Евгений Иванович Замятин. Родился 20 января (1 февраля) 1884 года в Лебедяне Тамбовской губернии - умер 10 марта 1937 года в Париже. Русский писатель, критик и публицист.

Отец - православный священник, мать - пианистка.

С 1893 по 1896 годы Замятин посещал Лебедянскую гимназию, а потом учился в Воронежской гимназии. В 1902 году, окончив гимназию с золотой медалью, записался на кораблестроительный факультет Санкт-Петербургского политехнического института:

«В гимназии я получал пятерки с плюсами за сочинения и не всегда легко ладил с математикой. Должно быть, именно поэтому (из упрямства) я выбрал самое что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского Политехникума»

Четыре года спустя Замятин становится социал-демократом (большевиком) и принимает участие в жизни революционной студенческой молодежи. Тогда же он встречает свою будущую жену - Людмилу Николаевну Усову (1883-1965). Летом 1905 года при возвращении из поездки в Египет через Одессу был свидетелем восстания на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический». В 1906 году Замятина арестовали и выслали назад в Лебедянь. В том же году он нелегально возвращается в Петербург и заканчивает институт.

В 1908 году Замятин выходит из партии и пишет свой первый рассказ - «Один». Два года спустя начинающий автор преподаёт на кораблестроительном факультете, работает инженером и одновременно заканчивает рассказ «Девушка». В 1911 году Замятина высылают за нелегальное проживание из Петербурга. Евгений Иванович принуждён жить в Лахте, где он пишет свою первую повесть «Уездное». Это произведение привлекает внимание знатоков литературы и других писателей, в том числе Горького. «На куличках» - следующая повесть Замятина - также получает хорошие оценки критиков.

Во время Первой мировой войны Замятин выступал с антивоенных интернационалистических позиций, за повесть «На куличках» в 1914 году был привлечён к суду и сослан в Кемь. В марте 1916 года, отбыв ссылку, Евгений Замятин был командирован в Англию для участия в строительстве российских ледоколов на верфях Ньюкасла, Глазго и Сандерленда; побывал в Лондоне. Он был одним из главных проектировщиков ледокола «Святой Александр Невский», получившего после Октябрьской революции имя «Ленин». Во время командировки создаёт повесть «Островитяне» (1917) - тонкую сатиру на английский быт.

В сентябре 1917 года Замятин вернулся в Россию. В 1921 году организовал группу молодых писателей «Серапионовы братья». Её членами были Михаил Зощенко, Константин Федин, Всеволод Иванов, Вениамин Каверин, Николай Тихонов и др. После революции печатается запрещённая ранее повесть «На куличках».

Во время Гражданской войны в России, оставаясь убеждённым социалистом, Замятин критиковал политику большевистского правительства. В частности, в марте 1919 года он вместе со многими известными деятелями искусства (А. А. Блок, А. М. Ремизов, Р. В. Иванов-Разумник, К. С. Петров-Водкин) был арестован во время спровоцированных левыми эсерами рабочих волнений на заводах Петрограда. Вопрос о его высылке дважды обсуждался на Политбюро.

В начале 1920-х годов Замятин создаёт роман «Мы». Советская цензура увидела в нём прикрытую издёвку над коммунистическим строем и запретила публикацию. Без согласия автора роман был издан на английском языке в Нью-Йорке в 1924 году, а затем на чешском (1927) и французском (1929) языках, после чего произведения Замятина перестали печатать в СССР. На волне жёсткой критики Замятин в 1929 году заявляет о выходе из Союза писателей, а в июне 1931 года пишет письмо с просьбой разрешить ему выезд за границу. Он получает положительный ответ (по ходатайству ) и в ноябре 1931 года уезжает - сначала в Ригу, затем в Берлин, откуда в феврале 1932 года перебирается в Париж.

Замятин пишет статьи для французских газет, основная тема - состояние современной русской прозы, а также искусства авангарда. Он продолжает работать над рассказами и киносценариями, в частности, в соавторстве с Жаком Компанезом пишет сценарий для фильма Жана Ренуара «На дне» (экранизации одноимённой пьесы Горького). В 1934 году - будучи эмигрантом, что беспрецедентно - был вновь принят в Союз писателей (по собственной просьбе, с одобрения Сталина), а в 1935 году участвовал в антифашистском Конгрессе писателей в защиту культуры как член советской делегации.

Замятин скучает по родине до своей смерти. Писатель скончался 10 марта 1937 года в Париже. Похоронен на Парижском кладбище в Тье (дивизион 21, линия 5, могила 36).

В 1926 году БДТ в Ленинграде была поставлена пьеса «Блоха» по мотивам произведения Н. Лескова «Левша»; в МХАТе-2 также поставлены пьесы Замятина.

Последующие произведения Замятина, в том числе несколько пьес, не были допущены советской властью к отечественной публике.

Романы:

«Мы» (1920)
«Бич Божий» (незавершённый роман) (1935).

Повести:

«Уездное» (1912)
«На куличках» (1913)
«Алатырь» (1914)
«Островитяне» (1917)
«Север» (1918)
«Ловец человеков» (1921).

Евгений Иванович Замятин родился 1 февраля 1884 года в городе Лебедянь Тамбовской губернии (ныне Липецкая область) в семье небогатого дворянина. Кроме впечатлений от природы тех мест, с которыми были связаны многие русские писатели — Толстой, Тургенев, Бунин, Лесков, Сергеев-Ценский, — большое влияние оказало на Евгенияа домашнее воспитание. Рос под роялем: мать - хорошая музыкантша, - писал он в Автобиографии. В четыре года уже читал Гоголя . Детство — прошло почти без товарищей, товарищи - книги. Впечатления лебедянской жизни описал в повести Уездное и Алатырь.
В 1896 Замятин поступил в гимназию Воронежа . Окончив ее с золотой медалью, в 1902 поступил в Петербургский политехнический институт на факультет кораблестроения.

В студенческие годы, во время первой русской революции, принимал участие в революционном движении.

Летняя практика давала будущему писателю возможность путешествовать. Замятин побывал в Севастополе, Нижнем Новгороде, Одессе, на Камских заводах, плавал на пароходе в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Иерусалим. В 1905, находясь в Одессе, стал свидетелем восстания на броненосце «Потемкин», о чем впоследствии написал в рассказе "Три дня".

Вернувшись в Петербург, Замятин принимал участие в революционной деятельности большевиков, был арестован (1906) , провел несколько месяцев в одиночной камере. Изучал английский язык и писал стихи. Затем был выслан в Лебедянь, нелегально вернулся в Петербург, откуда по окончании института был выслан (1911).

Идти по линии наибольшего сопротивления было жизненным и творческим кредо Замятина. Свою прозу он относил к литературному направлению, которое называл неореализмом. Стилистика произведений Замятина отчасти соотносится с «орнаментальной прозой» Ремизова, однако, он довел эту манеру до гротескного сюрреализма.

"На куличках" (1913) - п овесть о жизни маленького гарнизона на берегу Тихого океана, в которой описан внутренний конфликт героев, конфликт между представлением о жизни, о том, какой она должна быть, и существующей реальностью , её героями являются не только дальневосточные офицеры и солдаты, но и вся «загнанная на кулички Русь». За антивоенную по духу повесть Замятин был привлечен к суду, а номер журнала «Заветы», в котором была опубликована повесть, был конфискован. Критик Воронский считал повесть "На куличках" политически художественной сатирой, которая «делает понятным многое из того, что случилось потом, после 1914 года».

Как высококвалифицированный инженер, Замятин продолжал служебные поездки по России. Впечатления от путешествий в Кемь, Соловки отражены в повести "Север" (1915 ).
В 1916 Замятина командировали в Англию для участия в стро ительстве российских ледоколов на верфях Ньюкасла, Глазго, Сандерленда. Он был одним из главных проектировщиков ледокола «Святой Александр Невский» (после Октябрьской революции - «Ленин»). Английские впечатления легли в основу как очерков, так и повестей "Островитяне" (1917) и "Ловец человеков" (1921). Уважение к людям, обеспечившим высокий уровень развития цивилизации, не помешало писателю увидеть недостатки западного общественного устройства. Повесть "Островитяне" посвящена изображению тотального мещанства в технократическом обществе, символом которого является викарий Дьюли.

В 1917 Замятин вернулся в Петроград и стал одной из самых заметных фигур в российской литературной жизни. Он оказал влияние на литературную группу «Серапионовы братья», с которой был творчески близок, преподавал в Политехническом институте, читал курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена и курс техники художественной прозы в студии Дома искусств, работал в редколлегии «Всемирной литературы», в правлении Всероссийского союза писателей, в издательствах Гржебина и «Алконост», редактировал несколько литературных журналов. Замятин скептически относился ко «всяческим всемирным затеям», возникавшим на фоне разрушения цивилизованной жизни. Поездки по Тамбовской, Вологодской, Псковской губерниям не рожд али исторический оптимизм. В рассказах "Мамай" (1920), "Пещера" (1921) он сравнил эпоху военного коммунизма с доисторическим пещерным периодом развития человечества.
Наблюдения над тоталитарным обществом художественно воплотились в фантастическом романе-антиутопии "Мы" (1920). Роман был задуман как пародия на утопию, написанную идеологами Пролеткульта Богдановым и Гастевым, главной идеей которой провозглашалось глобальное переустройство мира на основе «уничтожения в человеке души и чувства любви». Действие романа "Мы" происходит в Едином Государстве, изолированном от мира и возглавляемом Благодетелем. Герой - инженер Д-503, создатель сооружения для господства человека над космосом. Судьба героя, видящего в Благодетеле своего бога и относящегося к законам Единого Государства как к божьим заповедям, сопоставима с судьбой Адама. Живущий в согласии с собой и богом, он теряет покой и ждет сурового наказания, когда познает запретный вкус свободы, страсти и знания. Существование в Едином Государстве рационализировано, жители полностью лишены права на личную жизнь, любовь сводится к удовлетворению физиологической потребности. Попытка Д-503 полюбить женщину приводит его к предательству, а его возлюбленную к смерти. Повествовательная манера, в которой написан роман, заметно отличается от стилистики предыдущих произведений: язык Замятина предельно прост, метафоры носят рационалистический характер, текст изобилует техническими терминами. Роман "Мы" - предтеча романов-антиутопий - "Прекрасный новый мир Хаксли", "Скотский хутор" и "1984" Оруэлла, "451 градус по Фаренгейту" Брэдбери...

Замятин отправил рукопись "Мы" в берлинский филиал издательства Гржебина . В 1924 текст был переведен на английский язык и опубликован в Нью-Йорке. Несмотря на отсутствие публикаций в СССР, роман подвергся идеологическому разгрому советских критиков, читавших его в рукописи. Фурманов увидел в нём «злой памфлет-утопию о царстве коммунизма, где все уравнено, оскоплено». Другие посчитали, что Замятин готов встать на путь обывателя, брюзжащего на революцию. В 1929 были снята с репертуара МХАТа пьеса Замят ина "Блоха" (1925, инсценировка Левши Лескова), запрещена постановка его трагедии Атилла (1928). Не была поставлена и пьеса о преследовании еретиков "Огни святого Доминика" (1923).

Первое полное издание романа «Мы» на русском языке вышло в 1952 в Нью-Йорке, в России только в 1988. В романе «Мы» условный, фантастический сюжет обретает достоверность, поскольку проецируется одновременно на античные мифы, библейские сюжеты. Евгений Замятин создает свой миф о судьбе человечества, о положении современного общества, о духовном и психическом состоянии человека XX века.

Иллюстрация к роману Замятина "Мы"

Сюжетом повести «Наводнение» послужило подлинное наводнение в Ленинграде осенью 1924. Однако действие явно охватывает время первых послереволюционн ых лет. В судьбе жителей Васильевского острова преломились трагические исторические события, которые перевернули души людей, изменили представления о добре и зле. Замятин затрагивает основные грани жизни: инстинкт продолжения рода, материнства, любви.

В 1931, понимая бесперспективность дальнейшего существования в СССР, Замятин обратился к Сталину с письмом, в котором просил разрешения на отъезд за границу, объясняя, что для него «как для писателя именно смертным приговором является лишение возможности писать»:

«Я знаю: мне очень нелегко будет и за границей, потому что быть там в реакционном лагере я не могу - об этом достаточно убедительно говорит мое прошлое (принадлежность к РСДРП(б) в царское время, тогда же тюрьма, двукратная высылка, привлечение к суду во время войны за антимилитаристскую повесть). Я знаю, что если здесь в силу моего обыкновения писать по совести, а не по команде - меня объявили правым, то там раньше или позже по той же причине меня, вероятно, объявят большевиком. Но даже при самых трудных условиях там я не буду приговорен к молчанию, там я буду в состоянии писать и печататься - хотя бы даже и не по-русски. Если обстоятельствами я приведен к невозможности (надеюсь, временной) быть русским писателем, может быть мне удастся, как это удалось поляку Джозефу Конраду, стать на время писателем английским, тем более что по-русски об Англии я уже писал (сатирическая повесть "Островитяне" и др.), а писать по-английски мне немногим труднее, чем по-русски»

В ноябре 1931 Замятин с женой уехал за границу. Они хотели уехать в Америку: Сесиль де Милль звал сценариста для новой картины, но голливудская карьера не состоялась. Покружив по Европе (Рига, Берлин, Прага, юг Франции), чета Замятиных осела в Париже.

В эмиграции Замятин продолжал «амфибийную», двойную жизнь. Он не лукавил, когда просил разрешения на временный отъезд, так как не собирался оставаться за границей. Евгений Иванович сохранял советское гражданство, никогда не печатался в эмигрантских изданиях. Первое время Замятин даже посылал в Россию деньги на оплату своей ленинградской квартиры.

Нина Берберова вспоминала: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вернуться домой. Не думаю, чтобы он верил, что доживет до этого, но ему слишком страшно было окончательно отказаться от надежды. Он был наигранно оптимистичен, говорил, что нужо «переждать», «сидеть тихо», что эту тактику знают некоторые животные и насекомые: не бороться, а притаиться. Чтобы позже жить».

Тактика пережидания отчасти имела успех. За «хорошее поведение» советская власть постепенно смягчила отношение к писателю. В мае 1934 Замятина заочно приняли в новообразованный Союз писателей СССР (беспрецедентный случай), а в 1935 он в составе советской делегации принимал участие в Антифашистском конгресса в защиту культуры.

В Париже, где не было советской цензуры, где не надо было разрываться между писательством, преподаванием, редакторской и инженерной работой, творческая активность Замятина резко пошла на убыль. Для заработка он сочинял сценарии: «Анна Каренина» (так и не поставленная), «На дне». Экранизация горьковской пьесы, где действие было перенесено во французскую ночлежку (режиссер - Жан Ренуар), имела успех. Брюссельская постановка «Блохи» прошла незаметно. Пьесу об Аттиле Замятин переделал в повесть «Бич Божий» - э то последнее произведение. Завершить его Евгений Замятин не успел. В незавершенных главах разворачивается красочное полотно столицы Римской империи 405 года н.э. Написанные тексты включают два поколений римских императоров. События романа об Атилле, который в детстве был заложником Римской империи, должны были охватить полвека мировой истории. И повесть "Бич Божий", и сборник воспоминаний «Лица» были опубликованы уже посмертно.

Умер Евгений Иванович Замятин 10 марта 1937 года от, мучившей его многие годы грудной жабы. Марина Цветаева описывала похороны: «Было ужасно, растравительно бедно - и людьми, и цветами … У меня за него - дикая обида». С ней перекликается Ремизов: «Замятин умер от грудной жабы смертью Акакия Акакиевича Башмачкина… затравленный, озирающийся, с запечатанным сердцем и запечатанными устами…»

1884 года в Липецкой области. Его отец был боярином и оказывал большое влияние на сына. В то же время он был священником и преподавал в местных учебных заведениях. Мать, Мария Александровна, была очень образованной и интеллигентной женщиной. Она восторгалась классическими литературными произведениями, увлекалась игрой на фортепиано. Евгений Замятин перенял многие материнские качества и пошёл по её стопам. Он так же мыслил, и его интересовали те же вещи, что и его мать. Отношения с отцом были не хуже. Они понимали друг друга с полуслова, и Замятин всегда прислушивался к советам отца.

Биография Замятина свидетельствует о том, что писатель всю свою жизнь положил на то, чтобы им гордились его родители. Он мечтал донести до народа свою мысль, хотел чтобы его произведения читали и вдумывались в них.

Детство и молодость Евгения Замятина

Изначально Замятин поступил в Лебедянскую гимназию, в этом учебном заведении в то время преподавал его отец. Затем в 9-летнем возрасте писателя отдали в Воронежскую гимназию, которую он успешно окончил с золотой медалью в 1902 году. После обучения в гимназии он пошёл учиться в политехнический институт на факультет кораблестроения. Одновременно с обучением в институте он занимался агитацией на митингах. Сам институт находился в Санкт-Петербурге, но во время летней практики писатель начал ездить по другим городам. По возвращении Замятин высказывался в поддержку большевиков и активно содействовал левому движению. За это его взяли под арест, и он несколько месяцев своей жизни находился в одиночной камере. На протяжении этого тяжёлого времени он учил иностранный язык (английский) и пробовал писать стихи. У Замятина была масса свободного времени, и он решил использовать его с умом. Спустя 2 месяца его отправили в Лебедянь, но Евгений тайно вернулся оттуда в Петербург. После чего его опять отправили обратно. В 1911 году окончил институт Замятин. Краткая биография и его жизненная история достойны того, чтобы об этом узнали потомки.

Первые повести автора

Биография Замятина сама по себе очень насыщенная. Каждый период в его жизни приносил ему что-то новое. На пике славы Замятин оказался, когда в журнале "Заветы" опубликовали его повесть "Уездное". В этой повести он написал о простой, рутинной жизни озлобленного и обиженного на весь мир Анфима Барыбы. Произведение произвело фурор среди читателей.

Замятин считал, что стиль его произведений очень близок к неореализму, но несмотря на это, он всё-таки превратил свое произведение в гротескный сюрреализм. Спустя два года Замятин был вызван в зал суда за свою антивоенную повесть "На куличках". После этого происшествия журнал, в котором было выпущено его феноменальное произведение "Уездное", конфисковали. Известный критик Воронский высказал своё мнение о том, что по сути своей эта повесть была своего рода политической издёвкой, описывающей события, происходившие после 1914 года.

Достижения Евгения Замятина

Рассказать о высотах и падениях автора может его биография. Евгений Замятин был опытным морским инженером. Он много путешествовал, постоянно ездил по России в соответствии со служебным планом. В 1915 году была написана повесть "Север", в которой он описал все свои эмоции, оставшиеся от поездки на Соловки. Уже в 1916-м Замятин занимался строительством российских ледоколов в Англии. Это были верфенные ледоколы Ньюкасла, Глазго и Сандерленда. Он руководил всем процессом постройки в Лондоне. Свои воспоминания об этом промежутке своей жизни автор изложил в повестях "Островитяне" и "Ловец человеков". Англия стала новым толчком для автора переосмыслить свои идеи и жизненные позиции. Поездка сильно отразилась на творчестве писателя, его работах и жизни в целом.

Замятин очень уважал людей, которые произвели свой вклад в развитие современного социума, но это не помешало ему обратить внимание на недочёты западного построения общества. В 1917 году прибыл в Петроград Замятин. Биография гласит, что он стал одним из самых популярных на тот момент авторов российской литературы. Читатели ценили его произведения, критики хорошо о них отзывались.

Крайне тесную связь с литературной группой имел Замятин. Краткая биография автора описывает, что он начал проводить лекции в политехническом институте, рассказывал об новостях русской литературы в и занимался развитием молодёжи во множестве других вузов. Несмотря на то что он занимался со студентами, Замятин не верил, что способен воплотить в жизнь какую-то широкомасштабную затею, не видел в себе потенциала творческой личности. Поскольку всё что его окружало, казалось Замятину бессмысленным, люди для него перестали быть людьми.

В повестях "Мамай" и "Пещера" автор высказал свою точку зрения по поводу коммунизма. Эта идея для него приравнивалась к эволюционному этапу развития человечества, движению пещерного человека к высшему существу. Так полагал Замятин. Биография также подтверждает это его убеждение.

Основная идея пролеткультовской утопии в глазах Замятина

Евгений Замятин считал, что необходимо объяснить людям, что тотальные перемены в современном мире основываются на разрушении моральных качеств человека. На фоне такого мнения выпустил в Америке в 1920 году Замятин. Биография и творчество его вызвали интерес и на Западе. В связи с тем, что произведение было написано на русском, писатель направил его в берлинское предприятие книгопечати Гржебина для его полного перевода на английский язык. Роман был успешно переведён, после чего его обнародовали в Нью-Йорке. Хоть роман и не был опубликован в СССР, но критики отреагировали на него весьма жестко.

20-е годы

В 20-е годы биография Замятина ознаменовывается выходом новых произведений. Он усердно трудился всё это время. Написал ряд пьес: "Общество Почётных Звонарей", "Атилла", "Блоха". Эти произведения также не были оценены по достоинству, поскольку его идеологию жизни в Советском Союзе не понимал ни один критик.

Письмо Сталину

В 1931 году Замятин осознал, что в СССР ему больше делать нечего, и направился к Сталину передать своё письмо. В письме шла речь о возможности переехать за границу. Аргументировал тем, что самое страшное наказание, которое только может быть для автора, — это запрет творить. Он достаточно долго обдумывал свой переезд. Несмотря на все противоречия, он очень любил родину и в душе был патриотом. Так, он создал рассказ "Русь", опубликованный ещё в 1923 году. Это было яркое доказательство любви к родине и пояснение точки зрения такого великого человека, как Евгений Замятин. Биография кратко сообщает о том, что в 1932 году автор при помощи Горького все же смог уехать жить во Францию.

Жизнь в Париже

Когда Замятин приехал в Париж, он жил там, имея советское гражданство. Занимался пропагандой русской литературы, кино, театра за границей. Основной рассказ, написанный Замятиным за рубежом, — "Бич божий". Это было последнее произведение творца. Он написал его в Париже в 1938 году. Замятину было очень трудно приспособиться к жизни в другой стране, писатель сильно скучал по родине, и все его мысли сосредотачивались на вещах посторонних, а не на творчестве. Все написанные им рассказы он старался отдавать русским, поскольку принципиально не хотел ничего издавать за границей. Это была совершенно не его стезя. Он тщательно наблюдал за тем, что параллельно происходило в России. Только спустя много лет на Родине к нему начали относиться по-иному. Люди осознали, какого автора они потеряли.

Последние годы жизни Евгения Замятина

Биография Замятина очень запутанная и непредсказуемая. Никто не знал, что в итоге всё обернётся для писателя таким образом. В мае 1934 года Замятина приняли в Союз писателей, правда, происходило это уже в его отсутствие. А в 1935 году он активно занимался работой в Антифашистском конгрессе по защите культуры вместе с советскими делегатами.

Смерть Евгения Ивановича Замятина

Умер автор 10 марта 1937 года. Его похоронили в предместье Парижа, на кладбище в Тие. Спустя эти долгие тяжёлые годы пришло запоздалое признание, когда умер Замятин Евгений Иванович. Биография его подтверждает, что только после смерти великого писателя его произведения действительно оценили по достоинству. Он был бы очень горд, что его старания были ненапрасными, а написанные произведения вошли в историю мировой и отечественной литературы. Он наконец стал известен. К сожалению, сам автор не дожил до того дня, когда публика смогла принять и понять его сложные произведения.

ЕВГЕНИЙ ЗАМЯТИН (1884-1937)

В общей чрезвычайно сложной и противоречивой картине литературной жизни XX столетия яркая фигура Е. И. Замятина, прозаика и драматурга, публициста и литературного критика, теоретика и историка литературы, воспитателя литературной молодежи, редактора и переводчика, литературно-общественного деятеля, одного из самых образованных людей своего времени, воспринимается как во многом знаковая, объединяющая. В разные годы своего сравнительно непродолжительного творческого пути он отметился во всех потоках русской литературы: был реалистом и модернистом, творил в русле литературы Серебряного века и советской литературы, принадлежал к литературе русского зарубежья, был "еретиком". В творчестве

Замятина отразились все перипетии национальной жизни и наиболее характерные поиски искусства не только первой трети, но и всего столетия. Французский славист Ж. Кат-то подчеркнул, что "замятинская манера письма была средоточием литературных потенций целой литературной эпохи - эпохи, богатейшей потенциями". Замятинский человек в литературе - это ярко выраженный национальный характер, сотканный из кричащих противоречий духа и поведения. На протяжении всего столетия он преподавал нравственные уроки, без усвоения которых наши представления об онтологических потрясениях русской жизни первой трети XX в. будут неполны.

Творческая биография и художественный мир Е. И. Замятина

Евгений Иванович Замятин родился в семье священника в тамбовском городке Лебедянь (ныне Липецкая область). Мать, Мария Александровна, была образованным человеком, любила литературную классику, играла на рояле, чему обучала и детей. Замятин хорошо играл на фортепиано. Особенно любил и глубоко чувствовал А. Н. Скрябина. Позже эта любовь отзовется в рассказе с "интегральной", по определению писателя, образностью "Пещера" (1920), в связи с которым критик-эмигрант Д. П. Святополк-Мирский в статье "Русская литература после 1917 года" (1922) напишет: "Среди молодого поколения только Замятин достоин упоминания. Это очень сильный, возможно, даже могучий мастер реалистического выражения..." В квартире героев рассказа Мартина и Маши среди книг, лепешек, картофелин, других вещей и предметов особо привлекает опус 74 Скрябина. Высказано предположение, что и рассказ выстроен автором под впечатлением от скрябинского опуса и с учетом его мелодики И КОМПОЗИЦИИ3.

В 1893-1896 гг. Замятин учился в Лебедянской прогимназии, где уроки Закона Божьего преподавал его отец, Иван Дмитриевич, потом - в Воронежской гимназии, которую окончи,! в 1902 г. с золотой медалью.

"В гимназии я получал пятерки с плюсом за сочинения, - вспоминал Замятин позднее, - и не всегда легко ладил с математикой. Должно быть, именно потому (из упрямства) я выбрал самое, что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского Политехникума".

Замятин посещал студенческие сходки в Политехническом институте, участвовал в митингах и демонстрациях на Невском проспекте с пением Марсельезы, вступил в РСДРП. Осенью 1905 г. Замятин - большевистский агитатор среди рабочих. Первую русскую революцию он встречает восторженно, "влюбленно". В 1906 г. Замятин пишет Людмиле Николаевне Усовой (будущей жене): "Революция так хорошо встряхнула меня. Чувствовалось, что есть что-то сильное, огромное - как смерч, поднимающий голову к небу, - ради чего стоит жить. Да ведь это почти счастье!" Однако пройдет десяток лет, и революционно-максималистский восклицательный знак сменится вопросительным.

Литературно-художественный дебют Замятина совпал с окончанием в 1908 г. Политехнического института, где он получил специальность морского инженера и был оставлен при кафедре корабельной архитектуры, с 1911 г. преподавал этот предмет. Позже он напишет ряд специальных статей по кораблестроению. Осенью 1908 г. журнал "Образование" опубликовал рассказ "Один", написанный, по словам Замятина, "одним духом" во время экзаменов при окончании Политехнического института3. Для критики рассказ прошел почти незамеченным, а сам автор впоследствии в автобиографии напишет:

"Когда я встречаюсь сейчас с людьми, которые читали этот рассказ, мне так же неловко, как при встречах с одной моей тетушкой, у которой я, двухлетний, однажды публично промочил платье".

Однако уже через пять лет после публикации рассказа о Замятине заговорят критики. Его имя сразу поставят в контекст отечественной литературы рядом с именами М. Горького, М. М. Пришвина, И. А. Бунина, И. С. Шмелева, А. И. Куприна и других крупнейших представителей русского реализма начала XX столетия. В 1913 г. на страницах журнала "Заветы" (№ 5) была опубликована повесть Замятина "Уездное", в связи с которой, как вспоминал автор, "покойный Измайлов решил печатно, что я - в высоких сапогах, уездный, лохматый, с толстой палкой - и был очень удивлен, когда я оказался совсем не таким...", а К. И. Чуковский сообщил о рождении "нового Гоголя".

В 1913 г. по рекомендации врачей Замятин был вынужден уехать в Николаев, где, как он шутил, "построил... несколько землечерпалок, несколько рассказов и сатирическую повесть "На куличках"". Повесть действительно получилась в какой-то степени сатирической, вскрывающей подлинное, в коросте и провалах, лицо царской армии, да и не только армии. Написанная накануне мировой войны, она сокрушала один из дряхлеющих оплотов монархической государственности, что было отчетливо понято цензурой, которая поспешила предпринять соответствующие меры. Третий помер журнала "Заветы" за 1911 г., где было опубликовано произведение, конфисковали, а редакция (в том числе Р. В. Иванов-Разумник) и автор за будто бы антимилитаристскую пропаганду, стремление опорочить армию и оскорбить военное сословие, наконец, за нарушение нравственности привлечены к суду.

На страницах отечественной печати повесть "На куличках" вторично появится только в начале 1920-х гг., и на нее сразу же отреагирует литературная критика. Одну из первых оценок, в основном не отвергнутую никем и в последующие годы, даст А. К. Воронский. В статье "Евгений Замятин" критик особенно подчеркнул лиризм замятинской прозы - Воронский называет его "женственным", особым: "подлинный, высокий и трогательный" лиризм

Замятина "всегда - в мелочах, в еле уловимом..." Вместе с тем Воронский воспринял произведение как сатиру, причем сатиру политическую, делающую понятным все то, что случилось после 1914 г. Более того, Воронский в духе официальной цензуры воспринял и изображенных на страницах повести офицеров. По мнению критика, ""Поединок" Куприна бледнеет перед картиной нравственной гнили и разложения, нарисованной писателем: яма выгребная па задворках".

Воронский и последующие критики справедливо говорили о том, что повесть "На куличках" продолжает линию "Поединка" А. И. Куприна и закрепляет открытия романа С. Н. Сергеева-Ценского "Бабаев": разложение жизни царской армии калечило человеческие судьбы, ломало личности. Однако Замятиным, думается, расставлены иные акценты. У него свой предмет художественного исследования, и этот предмет - Россия, подчеркнуто русский характер.

"...Создание армии - только лишнее доказательство неспособности к подлинной созидательной работе. Потому что создание армии - работа производительная не более, чем производство пушек и бомб. Потому что всякая армия - это голодный миллионный рот, это многоголовый потребитель, который не производит ни единой нитки <."> Пулеметом нельзя пахать. А пахать давно уже пора".

К этой мысли, изложенной в "Беседах еретика" (1919), Замятин подошел постепенно, и именно с таким подходом к самой идее создания армии связаны многие художественные решения писателя.

Период с осени 1917-го по начало 1920-х гг., т.е. первое послереволюционное пятилетие, в жизни писателя - один из самых плодотворных, творчески насыщенных.

"Веселая, жуткая зима 17-18 года, когда все сдвинулось, поплыло куда-то в неизвестность, - напишет Замятин в автобиографии конца 1920-х гг. Корабли-дома, выстрелы, обыски, ночные дежурства, домовые клубы. Позже бестрамвайные улицы, длинные вереницы людей с мешками, десятки верст в день, буржуйка, селедки, смолотый на кофейной мельнице овес. И рядом с овсом - всяческие всемирные затеи: издать всех классиков всех времен и народов, объединить всех деятелей всех искусств, дать на театре всю историю всего мира..."

Замятин включается в активную общественную работу, сотрудничает в редколлегии и коллегии экспертов издательства "Всемирная литература", занимает крупные посты в издательствах "Алконост", "Петрополис", "Мысль", "Эпоха". В разные годы писатель работал в редколлегиях и печатался на страницах журналов, имеющих самые разные направления: "Дом Искусств" и "Современный Запад", "Русский современник" и "Записки мечтателей", "Русское искусство" и "Литературные записки", "Вестник литературы" и "Россия" ("Новая Россия"), "Голос России" (Берлин). Замятин редактировал сборник "Завтра" (Берлин), состоял в правлении Всероссийского союза писателей, в комитете Дома литераторов, совете Дома искусств, секции исторических картин Петроградского театрального отдела. Кроме того, он читал лекции по истории и теории литературы, писал литературную критику и публицистику, тематический диапазон которых был весьма широк.

Художественное творчество Замятина первых лет советской власти демонстрировало удивительную последовательность и постоянство в творческом поведении писателя, выборе тематики и направления в ее осмыслении. Реагируя на высказывания в печати А. А. Измайлова об "Уездном", Е. И. Замятин уточнил: критик, мол, удивился, что на самом деле я как автор повести оказался "совсем не таким, не "лохматый" и не "с толстой палкой"". "Впрочем, - продолжал Замятин, - совсем не таким я стал после Англии", куда он уехал в марте 1916 г. и работал там на судоверфях. Следует внимательно прислушаться к уточнению: "совсем не таким я стал после Англии". В Англии действительно начался новый, хотя и не принципиально иной, но с другими, чем прежде, акцентами и решениями период творчества художника. Возвращаясь домой, писатель вез с собой навеянные наблюдениями над жизнью англичан и почти завершенные повесть "Островитяне" (1917) и рассказ "Ловец человеков" (1918), на первый взгляд действительно не похожие на произведения предшествующего этапа с их подчеркнуто провинциально-русским антуражем. В творчестве самого Замятина они зафиксировали новые поиски, а йотом помогли приоткрыть тайну более поздних произведений писателя со сложной метафористикой, подчеркнуто общечеловеческой проблематикой.

Одновременно с "Островитянами", в том же 1917 г., в одном философском ключе Замятин написал два произведения, очень разные по жанру и общей стилистике, но единые но проблематике: сатирическую миниатюру "Третья сказка про Фиту" и лирический экспромт о собаке "Глаза". Замятинские сказки про Фиту (их было четыре) принято считать сатирическими. На деле же они написаны скорее в жанре иронико-комической миниатюры, в традициях русского анекдота. В них автор опровергал свое собственное утверждение, записанное позже в статье "Новая русская проза", о том, что ирония есть "оружие европейца, у нас его знают немногие; это - шпага, а у нас - дубинка, кнут", лишний раз демонстрировал свою приверженность народным формам нравственного наказания юмору и иронии. Лирический экспромт "Глаза" значителен сам по себе как образец открытого лирического начала в прозе писателя-эпика, но не в меньшей степени он привлекает внимание и как фрагмент сложившейся к 1917 г. общей нравственно-философской концепции Замятина, наиболее полно заявленной в "островных" произведениях. Сказки про Фиту, "Глаза" вместе с "Островитянами", "Ловцом человеков", статьей "О равномерном распределении", другими сочинениями 1917-1918 гг. - переходных в общественно-политической и литературной жизни страны - готовили появление цикла замятинских работ, нравственно-философским ядром которых стала нравственно-этическая заповедь апостола Иоанна Богослова о грехе и истине. Здесь прочерчены контуры не только "Огней св. Доминика", романа "Мы", но и "Пещеры", "Рассказа о самом главном", "Атиллы", других произведений.

Удивительно, но "островные" создания Замятина, городские и антитехнократические по материалу и лейтмотивам, продолжают и тем самым закрепляют непреходящий интерес писателя к проблематике ранних, "посадских" его повестей. "Островные" произведения Замятина создавались в период, когда автор решал для себя вопрос, над которым бились А. Белый, В. В. Розанов, Л. II. Карсавин, А. А. Блок, В. Г. Короленко, М. Горький, А. И. Бунин и другие его современники. Это вопрос о сути русского характера и предназначении России, о ее месте между Западом и Востоком, о "скифстве" русского человека. Тот взгляд на русский характер, который, например, философ Н. О. Лосский определил для себя лишь к концу жизни, был присущ Замятину на протяжении всего его творческого пути. Одну из последних работ Н. О. Лосский так и назовет "Характер русского народа" (1957).

"Русские - вулканы", могучая сила воли, страстность отличают русских. Это проявляется в быту, в политической и религиозной жизни. Максимализм, экстремизм, фанатическая нетерпимость - проявления такой страстности. Преобладающая черта русского характера - доброта. Однако в русской жизни немало и жестокости. Русский человек поражает многосторонностью своих способностей. Беда русских - недостаток средней области культуры. Они максималисты: "все или ничего". В русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкнн и Хлестаков.

В конце 1917 г. после возвращения из Англии, где, кажется, еще более окрепло "скифство" Замятина (во всяком случае, столь тепло и открыто о "русской душе" он ранее не писал), появилась его статья "Скифы ли?". Впервые опубликованная в 1918 г., она написана в виде отклика на выход второго выпуска альманаха "Скифы" (вышел на исходе 1917, в выходных данных - 1918), объединившего писателей, деятелей культуры (А. Белого, М. М. Пришвина, Н. А. Клюева, С. А. Есенина, О. Д. Форш и др.) идеей "революции духа". Идейным вдохновителем издания был Р. В. Иванов-Разумник. В статье Замятин поэтизировал образ скифа, "вечного кочевника", характер которого передан уже в эпиграфе, взятом из предисловия к первому сборнику альманаха: "Нет цели, против которой побоялся бы напречь лук он, скиф..."

В какой-то мере статьей "Скифы ли?" Замятин вторгался в исторически сложившуюся многолетнюю полемику "западников" и "славянофилов". В контексте этого спора статья и все последующее творчество писателя по-особому интересны. Замятин порицает Иванова-Разумника за его слепоту к "основному, лучшему, величайшему, что есть в русской душе: благородству русскому, нежности русской, любви к последнему человеку и к последней былинке... А именно это лучшее русской души и лежит в основе неодолимой русской тяги к миру всего мира". Другие слова, равные страстным сыновним признаниям, произнесенным после возвращения из заграницы в статье "Скифы ли?", Замятин напишет уже вдали от родины, в Париже, в последние годы жизни. Это известные строчки из аналитического очерка "О моих женах, о ледоколах и о России" (1933), имеющего итоговый характер. Здесь есть прекрасные и точные, пережитые им слова о своей родине:

"Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь - неровный, судорожный, она набирается вверх - и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая... Русскому человеку нужны были, должно быть, особенно крепкие ребра и особенно толстая кожа, чтобы не быть раздавленным тяжестью того небывалого груза, который история бросила на его плечи. И особенно крепкие ребра - "шпангоуты", особенно толстая стальная кожа, двойные борта, двойное дно - нужны ледоколу, чтобы не быть раздавленным сжавшими его в своих тисках ледяными полями. Но одной массивной прочности для этого все же еще было бы мало: нужна особая хитрая увертливость, похожая на русскую "смекалку" <...> Он переносит такие улары, он целым и только чуть помятым выходит из таких переделок, какие пустили бы ко дну всякий другой, более избалованный, более красиво одетый, более европейский корабль".

Тут не только объяснение писателя в любви к родной земле, но и оценочная позиция, в которой присутствуют и сопоставляются "хитро увертливый" российский "ледокол" и комфортабельный европейский "корабль". О том, что это не просто проходные сравнения, а своеобразный итог многолетних размышлений, оригинально выраженное авторское кредо, при прочтении очерка, опубликованного на страницах французского издания, догадывались только те, кто хорошо знал творчество автора или близко, долго с ним общался. Здесь весь Замятин, с его "иронией" и "сарказмом", "неореализмом" и "постмодернизмом", "невротизмом" и "болезнью души". Не постигнув в замятинском наследии этой его вершины, какой-то безоглядной - словно головой в омут! - любви к России, мы никогда не разглядим и его подножья, представленного разнообразием жанров, стилей и художественных манер.

В 1922 г. по заказу издательства "Аквилон" Замятин написал текст к русским типам художника Б. М. Кустодиева, ставший основой лирического повествования "Русь", написанного годом позднее. В это же время он создает обобщенно-метафорический с использованием философии и эстетики экзистенциализма "Рассказ о самом главном". Проблематика рассказа эхом откликнулась в "Руси", а может быть, наоборот, картины "Руси" нашли свое прочтение и развитие в "Рассказе...". Оба произведения фиксировали наступающий перелом в творческой эволюции писателя, возврат к земле, к природе, демосу. Одновременно они закрепили замятинское "почвенничество" как форму отношения к национальной и мировой литературной традиции, выраженной в попытке примирения западного, восточного и специфически русского. То же подтвердят и ближайшие по времени создания произведения, прежде всего пьеса "Блоха. Игра в четырех действиях", написанная по мотивам Н. С. Лескова и с большим успехом прошедшая в МХАТ-2 (1925) и на сцене Ленинградского Большого драматического театра (1926).

В 1926 г. Замятин написал рассказ "Слово предоставляется товарищу Чурыгину" (опубликован в альманахе "Круг" в 1927 г. под названием "Слово принадлежит Т. Чурыгину"). Этот эпически-трагикомический сказ свидетельствовал о намеренном возвращении автора к своей неореалистической прозе в том ее варианте, который представлен в ранних "русских" повестях - "Уездное", "Алатырь", "Север" с их обращенностью к уездной жизни и уездному человеку, с поэтической ориентацией на сказ, реалистические изобразительные эффекты и местные речения. Замятин словно устал от универсального, абстрактно-философского метафоризирования и связанного с ним формального экспериментаторства "Островитян", "Мы", "Пещеры", "Рассказа о самом главном", других произведений этого плана. Теперь он критически размышляет о "зыбучих песках периодов", "карамзинском синтаксисе", "пензенстве" (приводит пример с дирижером из Пензы, который рассаживал оркестрантов ромбиками, ступеньками) Пильняка и о " пешеходности" фантазии современников.

Рассказ "Слово предоставляется товарищу Чурыгину" в творческой эволюции писателя стал своеобразным мостиком от экзистенциально-экспрессионистского реализма "Рассказа о самом главном" к романтическому реализму "Елы" (1928), к тому творческому направлению, которое укрепляли и драматургия "Атиллы", и эпос "Бича Божия" (1935). "Слово..." свидетельствовало не только о закреплении интереса писателя к героическому началу народной жизни в переломную, чреватую катастрофизмом эпоху, но и о продолжающемся его "скифстве", пожалуй, ярче всего в то время проявившемся, по определению Замятина, в "романтической трагедии" "Атилла", написанной в стихах, с "далекими отголосками" разговоров революционных лет "об азиатском и западном в нас". В феврале 1928 г. в связи со своими творческими планами Замятин писал:

"Запад - и Восток. Западная культура, поднявшаяся до таких вершин, где она уже попадает в безвоздушное пространство цивилизации, - и новая, буйная, дикая сила, идущая с Востока, через наши, скифские, степи. Вот тема, которая меня сейчас занимает, тема наша, сегодняшняя - и тема, которую я слышу в очень как будто далекой от нас эпохе. Эта тема - один из обертонов моей новой пьесы - трагедии "Атилла"..."

В этом же году он завершил работу над исторической трагедией "Атилла", которую писал около трех лет. Замятин не отвергал огульно западные достижения, а на протяжении всего своего творческого пути пытался "проинтегрировать" специфику русского национального характера и русской истории в параметрах мировой и прежде всего европейской цивилизации. В 1932 г. в интервью Фредерику Лефевру для журнала "Les Nouvelles Litteraires" Замятин так объяснял причину своего обращения к историческому роману "Бич Божий" с материалом пьесы "Атилла" в основе:

"Если я заинтересовался этой темой, которая кажется далекой от нас, то лишь потому, что я полагаю, что мы живем в век, близкий к эпохе Атиллы. Как и тогда, паше время определяется большими войнами и социальными катастрофами. Быть может, завтра мы также будем свидетелями гибели очень высокой культуры, находящейся уже на ущербе. К тому же напомню, что государство Атиллы простиралось от Волги до Дуная и что главные силы его войск составляли славянские и германские племена".

Незавершенный роман "Бич Божий" (по плану автора создавалось огромное эпическое полотно под названием "Скифы", а "Бич Божий" составлял одну из его частей) был издан посмертно в Париже в 1938 г.2 Состояние Европы, распоротой восстаниями и революциями, войнами и предчувствием грядущих катастроф передано в романе уже в первых строках, на первых страницах. Замятин в последний раз обратился к своему трагическому, пугающему, но близкому и понятному полифоническому образу чрева, на этот раз какого-то особого, космического, глобально-катастрофического масштаба.

Роман "Мы" писал литературный Мефистофель,
скептик и в то же время — романтик, идеалист.
И. Сухих 1

«Еретик» в жизни и в литературе. Евгений Замятин был «еретиком» и вечным революционером и в жизни, и в литературе.

Детство Замятина прошло в тихом провинциальном городке Лебедяни Тамбовской губернии (ныне Липецкая область). О своих детских годах Замятин писал: «Вы увидите очень одинокого, без сверстников, ребенка на диване, животом вниз, над книгой — или под роялью, а на рояле мать играет Шопена — и уездное — окна с геранями, посреди улицы поросенок привязан к колышку и трепыхаются куры в пыли. Если хотите географии — вот она: Лебедянь, самая разрусская-тамбовская, о которой писали Толстой и Тургенев...»

Русская провинция на долгие годы стала основной темой творчества писателя, как, например, в повестях «Уездное» (1911), «На куличках» (1914). Американский литературовед П. Фишер в связи с этим замечает: «Мне кажется, что вообще у Замятина только одна тематика - и она, как я уже теперь понимаю, сугубо русская. Он занят некой центральной метафорой, имя ей — провинциализм, всемогущий провинциализм, духовный и нравственный застой, по терминологии самого Замятина - энтропия… Мир он видит в каком-то провинциальном оцепенении… И в этом провинциальном, подавляющем личность мире появляются еретики, причем всегда эти еретики - неудачники. Бунт им не удается…» 2

В 1893-1896 годах Е. Замятин учился в Лебедянской прогимназии, где Закон Божий преподавал его отец. Образование было продолжено в 1896 году в Воронежской гимназии, которую будущий писатель окончил в 1902 году с золотой медалью (однажды впоследствии заложенной в Петербургском ломбарде за 25 рублей, да так и не выкупленной).

Замятин вспоминал о гимназических годах: «Много одиночества, много книг, очень рано — Достоевский. До сих пор помню дрожь и пылающие свои щеки — от “Неточки Незвановой”. Достоевский долго оставался — старший и страшный даже; другом был Гоголь (и гораздо позже — Анатоль Франс)».

«В гимназии я получал пятерки с плюсами за сочинения, и не всегда легко ладил с математикой. Должно быть, именно поэтому (из упрямства) я выбрал самое что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского Политехникума».

В период учебы во время летней практики будущий писатель много путешествовал: он побывал в Севастополе, Нижнем Новгороде, Одессе, на Камских заводах, плавал на пароходе в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Иерусалим. В 1905 в Одессе стал свидетелем знаменитого восстания на броненосце «Потемкин», о чем впоследствии написал в рассказе «Три дня» (1913). В 1905 году в Петербурге принимал участие в революционных выступлениях большевиков, за что был арестован и провел несколько месяцев в одиночной камере тюрьмы. Выслан в Лебедянь, но нелегально вернулся в Петербург, откуда вновь был выслан в 1911 году, уже по окончании института.

В 1908 году Е. Замятин окончил Политехнический, получил специальность морского инженера, был оставлен при кафедре корабельной архитектуры, с 1911 года в качестве преподавателя. Литературный дебют Евгения Замятина состоялся осенью 1908 года в журнале «Образование», где был опубликован рассказ «Один».

Революции (и 1905, и 1917 годов) принял восторженно. В 1906 году в одном из писем писал о событиях 1905 года: «И вдруг — революция так хорошо встряхнула меня. Чувствовалось, что есть что-то сильное, огромное, как смерч, поднимающий голову к небу, — ради чего стоит жить».

За антивоенную по духу повесть «На куличках» (1913), героями которой являются не только дальневосточные офицеры и солдаты, но и вся «загнанная на кулички Русь», Е. Замятин был привлечен к суду, а номер журнала «Заветы», в котором была опубликована повесть, был конфискован. Критик А. Воронский считал, что повесть «На куличках» — это политическая художественная сатира, которая «делает понятным многое из того, что случилось потом, после 1914 года».

Писательство Е. Замятин совмещал с работой морского инженера и в этом качестве продолжал служебные поездки по России. «Много связанных с работой поездок по России: Волга вплоть до Царицына, Астрахани, Кама, Донецкий район, Каспийское море, Архангельск, Мурман, Кавказ, Крым», — из автобиографии Е. Замятина.

В марте 1916 года Замятин был командирован в Англию, где на судоверфях при его участии был построен ряд ледоколов для России, в том числе один из самых крупных — «Святой Александр Невский» (после революции — «Ленин»). В Англии же начался новый период творчества писателя. Английские впечатления легли в основу как многочисленных очерков, так и повестей «Островитяне» (1917) и «Ловец человеков» (1921). Повесть «Островитяне» (которую называют прообразом романа "Мы") посвящена изображению обывательского мира, символом которого является в этом произведении викарий Дьюли.

Узнав о революции в России, Замятин возвращается домой, надеясь увидеть здесь начало возрождения нового мира и нового человека: «Веселая, жуткая зима 17-18 года, когда все сдвинулось, поплыло куда-то в неизвестность. Корабли-дома, выстрелы, обыски, ночные дежурства, домовые клубы». (Из автобиографии.) Но то, что писатель увидел и почувствовал вскоре в России, особенно в период военного коммунизма, побудило его критически отнестись к пореволюционной действительности: это была нетерпимость властей, пренебрежение к творческой личности, к человеку, человеческой жизни.

В советском государстве явственно проступали черты некоего бюрократического чудовища — Левиафана; тоталитаризм — эта чума ХХ века — использовал человека как кирпичик в государственном строительстве, нивелировал человека, требовал от него безусловного и полного подчинения, превращал в винтик одного единого отлаженного механизма. Сама действительность дала Е. Замятину в руки материал для его фантастического (хотя не такого уж и фантастического, если вспомнить отечественную и мировую историю ХХ века) антиутопического романа "Мы" (1920; впервые был опубликован в 1924 году на английском, затем в 1926 — на чешском, в 1929 — на французском, на родине публикация романа состоялась лишь в 1988 году). Пафосом этого романа стало оправдание живой личности, любви, творчества, самой жизни, а не механистического ее эрзаца. Неудивительно, что этот первый в мировой литературе роман-антиутопия впоследствии сыграл роковую роль в судьбе автора — жителя не фантастического, описанного в романе "Мы", а реального Единого сталинского Государства.

Роман "Мы" стал первым в ряду европейских романов-антиутопий, таких как «Прекрасный новый мир» О. Хаксли, «Скотный двор» и «1984» Дж. Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбери и др.

Е. Замятин был наставником молодых писателей — членов литературной группы «Серапионовы братья», в которую входили К. Федин, М. Зощенко, Вс. Иванов, Н. Тихонов, Л. Лунц и др. Преподавал в Политехническом институте, читал курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена и курс техники художественной прозы в студии Дома искусств, работал в редколлегии «Всемирной литературы», в правлении Всероссийского союза писателей (избран председателем в 1928 году), в издательствах, редактировал несколько литературных журналов.

В начале 1920-х годов появляются рассказы «Мамай» (1920) и «Пещера» (1921), резко критические по отношению к эпохе военного коммунизма в большевистской России, а также книга о Г. Уэллсе «Герберт Уэллс» (1922).

В 1920-е годы Е. Замятин создает ряд драматических произведений: «Общество Почетных Звонарей», «Блоха», «Атилла».

В 1929 году Е. Замятин за роман "Мы" (одновременно с Б. Пильняком, которого критиковали за повесть «Красное дерево») был подвергнут сокрушительной критике официозной прессы, его перестали печатать, работать он не мог. Не помогло заступничество М. Горького. В этих условиях писатель в июне 1931 года обращается с письмом к Сталину, просит разрешить выехать за границу. В своем письме Е. Замятин не скрывал своих взглядов на ситуацию в стране, в частности, писал: «Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой. В частности, я никогда не скрывал своего отношения к литературному раболепству, прислуживанию и перекрашиванию: я считал — и продолжаю считать — что это одинаково унижает как писателя, так и революцию».

Живя во Франции, Е. Замятин оставался советским гражданином, с советским паспортом. За границей был написан роман «Бич божий», посмертно изданный в Париже в 1938 году.

Похоронен в пригороде Парижа.

Читайте также другие статьи по творчеству Е.И. Замятина и анализу романа "Мы":

• Биография Е.И. Замятина