И.С.Тургенев "Отцы и дети". Главы I - V

Так размышлял Аркадий… а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления… Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.

– Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?

– Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня!

– Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине:


Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое…

Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром.

– Хочешь сигарку? – закричал опять Базаров.

– Давай, – отвечал Аркадий.

Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую черную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.

Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий Хутор.

IV

Толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ; показалась всего одна девочка лет двенадцати, а вслед за ней вышел из дому молодой парень, очень похожий на Петра, одетый в серую ливрейную куртку с белыми гербовыми пуговицами, слуга Павла Петровича Кирсанова. Он молча отворил дверцу коляски и отстегнул фартук тарантаса. Николай Петрович с сыном и с Базаровым отправились через темную и почти пустую залу, из-за двери которой мелькнуло молодое женское лицо, в гостиную, убранную уже в новейшем вкусе.

– Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.

– Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.

– Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич.

Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.

– Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец… Что? как ты его находишь?

– В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно.

– Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?

– Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одёженку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон.

– Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одёженку» и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдешь к себе на минутку?

– Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют , модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.

Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил:

– Добро пожаловать.

Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил ее обратно в карман.

– Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось?

— Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, — говорил Николай Петрович, потрогивая Аркадия то по плечу, то по колену. — Наконец! — А что дядя? здоров? — спросил Аркадий, которому, несмотря на искреннюю, почти детскую радость, его наполнявшую, хотелось поскорее перевести разговор с настроения взволнованного на обыденное. — Здоров. Он хотел было выехать со мной к тебе навстречу, да почему-то раздумал. — А ты долго меня ждал? — спросил Аркадий. — Да часов около пяти. — Добрый папаша! Аркадий живо повернулся к отцу и звонко поцеловал его в щеку. Николай Петрович тихонько засмеялся. — Какую я тебе славную лошадь приготовил! — начал он, — ты увидишь. И комната твоя оклеена обоями. — А для Базарова комната есть? — Найдется и для него. — Пожалуйста, папаша, приласкай его. Я не могу тебе выразить, до какой степени я дорожу его дружбой. — Ты недавно с ним познакомился? — Недавно. — То-то прошлою зимой я его не видал. Он чем занимается? — Главный предмет его — естественные науки. Да он все знает. Он в будущем году хочет держать на доктора. — А! он по медицинскому факультету, — заметил Николай Петрович и помолчал. — Петр, — прибавил он и протянул руку, — это никак наши мужики едут? Петр глянул в сторону, куда указывал барин. Несколько телег, запряженных разнузданными лошадьми, шибко катились по узкому проселку. В каждой телеге сидело по одному, много по два мужика в тулупах нараспашку. — Точно так-с, — промолвил Петр. — Куда это они едут, в город, что ли? — Полагать надо, что в город. В кабак, — прибавил он презрительно и слегка наклонился к кучеру, как бы ссылаясь на него. Но тот даже не пошевельнулся: это был человек старого закала, не разделявший новейших воззрений. — Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году, — продолжал Николай Петрович, обращаясь к сыну. — Не платят оброка. Что ты будешь делать? — А своими наемными работниками ты доволен? — Да, — процедил сквозь зубы Николай Петрович. — Подбивают их, вот что беда; ну, и настоящего старания все еще нету. Сбрую портят. Пахали, впрочем, ничего. Перемелется — мука будет. Да разве тебя теперь хозяйство занимает? — Тени нет у вас, вот что горе, — заметил Аркадий, не отвечая на последний вопрос. — Я с северной стороны над балконом большую маркизу приделал, — промолвил Николай Петрович, — теперь и обедать можно на воздухе. — Что-то на дачу больно похоже будет... а впрочем, это все пустяки. Какой зато здесь воздух! Как славно пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так не пахнет, как в здешних краях! Да и небо здесь... Аркадий вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк. — Конечно, — заметил Николай Петрович, — ты здесь родился, тебе все должно казаться здесь чем-то особенным... — Ну, папаша, это все равно, где бы человек ни родился. — Однако... — Нет, это совершенно все равно. Николай Петрович посмотрел сбоку на сына, и коляска проехала с полверсты, прежде чем разговор возобновился между ними. — Не помню, писал ли я тебе, — начал Николай Петрович, — твоя бывшая нянюшка, Егоровна, скончалась. — Неужели? Бедная старуха! А Прокофьич жив? — Жив и нисколько не изменился. Все так же брюзжит. Вообще ты больших перемен в Марьине не найдешь. — Приказчик у тебя все тот же? — Вот разве что приказчика я сменил. Я решился не держать больше у себя вольноотпущенных, бывших дворовых, или по крайней мере, не поручать им никаких должностей, где есть ответственность. (Аркадий указал глазами на Петра.) Il est libre, en effet, — заметил вполголоса Николай Петрович, — но ведь он — камердинер. Теперь у меня приказчик из мещан: кажется, дельный малый. Я ему назначил двести пятьдесят рублей в год. Впрочем, — прибавил Николай Петрович, потирая лоб и брови рукою, что у него всегда служило признаком внутреннего смущения, — я тебе сейчас сказал, что ты не найдешь перемен в Марьине... Это не совсем справедливо. Я считаю своим долгом предварить тебя, хотя... Он запнулся на мгновенье и продолжал уже по-французски. — Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные принципы насчет отношений отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета... Словом, эта... эта девушка, про которую ты, вероятно, уже слышал... — Фенечка? — развязно спросил Аркадий. Николай Петрович покраснел. — Не называй ее, пожалуйста, громко... Ну, да... она теперь живет у меня. Я ее поместил в доме... там были две небольшие комнатки. Впрочем, это все можно переменить. — Помилуй, папаша, зачем? — Твой приятель у нас гостить будет... неловко... — Насчет Базарова ты, пожалуйста, не беспокойся. Он выше всего этого. — Ну, ты, наконец, — проговорил Николай Петрович. — Флигелек-то плох — вот беда. — Помилуй, папаша, — подхватил Аркадий, — ты как будто извиняешься; как тебе не совестно. — Конечно, мне должно быть совестно, — отвечал Николай Петрович, все более и более краснея. — Полно, папаша, полно, сделай одолжение! — Аркадий ласково улыбнулся. «В чем извиняется!» — подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его душу. — Перестань, пожалуйста, — повторил он еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и свободы. Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал тереть себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце... Но он тут же обвинил себя. — Вот это уж наши поля пошли, — проговорил он после долгого молчания. — А это впереди, кажется, наш лес? — спросил Аркадий. — Да, наш. Только я его продал. В нынешнем году его сводить будут. — Зачем ты его продал? — Деньги были нужны; притом же эта земля отходит к мужикам. — Которые тебе оброка не платят? — Это уж их дело, а впрочем, будут же они когда-нибудь платить. — Жаль леса, — заметил Аркадий и стал глядеть кругом. Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей — и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами... «Нет, — подумал Аркадий, — небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?..» Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все — деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял. — Теперь уж недалеко, — заметил Николай Петрович, — вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли? — Конечно, — промолвил Аркадий, — но что за чудный день сегодня! — Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным — помнишь, в Евгении Онегине:

Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...

— Аркадий! — раздался из тарантаса голос Базарова, — пришли мне спичку, нечем трубку раскурить. Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром. — Хочешь сигарку? — закричал опять Базаров. — Давай, — отвечал Аркадий. Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую черную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос. Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.

Он в самом деле вольный (франц.).

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

А пока он размышлял, время быстро неслось вперед… Барбассон начинал терять терпение, а Сердар не смел сообщить друзьям своих мыслей… он чувствовал, что они ответят ему: твой отец умер от отчаяния, твоя мать с горя последовала за ним в могилу, родители твои, которых преждевременно сгубило твое бесчестие… наконец твоя сестра… Диана скоро должна приехать.

Полно! - сказал Барбассон, вернувшись еще раз после своей рекогносцировки, - будет это сегодня или же вы хотите дождаться восхода солнца, чтобы нас легче было схватить еще до прибытия нашего в Пуант-де-Галль? Сердар, если вы опять ломаете себе голову над какой-нибудь сентиментальностью, то я сейчас же отправлюсь спать и остаюсь по-прежнему Васко Барбассонто… разбирайтесь там сами, как хотите.

Полно колебаться, - в свою очередь шепнул Сердару Рама, - подумайте о вашей сестре, племянниках, о нас, наконец, которых вы затащили сюда.

Отступать было поздно. Сердар употребил над собой последнее усилие воли и отогнал осаждавшие его мысли. Затем, чтобы отрезать себе всякое отступление, он сказал друзьям:

Давно пора, - отвечал провансалец. - Следуйте за мной! У меня с собой кляп, веревки, платок и… тысячи чертей! Никаких колебаний.

Все четверо медленно, скользя по веранде, как тени, двинулись вперед и с этой минуты не произнесли ни единого слова. Роли были распределены между всеми: по человеку на каждую руку, Нариндре, как человеку с геркулесовой силой, две ноги, а четвертый, т.е. Барбассон, должен был заложить кляп в рот и обвязать голову платком, чтобы губернатор не мог видеть своих похитителей.

Все живущие в Индии имеют обыкновение, ложась в постель, надевать короткие, по колени, панталоны из легкого сырцового шелка и из такого же материала курточку, - ввиду известного устройства комнат, открытых для всех сквозняков.

Заговорщики скоро добрались до гостиной, которую они прошли, стараясь по возможности умерить шум своих шагов. Барбассон приподнял портьеру и сделал друзьям знак, означавший: он здесь. Все четверо остановились; при свете ночника - «веррин» - они увидели, что лица их бледны, как у алебастровых статуй. Барбассон заглянул в комнату.

Он спит! - сказал он еле слышным шепотом.

Отступать было поздно, надо было действовать быстро… Сэр Вильям мог проснуться каждую минуту и надавить электрическую кнопку, находившуюся у него под рукой. Они вошли… восемь рук опустились сразу на несчастного; он не успел еще проснуться, как во рту у него был уже кляп, а на голове платок, и вслед за этим руки и ноги его были так крепко связаны веревками, что он не в состоянии был шевельнуть ими. Нариндра в одно мгновение подхватил сэра Вильяма на руки и, как перышко, снес его на веранду, где его уложили в клетку для пантер, снабженную матрацем.

Анализ отрывка из эпического произведения

Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, всё поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избёнками под тёмными, часто до половины размётанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетёнными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разорёнными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались всё обтёрханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей - и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с её метелями, морозами и снегами... "Нет, - подумал Аркадий, - небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?..”

Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала своё. Всё кругом золотисто зеленело, всё широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием тёплого ветерка, всё - деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени ещё низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых её волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.

Теперь уж недалеко, - заметил Николай Петрович, - вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживём с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?

Конечно, - промолвил Аркадий, - но что за чудный день сегодня!

Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным - помнишь, в Евгении Онегине:

Как грустно мне твоё явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...

Аркадий! - раздался из тарантаса голос _______, - пришли мне спичку, нечем трубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал её _________ с Петром.

Хочешь сигарку? - закричал опять ___________.

Давай, - отвечал Аркадий.

Пётр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую чёрную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.

И.С. Тургенев. «Отцы и дети»

В1. Из какого города возвратился Аркадий Кирсанов?

В2. Назовите фамилию героя романа, которую нужно вписать на месте пропусков.

В3. Как называется описание природы в литературном произведении?

В4. Назовите художественный приём, лежащий в основе соотнесения первого и второго абзацев текста.

В5. Как называется образное определение предмета, дающее ему яркую характеристику (обтёрханные мужички, зевающие воротища, исхудалые , шершавые коровы)?

В6. Как называется приём, основанный на использовании дословных выдержек из чужих произведений?

В7. Назовите синтаксическое средство, которое использует автор в третьем предложении, для того чтобы создать ощущение езды и сопровождающей её смены объектов, попадающих в поле зрения героев.

С1. Почему окружающую героев природу доверено увидеть именно Аркадию и что расскажет этот пейзаж о своём наблюдателе?

С2. В чём смысл обращения к Пушкину в этом фрагменте и в романе «Отцы и дети» в целом? В каких произведениях русской литературы ещё встречаются обращения к творчеству поэта?

Ответы и комментарии

Задание С1 предполагает, что ученики будут рассматривать пейзаж не только "сам по себе”, но и как средство характеристики его наблюдателя. Важно заметить контраст между первым и вторым абзацем, услышать внутреннюю речь Аркадия в финале первого абзаца, понять, почему "побеждает” светлое, весеннее настроение в душе героя. Можно спросить себя и о том, почему не преобразователю жизни Базарову доверено увидеть нищету родной земли, и вспомнить эпилог, из которого мы узнаём, что настоящим хозяином на этой земле стал именно Аркадий.

Задание С2 предполагает, что ученики вспомнят многочисленные пушкинские цитаты и реминисценции, рассыпанные по тексту романа Тургенева (Пушкина цитирует Николай Петрович, он же читает «Цыган», над Пушкиным будет иронизировать Базаров, но сам заговорит в момент объяснения в любви пушкинскими словами; с пушкинской цитатой мы встретимся в заключительном предложении романа). Пушкин - один из самых значимых для Тургенева поэтов, им поверяется отношение героев к жизни. Пушкин - это образ вечности в искусстве, он сродни "широкой жизненной волне”, которая разлита в природе и которую чувствуют многие герои романа. К Пушкину обращаются герои многих произведений русской литературы: Хлестаков, Поэт в стихотворении Некрасова «Поэт и гражданин», Никитин («Учитель словесности» Чехова), герои «Белой гвардии» Булгакова, лирический герой стихотворения «Юбилейное» В.Маяковского и т.д.

Сергей Волков

Предварительный просмотр:

Анализ лирического произведения

* * *

Я покинул родимый дом,
Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом
Теплит матери старой грусть.
Золотою лягушкой луна
Распласталась на тихой воде.
Словно яблонный цвет, седина
У отца пролилась в бороде.
Я не скоро, не скоро вернусь!
Долго петь и звенеть пурге.
Стережёт голубую Русь
Старый клён на одной ноге.
И я знаю, есть радость в нём
Тем, кто листьев целует дождь,
Оттого, что тот старый клён
Головой на меня похож.

Сергей Есенин, 1918

В8. Какие цвета прямо или косвенно названы в стихотворении?
В9. Как называется дважды использованный во второй строфе художественный приём, основанный на явном, открытом уподоблении предметов и явлений?
В10. Как называется приём внутреннего, скрытого сопоставления предметов и явлений, делающий картину образной, многомерной (листьев дождь, седина пролилась в бороде )?
В11. Как называется использованное в стихотворении перенесение черт живого существа на неодушевлённые предметы (стережёт голубую Русь // старый клён на одной ноге )?
В12. Назовите интонационно-синтаксическое средство, использованное в первой строке третьей строфы и позволяющее сделать выказывание эмоциональным.

С3. Какую роль в стихотворении Есенина играют образы деревьев?
С4. В каких произведениях русской литературы поднимается тема прощания с родным домом и как они перекликаются со стихотворением Есенина?

Ответы и комментарии

Задания В8–В12 направлены на выявление особенностей стихотворения Есенина, важных для характеристики его поэтического мира вообще. Здесь и особая цветовая гамма, и обилие сравнений, метафор, олицетворений, и эмоциональный синтаксис.

Задания С1 и С2 позволят проанализировать стихотворение глубже. О любви Есенина к образам деревьев сказано много (в частности, см. статьи М.Эпштейна в рубрике «ЛитМотив» в № 22 и 23 «Литературы» за этот год). Мир деревьев и мир человека близки, проникают друг в друга (березняк способен грустить, как мать лирического героя). Излюбленный приём Есенина - использование природных деталей при описании внешности человека: седина в бороде сравнивается с яблонным цветом . Клён в мире Есенина становится alter ego автора.

Прощание с родным домом - один из распространённых мотивов литературы и искусства вообще. Школьники могут вспомнить Татьяну Ларину, отъезжающую в Москву, Штольца, отправляющегося в Петербург, Ростовых, покидающих родное гнездо перед нашествием французов, героев «Вишнёвого сада». Среди лирических произведений, кроме стихотворений самого Есенина, в которых этот мотив встречается часто, ученики могут обратиться, например, к «Родине» Некрасова или «Лотовой жене» Ахматовой.

Сергей Волков

Предварительный просмотр:

Анализ отрывка из драматического произведения

Те же, Дикой и Кулигин

Дикой. Ишь ты, замочило всего. (Кулигину.) Отстань ты от меня! Отстань! (С сердцем.) Глупый человек!

Кулигин. Савел Прокофьич, ведь от этого, ваше степенство, для всех вообще обывателей польза.

Дикой. Поди ты прочь! Кака польза! Кому нужна эта польза?

Кулигин . Да хоть бы для вас, ваше степенство, Савел Прокофьич. Вот бы, сударь, на бульваре, на чистом месте, и поставить. А какой расход? Расход пустой: столбик каменный (показывает жестами размер каждой вещи ), дощечку медную, такую круглую, да шпильку, вот шпильку прямую (показывает жестом ), простую самую. Уж я всё это прилажу, и цифры вырежу уже всё сам. Теперь вы, ваше степенство, когда изволите гулять, или прочие, которые гуляющие, сейчас подойдёте и видите <...> А то этакое место прекрасное, и вид, и всё, а как будто пусто. У нас тоже, ваше степенство, и проезжие бывают, ходят туда наши виды смотреть, всё-таки украшение - для глаз оно приятней.

Дикой. Да что ты ко мне лезешь со всяким вздором! Может, я с тобой и говорить-то не хочу. Ты должен был прежде узнать, в расположении ли я тебя слушать, дурака, или нет. Что я тебе - ровный, что ли? Ишь ты, какое дело нашёл важное! Так прямо с рылом-то и лезет разговаривать.

Кулигин. Кабы я со своим делом лез, ну, тогда был бы я виноват. А то я для общей пользы, ваше степенство. Ну, что значит для общества каких-нибудь рублей десять! Больше, сударь, не понадобится.

Дикой. А может, ты украсть хочешь; кто тебя знает.

Кулигин. Коли я свои труды хочу даром положить, что же я могу украсть, ваше степенство? Да меня здесь все знают; про меня никто дурно не скажет.

Дикой. Ну, и пущай знают, а я тебя знать не хочу.

Кулигин. За что, сударь, Савел Прокофьич, честного человека обижать изволите?

Дикой. Отчёт, что ли, я стану тебе давать! Я и поважней тебя никому отчёта не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю. Для других ты честный человек, а я думаю, что ты разбойник, вот и всё. Хотелось тебе это слышать от меня? Так вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу - помилую, захочу - раздавлю.

Кулигин. Бог с вами, Савел Прокофьич! Я, сударь, маленький человек, меня обидеть недолго. А я вам вот что доложу, ваше степенство: "И в рубище почтенна добродетель!”

Дикой. Ты у меня грубить не смей! Слышишь ты!

Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю, а говорю вам потому, что, может быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много; была б только воля на доброе дело. Вот хоть бы теперь то возьмём: у нас грозы частые, а не заведём мы громовых отводов.

Дикой (гордо ). Всё суета!

Кулигин. Да какая же суета, когда опыты были.

Дикой. Какие такие там у тебя громовые отводы?

Кулигин. Стальные.

Дикой (с гневом ). Ну, ещё что?

Кулигин. Шесты стальные.

Дикой (сердясь более и более ). Слышал, что шесты, аспид ты этакой; да ещё-то что? Наладил: шесты! Ну, а ещё что?

Кулигин. Ничего больше.

Дикой. Да гроза-то что такое по-твоему, а? Ну, говори!

Кулигин. Электричество.

Дикой (топнув ногой ). Какое ещё там елестричество! Ну как же ты не разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожнами какими-то, прости господи, обороняться. Что ты, татарин, что ли? Татарин ты? А? говори! Татарин?

Кулигин. Савел Прокофьич, ваше степенство, Державин сказал:

Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю.

Дикой. А за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст! Эй, почтенные! прислушайте-ка, что он говорит!

Кулигин. Нечего делать, надо покориться! А вот когда будет у меня миллион, тогда я поговорю. (Махнув рукой, уходит. )

А.Н. Островский. «Гроза»

В1. К какому из трёх родов литературы относится пьеса «Гроза»? (Ответ запишите в именительном падеже.)

В2. Какое устройство предлагает установить на бульваре механик-самоучка Кулигин в первой части фрагмента?

В3. Гроза в пьесе - это иносказательный образ, имеющий множество значений и обладающий особой смысловой ёмкостью. Как называется такой образ в литературоведении?

В4. Как называют острое столкновение характеров и обстоятельств, положенное в основу сценического действия? (Такое столкновение между Диким и Кулигиным мы наблюдаем в приведённом фрагменте.)

В5. Как называется речевое общение двух или более лиц, построенное на чередовании их высказываний в разговоре?

В6. Как называется небольшое высказывание персонажа, фраза, которую он произносит в ответ на слова другого персонажа?

В7. В приведённом фрагменте есть авторские пояснения к тексту пьесы и высказываниям героев, стоящие в скобках. Каким термином их обозначают?

С1. Как приведённый фрагмент помогает раскрыть общий конфликт пьесы «Гроза»?
С2. Каких героев русской литературы можно, вместе с Диким, назвать невежественными, самодурными? Ответ аргументируйте.

Ответы и комментарии

Задания С1 и С2. Разбирая приведённый отрывок из 4-го действия драмы «Гроза», ученики отметят, что диалог Дикого с Кулигиным непосредственно предшествует кульминации пьесы - признанию Катерины под сводами галереи. То, о чём говорят герои, формально никак с Катериной и её драмой не связано (Кулигин вообще не встречается с Катериной на сцене, если не считать момента, когда он выносит её труп), однако в более широком смысле можно увидеть связь прямую: ведь перед нами на сцене столкновение невежественного самодура и хорошего, умного, но слабого человека. Это столкновение как нельзя лучше характеризует атмосферу, окружающую главную героиню: в ней подавляется и губится всё живое. Грубость Дикого, чувствующего себя полноправным хозяином в городе, соотносится с всевластием Кабанихи в своём доме. Робкие попытки противодействия (настойчивость Кулигина), равно как и усилия по бесконфликтному изменению этой атмосферы, обречены на неудачу ("Нечего делать, надо покориться”). На таком фоне поступок Катерины выглядит скорее как яркий протест (хотя, как известно, в критике существуют и другие точки зрения). Невежество и грубость Дикого вызывают в памяти персонажей Фонвизина (Простакову, Скотинина) и - по касательной - фамусовское общество с его ненавистью к просвещению. Сцену разговора сильного и слабого можно увидеть, например, в «Шинели» Гоголя.

Сергей Волков

  • Сергей Савенков

    какой то “куцый” обзор… как будто спешили куда то