Выделяется величиной или, лучше сказать, длиной только почерневшая людская, из которой выглядывают последние могикане дворового сословия – какие-то ветхие старики и старухи, дряхлый повар в отставке, похожий на Дон-Кихота. Все они, когда въезжаешь во двор, подтягиваются и низко-низко кланяются. Седой кучер, направляющийся от каретного сарая взять лошадь, еще у сарая снимает шапку и по всему двору идет с обнаженной головой. Он у тетки ездил форейтором, а теперь возит ее к обедне, – зимой в возке, а летом в крепкой, окованной железом тележке, вроде тех, на которых ездят попы. Сад у тетки славился своею запущенностью, соловьями, горлинками и яблоками, а дом – крышей. Стоял он во главе двора, у самого сада, – ветви лип обнимали его, – был невелик и приземист, но казалось, что ему и веку не будет, – так основательно глядел он из-под своей необыкновенно высокой и толстой соломенной крыши, почерневшей и затвердевшей от времени. Мне его передний фасад представлялся всегда живым: точно старое лицо глядит из-под огромной шапки впадинами глаз, – окнами с перламутровыми от дождя и солнца стеклами. А по бокам этих глаз были крыльца, – два старых больших крыльца с колоннами. На фронтоне их всегда сидели сытые голуби, между тем как тысячи воробьев дождем пересыпались с крыши на крышу… И уютно чувствовал себя гость в этом гнезде под бирюзовым осенним небом!

Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах… Во всех комнатах – в лакейской, в зале, в гостиной – прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые. Всюду тишина и чистота, хотя, кажется, кресла, столы с инкрустациями и зеркала в узеньких и витых золотых рамах никогда не трогались с места. И вот слышится покашливанье: выходит тетка. Она небольшая, но тоже, как и все кругом, прочная. На плечах у нее накинута большая персидская шаль. Выйдет она важно, но приветливо, и сейчас же под бесконечные разговоры про старину, про наследства, начинают появляться угощения: сперва «дули», яблоки, – антоновские, «бель-барыня», боровинка, «плодовитка», – а потом удивительный обед: вся насквозь розовая вареная ветчина с горошком, фаршированная курица, индюшка, маринады и красный квас, – крепкий и сладкий-пресладкий… Окна в сад подняты, и оттуда веет бодрой осенней прохладой…

За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков – охота.

Прежде такие усадьбы, как усадьба Анны Герасимовны, были не редкость. Были и разрушающиеся, но все еще жившие на широкую ногу усадьбы с огромным поместьем, с садом в двадцать десятин. Правда, сохранились некоторые из таких усадеб еще и до сего времени, но в них уже нет жизни… Нет троек, нет верховых «киргизов», нет гончих и борзых собак, нет дворни и нет самого обладателя всего этого – помещика-охотника, вроде моего покойного шурина Арсения Семеныча.

С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца; воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков. Стоишь у окна и думаешь: «Авось, Бог даст, распогодится». Но ветер не унимался. Он волновал сад, рвал непрерывно бегущую из трубы людской струю дыма и снова нагонял зловещие космы пепельных облаков. Они бежали низко и быстро – и скоро, точно дым, затуманивали солнце. Погасал его блеск, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и снова начинал сеять дождь… сперва тихо, осторожно, потом все гуще и, наконец, превращался в ливень с бурей и темнотою. Наступала долгая, тревожная ночь…

Из такой трепки сад выходил почти совсем обнаженным, засыпанным мокрыми листьями и каким-то притихшим, смирившимся. Но зато как красив он был, когда снова наступала ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени! Сохранившаяся листва теперь будет висеть на деревьях уже до первых зазимков. Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном блеске. А поля уже резко чернеют пашнями и ярко зеленеют закустившимися озимями
/>Конец ознакомительного фрагмента
Полную версию можно скачать по