Михаил Михайлович Коцюбинский (Михайло Михайлович Коцюбинський) - украинский писатель, общественный деятель, классик украинской литературы.

Родился в г. Виннице в семье мелкого чиновника. Отец - Михаил Матвеевич, мать - Гликерия Максимовна Абаз; кроме Михаила у них было ещё четверо детей - два брата и две сестры. Детство и юность будущего писателя прошли в городах и селах Подолья, куда переводили отца по службе. Образование получил в Барской начальной школе (1875 - 1876) и Шаргородском духовном училище (1876 - 1880). В училище 12-летний Михаил влюбился в девушку старше него на 4 года, этот эпизод заставил его сильнее засесть за учёбу, дабы чего-то достичь и привлечь её внимание. Сильное впечатление в этот период на Михаила произвели книги Тараса Шевченко , Марко Вовчок , так что он сам захотел стать писателем.

После окончания училища в 1880 году Коцюбинский поехал в Каменец-Подольский, намереваясь учиться в университете, но эта мечта не осуществилась. В 1881 году семья Коцюбинских, вернулась в Винницу. Коцюбинский смолоду занимал активную гражданскую позицию, пропагандировал революционные и освободительное идеи и в 1882 году был арестован за связь с народовольцами. На квартире Коцюбинских было сделано несколько обысков, а после освобождения Подольское жандармское управление установила за Михаилом тайный надзор.

Из-за тяжёлого материального положения семьи юноше так и не удалось продолжить образование: мать ослепла, впоследствии, в 1886 году, умер отец. Ответственность за семью из четверых человек легла на плечи Михаила. В 1886-1889 годах он даёт частные уроки и продолжает учиться самостоятельно. В 1891 году экстерном сдаёт экзамен при Винницком реальном училище на народного учителя, продолжает заниматься репетиторством.

Вначале 1890-х часть молодой украинской интеллигенции, проникнутая либерально-просветительскими идеями, образовала «Братство тарасовцев», с участниками которой Коцюбинский некоторое время поддерживал связи. В 1892-1896 годах Коцюбинский был в составе Одесской филлоксерной комиссии, боровшейся с вредителем винограда - филлоксерой. Богатая творческими достижениями пятилетняя служба в филлоксерной комиссии стала периодом интенсивного роста писателя: работа в сёлах Бессарабии дала ему материал для написания цикла молдавских рассказов, затем писатель работал в Крыму, который зажигал творческое воображение чувствительного к экзотике Коцюбинского.

Оставив работу в комиссии в 1897, Михаил Михайлович предпринимает безуспешную попытку устроиться на работу в Чернигове, где он надеялся получить должность заведующего книжным складом в Черниговской губернской земской управе. После этого Коцюбинский временно поселился в Житомире, где с ноября 1897 по март 1898 занимал различные должности в редакции местной газеты «Волынь». В 1898 году Михаил Михайлович наконец переезжает в Чернигов, где сначала занимал должность делопроизводителя при земской управе, временно заведовал столом народного образования и редактировал «Земский сборник Черниговской губернии». В сентябре 1900 года устроился в городском статистическом бюро, где работал до 1911 года. В Чернигове женился на Вере Устиновне Дейше, дворянского роду, с которой познакомился ещё в конце 1894-го в Киеве на первом съезде «Громады». Здесь выросли его дети - Юрий, Оксана, Ирина и Роман. Сын Юрий - украинский советский государственный и партийный деятель, был членом первого советского правительства Украины, репрессирован; остальные дети тоже так или иначе связаны с советской властью.

Еженедельно в доме писателя собиралась литературная молодёжь города. Сюда приходили такие известные в будущем писатели и поэты, как Василь Блакитный , Николай Вороной, Павло Тычина .

Была в жизни писателя ещё одна женщина - Александра Ивановна Аплаксина, младше его на 16 лет. Его многочисленные письма к ней - более 300 - стали важным источником информации к биографии писателя. Отношения Коцюбинского с Аплаксиной закончились с 1907 года, когда из анонимного письма о них узнала жена писателя.

Впоследствии М. Коцюбинский стал путешествовать. Он объездил бо́льшую часть Европы, в частности побывал в Австрии, Германии, Италии, Швейцарии. Это был не только «зов его души», но и потребность в лечении, его мучили астма и туберкулез. Он часто посещал итальянский остров Капри, где проходил лечение.

В 1911 году «Общество сторонников украинской науки и искусства» назначило М. Коцюбинскому пожизненную стипендию в размере 2000 рублей в год, чтобы он мог уволиться со службы. Однако писатель чувствовал себя всё хуже. Последний раз находясь в больнице М. Коцюбинский узнал о смерти лучшего друга, композитора Н. В. Лысенко. А вскоре, весной 1913 года, умер и сам писатель. М. Коцюбинский был похоронен на Болдиной горе в Чернигове, любимом месте его ежедневных прогулок.

Коцюбинский - один из самых оригинальных украинских прозаиков. Кроме украинского и русского он знал девять иностранных языков, среди которых греческий, крымскотатарский, цыганский; но главным источником обогащения языка литературы он считал общенародную речь. Коцюбинский одним из первых в украинской литературе осознал потребность её реформирования в направлении современной европейской прозы. Его творчество всегда было предметом споров литературных критиков. До сих пор некоторые исследователи модернизма Коцюбинского осторожно называют его импрессионистом в литературе.

Коцюбинский начал пробовать свои силы в литературе рано, брался за поэзию, переводы, очерки, но вскоре главным полем его писательской деятельности, настоящим призванием, становится художественная проза. Из первых опытов Коцюбинского-прозаика до нас дошли рассказы «Андрей Соловейко, или Ученье свет, а неученье тьма» (написан в 1884), «21-го декабря, на введение» (1885), «Дядя и тётя» (1885). Печататься начал в 1890 году - львовский детский журнал «Дзвінок» (Звонок) опубликовал его стихотворение «Наша хатка». В том же году побывал во Львове, установив творческие контакты с местными литераторами и издателями, в частности Иваном Франко . Поездка положила начало постоянному сотрудничеству Коцюбинского в западноукраинских изданиях. В начале 1891 года он поехал в с. Лопатинцы на Винничине, где совместил работу домашнего учителя в семье местного служащего (бухгалтера сахарозавода) с началом серьёзной литературной работы. Только за 1891 год из-под его пера вышли рассказы «Харитя», «Ёлочка», «Пятизлотник», повесть «На веру», стихотворная сказка «Завистливый брат».

Первый сборник автора, всего из трёх рассказов («Харитя», «Ёлочка», «Маленький грешник»), вышел в начале 1985-го в Чернигове. Повесть «На веру», из-за проблемной на то время морально-этической подоплёки произведения, автор изначально подписывал при подаче рукописи в издательство псевдонимом Захар Козуб.

Годы пребывания Коцюбинского на правительственной службе в Молдавии и Крыму дали жизненный материал для его произведений «Для общего блага», «Посол чёрного царя», «Ведьма», «В узах шайтана», «Дорогой ценой», «На камне», «В грешный мир», «Под минаретами». Одним из свидетельств того, что Коцюбинский своими произведениями молдавско-крымского цикла выходил за пределы локальных проблем, является то, что его повесть «Для общего блага» была напечатана в переводе на русский язык в журнале «Жизнь» (1899, кн. 12).

Важным моментом мировоззренческо-писательской эволюции Коцюбинского был рассказ «Куколка». В «Куколке» Коцюбинский предстал выдающимся мастером психологического анализа. Сосредоточение внимания на психологических коллизиях становится определяющей чертой его творчества. Романтично-возвышенная, героическая тональность объединяет произведения на темы из прошлого украинского народа - «На крыльях песни» и «Дорогой ценой».

Новелла «Цвет яблони» была в украинской литературе новаторской

Цена прозрения

Новелла Михаила Коцюбинского «Смех» как художественное пророчество

Есть довольно давно замеченная закономерность произведения настоящего высокого искусства (искусства слова, в частности) дают возможность увидеть будущий путь, которым вскоре будет продвигаться сама История, увидеть ее лицо и таинственный замысел… И не случайно немало историков, философов, социологов, даже экономистов в свое время искренне признавались в том, что наследие великих мастеров мировой литературы дало им больше, чем сотни томов специальных (пусть даже очень содержательных!) научных «исследований». Причем историко-познавательная ценность таких произведений отнюдь не определяется их «параметрами» (объемами); небольшой, миниатюрный рассказ может оказаться истинным художественным шедевром, не просто «моментальным снимком» истории, но художественным пророчеством, которое обязательно еще нужно внимательно прочитать, почувствовать и понять.

В украинской литературе таким несравненным мастером был Михаил Михайлович Коцюбинский. Чтобы убедиться в том, что у Коцюбинского нет «проходных», незначительных вещей, достаточно вдумчиво перечитать, например, его новеллу «Смех». (Объем - только 10 страниц текста!) Перед нами - не просто мгновение истории, которое только на секунду ярко вспыхнуло - и после этого молниеносно исчезает; и не художественная иллюстрация на тему «драматизм социальных конфликтов русской революции 1905 года на территории Украины». Отнюдь… Здесь, скорее, речь идет об удивительном предвидении выдающимся творцом будущих «болевых точек» истории, а впрочем, разве только истории Как, надеемся, убедится вскоре уважаемый читатель, этот небольшой рассказ способен существенно облегчить поиски ответов и на жгучие проблемы сегодняшнего дня.

Поэтому поговорим о новелле «Смех». Написал ее Михаил Михайлович в начале февраля 1906 года в Чернигове, а опубликовано произведение было во второй книге журнала «Нова громада» (кстати, финансированного выдающимся украинским общественным деятелем Евгением Чикаленко) за тот же год. Время создания рассказа необходимо отметить сразу это 1905-1906 годы, время «потрясения основ», казалось бы, нерушимой до сих пор империи Романовых, когда начала скрежетать и давать сбои репрессивная государственная машина России, когда в непримиримом, трагическом конфликте сошлись первые слабые ростки гражданских и национальных свобод, декларируемых (только декларируемых!) в манифесте царя Николая II от 17 октября 1905 года, и, с другой стороны, злобная черносотенная «пена» погромщиков, которые всю свою ярость (при удивительном отсутствии «стражей порядка») направляли против интеллигентов-вольнодумцев, радикальных студентов-«подстрекателей» и против евреев. В представлении этой безумной толпы «верноподданных» никакой почвы для беспорядков, тем более революции на территории империи вообще не было - виноваты «жиды» и мятежники-интеллигенты. (Удивительная вещь в наши дни, через 100 лет, некоторые вполне якобы «респектабельные» российские публицисты и историки становятся на такую же точку зрения, безгранично идеализируя Николая II - «мученика», который, между прочим, не раз посылал черносотенцам свои поздравления…)

Что делали эти истошные «патриоты» империи и «защитники» царя и православия В новелле Коцюбинского это показано кратко, жестко и ярко. Вот студент Горбачевский, прибежав через «черный ход» в квартиру главного героя произведения, радикально оппозиционного к власти адвоката Валерьяна Чубинского (в квартире очень плотно закрыты окна, потому что «злые люди ходят теперь то и дело по улицам. Только бы еще к нам не залезли!»), рассказывает о последних событиях в городе - а время-то беспокойное, такое, что требует от каждого человека сознательного, личностного выбора и полной ответственности за все свои поступки. «Целую ночь, - рассказывает Горбачевский, - был черносотенный митинг. Пили и советовались, кого должны бить. В первую очередь вроде положили уничтожить «раторов» и «домократов». На улицах какое-то неопределенное движение. Бродят кучками по три-четыре… Лица сердитые. Строгие, а глаза дикие, злые, так и светят огнем, как увидеть интеллигента… Прошел через базар. Народа много. Там раздают водку. Идут какие-то тайные совещания, но о чем говорят, - трудно сказать. Слышал только несколько фамилий Мачинского, Залкина, вашу… Вы рискуете, вы очень рискуете», - обращаясь к адвокату Чубинского, завершает свой взволнованный, отрывочный рассказ студент Горбачевский.

Валерьян Чубинский действительно таки сильно рискует. Ведь он - публичный и страстный критик власти, к тому же хороший оратор. Автор, воспроизводя его ощущение, пишет «И сразу промелькнуло у него перед глазами целое море голов… Головы, головы и головы… упрелые, согретые лица и тысячи глаз, смотрели на него из тумана сизого испарения. Он говорил. Какая-то горячая волна била ему в лицо, влетала с вдохом в грудь. Слова вылетали из груди, как хищные птицы, смело и метко. Речь, кажется, удалась ему. Ему удалось так просто и ярко описать противоположность интересов тех, кто дает работу, и тех, кто вынужден ее брать, что даже самому сия вещь стала более ясной (очевидно, по своим взглядам господин Чубинский относится к социал-демократии, причем вряд ли к наиболее умеренному ее крылу! - И. С.). И когда ему аплодировали, он знал, что это бьет в ладони разбуженное сознание». Следовательно, Валерьян Чубинский, несомненно, - один из тех «домократов» и «раторов» и имеет все основания побаиваться дальнейшего развития событий.

А с «улицы» поступают все более тревожные известия! Вот Татьяна Степановна, «маленькая кругленькая женщина» (очевидно, знакомая семьи Чубинских), рассказывает, что «уже началось… Толпа ходит по улицам с царским портретом. Я только что видела как били Секача, студента - не снял шапки перед портретом. Я видела, как его, уже без шапки, красного, в разорванной тужурке, согнутого вдвое, бросали из рук в руки и все били. Глаза у него такие большие, красные, сумасшедшие… Меня охватил ужас… Я не могла смотреть… И знаете, кого я видела в толпе Народ… Крестьян в серых праздничных свитах, в больших сапогах, простых степенных хлеборобов… Там были люди из нашего села, тихие, спокойные, работящие… Я их знаю, я уже пять лет учительствую в том селе… А теперь убежала оттуда, потому что меня хотели побить это старая дикая ненависть к пану, кто бы он ни был… У нас все разрушили. Ну, еще там богатых… Но кого мне жалко, так это нашей соседки. Старая вдова, бедная. Один сын в Сибири, второй в тюрьме сидит… Только и осталось, что старая хата и сад. И вот уничтожили все, разобрали хату по брусу, сад вырубили, книжки сынов разорвали… Она не хотела просить, как другие. А некоторые выходили навстречу толпе с образами, с маленькими детьми, становились на колени в грязь и умоляли целыми часами, руки мужикам целовали… И тех помиловали».

Вот вам, читатель, яркий пример того, как классик нашей украинской литературы умел буквально в нескольких строках воспроизвести трагедию эпохи здесь и «старая, дикая ненависть к пану, кто бы он ни был» (главная причина революций и 1905, и 1917 годов, а никак не какие- либо внешние влияния), причем под царскими хоругвями (!), и реальное, часто жестокое и лютое лицо народа, которое Коцюбинский, безупречный демократ и гуманист, очень хорошо, слишком хорошо знал… Кстати, возникает еще один, совсем не второстепенный вопрос а с кем были, какую позицию занимали, кого поддерживали те «простые степенные хлеборобы» в «серых праздничных свитах» во время страшных социальных потрясений 1917-1921 годов, да и в конце 20-х (если дожили до того времени)! Заметим, кстати, что Коцюбинский был не только глубоким, проницательным, пророческим художником, но и человеком незаурядного личного мужества; во время черносотенных погромов в Чернигове в конце 1905 года Михаил Михайлович и его жена Вера Устимовна собирали среди сотрудников Черниговского статбюро, где оба тогда работали, деньги для приобретения оружия общественным отрядам самозащиты от черносотенцев. А для защиты от погрома тех, кому он особенно угрожал - евреев - была специально вызвана крестьянская дружина из жителей села Локнисте вблизи Чернигова. (Следовательно же, и тогда, и впоследствии украинское крестьянство ни в коем случае не стоило рассматривать как единую, монолитную, нерасчлененную массу единства давно уже не было!)

Поэтому понятным является то, что именно с Варварой пан Чубинский хочет «душевно» поговорить в такую трудную минуту. «Вы же слышали, Варвара Панов бьют… - жалобно объяснил пан Валерьян - и с удивлением увидел, что сытое тело Варвары вздрагивает, словно от сдержанного смеха… И вдруг смех тот прорвался. - Ха-ха! Бьют… и пусть бьют… Ха-Ха- ха!.. Потому что довольно господствовать… ха-ха-ха… Слава же тебе, господи, дождались люди…»

Картина, воспроизведенная далее Коцюбинским, ужасная и пророческая «Она (Варвара. - И.С.) не могла сдержать смех, непобедимый, пьяный, который клекотал в груди и лишь, как пену, выбрасывал отдельные слова Ха-ха-ха! всех… искоренить… ха-ха-ха… чтобы и на семена… всех… а-ха-ха - она аж всхлипывала. Этот дикий хохот один скакал по хате, и было от него так больно и страшно, как от безумного танца острых ножей, блестящих и холодных. Словно дождь молний сыпал этот смех, что-то было убийственное и смертельное в его переливах и наводило ужас».

Кажется, этот ужас в следующих абзацах новеллы в какой-то степени «снимается», потому что автор дает рациональное и убедительное объяснение такой «внезапной» и сильной ненависти Варвары к «панам». Ведь Валерьян Чубинский, чьи «подслеповатые глаза» в очках (совсем не случайно Коцюбинский акцентирует на этом наше внимание!) вдруг стали «напуганными, острыми и необыкновенно видящими» (это - цена прозрения), «увидел то, около чего ежедневно проходили, как тот слепой. Эти босые ноги (Варвары. - И.С.), холодные, красные, грязные и потрескавшиеся… как у животного. Дранку на плечах, которая не давала тепла. Землистый цвет лица… синяки под глазами… Синий чад в кухне, твердую скамейку, на которой спала… между помоев, грязи и чада … едва прикрытую… Как в берлоге… Как то животное… Сломанную силу, которая шла на других… Печальную мутную жизнь, век в ярме… А он хотел еще от нее приязни…»

Догматическое советское «коцюбинсковедение» утверждало, что в новелле «Смех» «раскрывается бессилие абстрактного гуманизма в решении коренных противоречий общества и прозрение его носителей в столкновении с реальной жизнью» (здесь только обходится вопрос о цене такого прозрения ведь такие, как адвокат Чубинский, выступая на митингах, и представить себе не могли, какой ужасный вулкан народного гнева, ненависти к «панам» - и поэтому неважно, кто же тех «панов» бьет, черносотенная ли толпа, или те, кто через 13 лет справились с этим делом более умело!). Кстати, наш выдающийся современник, академик Иван Михайлович Дзюба, абсолютно правильно, основываясь на свидетельстве знакомой Коцюбинского, П. Березняк, ставит вопрос совсем в другой плоскости ведь Михаил Михайлович доказывал, что «Смех» - это не сатира на чубинских, а драма чубинских, тех чубинских, которые на митингах открыто выступают против деспотии, защищая права трудящихся, а одновременно у себя дома эксплуатируют людей и не замечают этого!

Михаил Коцюбинский не был бы великим писателем, чьи произведения и сейчас ни в коей мере не потеряли своей художественно-эстетической, познавательной и пророческой силы, если бы он не постиг одной фундаментальной истины невозможно посмеяться над историей (хотя может создаться впечатление, что это удалось сделать). Она, история, сама смеется над циничными «шутниками». Причем смеется последней…

М.М. Коцюбинский

В ГРЕШНЫЙ МИР

Новелла

Перевод с украинского Е. Егоровой

Там, за горами, давно уже день и сияет солнце, а здесь, на дне ущелья, царит еще ночь. Простерла синие крылья и тихо укрыла вековые боры, черные, хмурые, неподвижные, которые обступили белую церковку, словно монахини малое дитя, и взбираются кольцом по скалам все выше и выше, один за другим, один над другим, к клочку неба, такому маленькому, такому здесь синему. Бодрый холод наполняет эту дикую чащу, холодные воды стремятся по серым камням, и пьют их дикие олени. В синих туманах шумит Алма, и сосны купают в ней свои косматые ветви. Спят еще великаны-горы под черными буками, а по серым зубцам Бабугана, как густой дым, ползут белые облака.

На дне ущелья тихо, пасмурно. Лишь слабые, жалобные звуки монастырского колокола печально раздаются в долине...

Монастырь уже не спит. Из кельи матушки игуменьи выбежала келейница и металась по подворью как угорелая. Сестра Аркадия, скромно опустив ресницы над постным лицом, спешила к матушке с букетом роз, еще мокрых от росы; ее провожали недобрые взгляды встречных монашенок. Из летней кухни столбом валил дым, и послушницы в темных одеждах бродили по двору, ленивые и заспанные. В белой часовенке, где в каменную чашку стекала чистая, целебная вода, ровно горели, словно золотые цветы, свечи, зажженные кем-то из богомольцев.

Две послушницы гнали коров на пастбище. Старый монах, оставшийся на приходе с того времени, как монастырь был превращен в женский, худой, сгорбленный, иссохший, точно вырытый из земли, тащился в церковь. Еле передвигая дрожащие ноги и стуча по камням посохом, который ходуном ходил в его сухой руке, он метал на коров последние искры из потухших глаз и бранился:

У-у, проклятые!.. нагадили... женского пола!..

И тыкал вслед им посохом.

Послушницы посмеивались.

Из окна матушки казначеи выглянуло бледное, виноватое лицо с большими глазами, окруженными синевой, с растрепанными волосами, без клобука.

Опять матушке Серафиме видение было,- тихо сказала младшая послушница, переглянувшись со старшей.

Синие глаза у старшей грустно улыбнулись.

Гнали стадо высоко, к вершинам, на горное пастбище. Слегка покачивая рыжими боками, взбирались по крутым тропинкам коровы, за ними шли сестры. Впереди младшая - Варвара, крепкая, коренастая девка, за ней Устина, тонкая, хрупкая, в черной одежде, совсем как монахиня. Лес обступал их - холодный, печальный и молчаливый. На них надвигались черные буки, одетые трауром теней, седые туманы со дна обрывов, росистые травы, холодные скалы. Над головами катились волны холодной черной листвы. Даже синие колокольчики сеяли холод на травы. Каменная дорожка, словно тропа дикого зверя, петляла по склонам горы туда и сюда, все выше и выше. Пестрые мраморные стволы буков сползали с дороги вниз, точно обваливались, и расстилали темную крону уже у самых ног. Цепкие корни сплетались в клубки и ползли по горам, как змеи. Монашенки шли дальше. С одного места им удалось увидеть дно ущелья, маленькую церковку и белые домики, где жили сестры. В церковке пели. Женские голоса, чистые, высокие и сильные, словно ангельские хоры, тянули священную песню. Она так странно звучала вверху, под черным куполом.

Устина остановилась. Затихшая, просветленная, слушала пение.

Пойдем,- сказала Варвара,- уже поздно... Матушка игуменья велела малину собирать, когда возвратимся из лесу...

Устина вздохнула.

А тишина, правда, стояла немая. Камешек, скатившись из-под копыта коровы, сухая ветка, задетая ногой, издавали такой треск, словно что-то огромное рушилось в горах и рассыпалось. Эта тишина раздражала: хотелось вскрикнуть, зашуметь, хотелось ее спугнуть.

Дальше попадались уже сосны, старые, рыжие, косматые. Их длинные ветви спускались в пропасти, как руки. По сухим иглам скользила нога. Сосновые шишки, большие и пустые, катились под ноги или глядели из травы десятками глаз на поникшие головки синих колокольчиков.

А матушка игуменья и сегодня сердитая,- сказала Варвара.- Давно ли помирилась с матушкой казначеей... плакали, целовались, и снова подняли шум... Зовет вчера к себе матушку Серафиму: «Ты, говорит, снова за свое? Ты снова против меня бунтуешь сестер? A-а! я знаю, они тебя больше любят, чем меня,- я, видите ли, деспот, мучу всех, на работе изнуряю, голодом морю... Я лучше ем, я себе рыбу покупаю, я все варенье с чаем съела... я... я... Я всем покажу! Я здесь игуменья... Всех прогоню, расточу мерзкое племя, рассею по свету...» А сама пожелтела, палкой стучит об пол, и клобук, прости господи, съехал набок... Ну, матушке Серафиме сразу ясно стало, чьих рук это дело. Она и говорит: «Это все Аркадия наплела...» Зовут Аркадию. Та - глаза в землю, голову набок - и я не я... это, верно, Секлета... Зовут Секлету... Та плачет, клянется... Потом Секлета при всех сестру Аркадию лгуньей и шпионкой назвала... Чуть не подрались...

• Специальность ВАК РФ10.01.08
• Количество страниц 197

Глава I. Деталь в художественной, структуре, новел-г. . листики М.Коцюбинского.13

Глава П. Роль детали в.раскрытии психологии. характера в новеллах М.Коцюбинского. 60

Глава Ш. Композиционная функция детали. в. новеллах. .

М.Коцюбинского.134

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Теория литературы, текстология», 10.01.08 шифр ВАК

• Концепция человека в новеллистике С. Васильченко. Особенности жанрово-стилевых форм выражения 1984 год, кандидат филологических наук Турган, Ольга Дмитриевна

• А.П. Чехов и Ги де Мопассан: национальное своеобразие малой прозы 2005 год, кандидат филологических наук Соколовская, Жанна Викторовна

• Национальное своеобразие художественной детали в тувинской прозе 2004 год, кандидат филологических наук Бады-Монге, Елена Тадар-ооловна

• Специфика жанра новеллы в творчестве Исаака Башевиса Зингера 2005 год, кандидат филологических наук Слепова, Александра Валерьевна

• Становление и развитие жанра рассказа в английской литературе викторианского периода: на материале творчества Ч. Диккенса, У.М. Теккерея, Т. Гарди 2009 год, кандидат филологических наук Еремкина, Наталья Ивановна

Заключение диссертации по теме «Теория литературы, текстология», Кузнецов, Юрий Борисович

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кузнецов, Юрий Борисович, 1984 год

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

«На море было столько тепла, столько светлой голубой безграничной радости, столько нежного плеска, что аж душа смеялась... Голубое, нестерпимо голубое, как крымское небо, оно млело на жаре летнего дня, подергивалось дымкой, неж­ными тонами сливаясь с далеким небосклоном, очаровывало и влекло в свою чистую, теплую и радостную синеву » - так поэтично и образно, так вдохновенно и нежно писал о крым­ской природе замечательный писатель, классик украинской литературы Михаил Михайлович Коцюбинский.

Первое знакомство молодого тридцатилетнего писателя с Крымом состоялось весной 1895 года. Не имея работы из-за преследования полицией, Коцюбинский вынужден был со­гласиться на должность инспектора филлоксерного комитета и приехал в Крым для работы на виноградниках Южного берега. Здесь, в окрестностях Симеиза, происходит первое зна­комство его с крымской природой. «Крым произвел на меня такое сильное впечатление, что я ходил здесь, как во сне. Красота природы не только поразиламеня, но и подавила », - писал он в письме писателю Комарову.

В 1896 году Михаил Михайлович был переведен в Алуш­тинскую долину для борьбы с филлоксерой, откуда он «пере­кочевал» в Куру-Узень, ныне Солнечногорское.

В письме молодой жене он пишет: «Живется нам в Алуште так себе; места тут красивые, читать есть что - да только мне некогда и читать. Работы так много, что временами едва дышу ». «Больше всего впечатлений у ног, и если бы ноги обладали даром слова, они рассказали бы многое », - пишет он далее.

Почти во всех крымских письмах Коцюбинский жалуется на загруженность работой, невозможность посвятить себя литературному труду. Тем не менее, писатель впитывает в себя своеобразие быта, нравов и обычаев крымского населе­ния, необычность крымского пейзажа: узкие, кривые улочки городов, дома на скалах, словно соты, развалины генуэзской крепости, средневековые башни и, конечно, богатейшую при­роду Крыма, постоянно изменчивое Черное море.

«Сегодня у нас праздник, не ходили на работу. Почти це­лый день просидел над морем. Тихо, солнечно. Воздух такой прозрачный, что Демерджи, кажется, вот-вот за плечами. Море синее до черноты,только белой пеной бьет о берег. Очень красиво. Такие дни бывают только в Крыму,и то осенью », - писал он жене.

Все, что записал или сохранил в памяти Коцюбинский, нашло свое художественное отображение в первых же его крымских новеллах, созданных, правда, не сразу и не в Кры­му, а значительно позже - на Украине. Это новеллы: «В сетях шайтана» и «На камне». В них писатель поет гимн всему прекрасному, молодому, свободолюбивому, восстающему против косности и насилия.

Коцюбинский и во второй своей новелле «На камне» рас­сказывает о горькой доле татарской женщины. Если русской женщине предоставлялось право свободного общения с людь­ми, если она «лазала по горам и лесам, заходила в мечеть, то правоверная дочь Аллаха не смела переступить порог мечети, словно нечистая тварь», с горечью пишет Коцюбинский в но­велле. Сцены трагической гибели героев новеллы на­поминают сюжеты крымских легенд. Вот, например, картина смерти Фатьмы. «Над обрывом, как чайка, металась Фатьма. С одной стороны было море, с другой - ненавистный, непере­носимый мясник. Она видела его бараньи глаза, злые синие губы, короткую ногу и острый нож, которым он резал овец. Она в отчаяньи закрыла глаза и потеряла равновесие.Синий в желтых полумесяцах халат скользнул за скалу и пропал среди криков испуганных чаек ».

Новелла «На камне» изобилует живописным описанием пейзажа, экзотикой. «По голому серому выступу скалы лепи­лись татарские домики, сложенные из дикого камня, с плос­кими земляными кровлями, один над другим, будто сложен­ные из карт. Без оград, без ворот, без улиц. Все было черно и голо. На плоских кровлях группками сидели женщины и, слов­но пестрые цветы, украшали праздничными нарядами серый фон голого селения ».

Помимо высокого художественного достоинства обеих но­велл Коцюбинского вних ясно ощутимы социальные моти­вы, столь характерные для всего его творчества.

Следующий приезд Коцюбинского в Крым состоялся спу­стя 8 лет, в 1904 году. За эти годы писатель вырос как гражда­нин и художник. Им были созданы такие тонко психологи­ческие, разнообразные по темам произведения, как «Поеди­нок», «Куколка», «Дорогой ценой», «Ведьма» и другие, отражающие предреволюционные настроения во всех клас­сах общества.

На этот раз в Крым писатель приехал в поисках новых актуальных тем, пользуясь летним отпуском. После недолго­го пребывания в Севастополе и Алупке он вместе с женой направился в глубь крымского заповедного леса, где у исто­ков реки Альмы в тесном и диком ущелье приютился женс­кий монастырь Косьмы и Дамиана. Резкий контраст между величавой прелестью крымского леса и нравами монастыр­ской обители послужил поводом создания новеллы «В греш­ный мир».

Под стать обстановке и описание природы в новелле: «По целым дням и ночам сыпал и сыпал снег и, наконец, засыпал ущелье.Засыпал дороги, засыпал леса, долину и Альму. От всего света отрезал. А когда тучи разорвались и осели на горы, пал с неба холод, словно гнев божий. Трещалив испуге деревья, трещала церковь, вянули сестрички... Тайком, по но­чам, проваливаясь глубоко в холодный снег, они собирали в лесу сучья и согревали кельи ».

И как контраст мрачным сценам монастырской жизни зву­чит концовка этой самой поэтичной из крымских новелл. Перед четырьмя послушницами, изгнанными измонастыря, раскрывается гармония красок и звуков утреннего леса. Куль­минацией этого эпизода является панорама моря и Алуштин­ской долины. «Они вдруг остановились. Ослепли. Море света залило им глаза. Перед ними лежал тот далекий грешный мир, из которого они бежали когда-то - заманчивый, весе­лый, весь в сиянии, как мечта, как сам грех. Далекое море открыло широкие объятия зеленой земле и радостно трепе­тало, словно живая небесная лазурь... И весь этот чудесный край плыл куда-то в море теплого света в широком, беспре­дельном просторе ».

Покинув Косьмодамиановский монастырь, Коцюбинский отправился в Бахчисарай «искать натуру», по его собствен­ному выражению. Творческим результатом короткого пребы­вания писателя в Бахчисарае явился его публицистический острый рассказ «Под минаретами». В нем он решительно вы­ступает против мракобесия и фанатизма того времени. Его симпатии на стороне молодого учителя Рустама, сторонника союза с русскими. «Надо показать, - говорит герой, - как живут другие народы, что они неневерные, а старшие братья, надо будить сознание ». Коцюбинский увидел, что татарская нация неоднородна, что в ней идет борьба различных соци­альных групп,что рождается новое прогрессивное сознание. Идет борьба не на жизнь, а на смерть. Поэтому страсти в рассказе так накалены, так выразительны его герои.

Эти последние крымские произведения «В грешный мир» и «Под минаретами» вошли в 1-й том рассказов Коцюбин­ского, выпущенный издательством «Знание», которым руко­водил Алексей Максимович Горький. «Книжку Вашу прочи­тал с большим наслаждением, с душевной радостью »,- писал он автору.

Свое последнее путешествие в Крым Михаил Михайло­вич совершил в июне 1911 года. На этот раз в Крым писателя привела тяжелая болезнь младшего сына - воспаление легких. Коцюбинские приеха­ли всей семьей и остановились в Симеизе, в доме купца Гафурова. Жили замкнуто, ходили пешком в Алупку, по окрест­ностям. Писатель чувствовал прилив свежих сил и сообщал в письме Аплаксиной «Физически чувствую себя хорошо, благодаря солнечным ваннам окреп. Почернел так, что ты не узнала бы меня. Хожу по горам без особой усталости ».

Духовная связь Коцюбинского с Крымом не обрывалась и за пределами его. Впоследствии он писал: «Эти края дали мне очень много впечатлений, и я с удовольствием вспоми­наю время своей службы в филлоксерной комиссии, хотя при­шлось пережить и немало горького ».

Популярность произведе­ний Коцюбинского за эти годы перешагнула пределы Украи­ны и даже России. Его переводили на другие европейские языки: польский, немецкий, итальянский, испанский. Он стал одним из передовых и образованных людей своего времени.

«Среди прозаиков 90-х годов, - писал о нем Иван Фран­ко, - на первом месте стоит Коцюбинский ».

Впервые побывав в Италии, он сравнивает красоту Неаполитанского залива с крымским побережьем и отдает явное предпочтение Крыму.

Спустя 2 года после поездки в Симеиз Михаил Михайло­вич скончался оттяжелой болезни сердца. Сказались труд­ные годы преследований полиции, напряженного труда, по­стоянной материальной зависимости. «Большого человека потеряла Украина, долго и хорошо будет помнить она его добрую работу », - писал Горький. И добавлял в статье, посвященной Коцюбинскому: «Чело­вечность, красота, народ, Украина - это любимые темы бесед Коцюбинского; они всегда были с ним, как его сердце, мозг, его славные ласковые глаза... Его украинское червонное сер­дце всегда было на родине, - ее скорбям и он жил, ее муками мучился ».

ЛИЦАР КРИМСЬКИХ ВИНОГРАДНИКІВ

"Крим зробив на мене таке враження(краса природи не тiльки вразила мене, а й пригнiтила), що я ходив тут як увiснi.. ."

(М.Коцюбинський)

З різних причини приїжджаютьдо Криму. Михайла Коцюбинського вперше сюди привела філоксера, шкідниквиноградників, що був особливо небезпечний наприкінці ХІХ століття. Самезавдяки кампанії боротьби з філоксерою письменник вдосталь напився краси нанашій, Богом осяяній землі. І, як солодкий виноград перетворюється у п"янкевино, так кримські враження письменника перетворювались у довершені художнітвори.
Вперше Коцюбинський приїхав до Криму у складі філоксерної комісії навесні 1895року, після трирічної роботи в Молдавії. Поселився в Сімеїзі, що на ту пору щене став модним курортом, але встиг покритися багатими виноградниками, більшачастина яких належала магнату Мальцову.
Спочатку робота на мальцовських виноградниках здалась Коцюбинському нескладною.Разом з ним працювали солдати, що належали до протестантської секти менонітів,серед яких письменник відчував себе самотнім. Незабаром Михайло Коцюбинськийперебрався до Кастрополя, але і там не зміг позбавитися депресивного стану:"...нудьга жере мене, чогось мені сумно, журно та нудно у цьому розкішномузакутку ..." Пригнічувала й надмірна увага агентури поліції до йогоперсони. Скоро самотність стала нестерпною.

На щастя, восени її порушиланаречена Михайла Коцюбинського Віра Дейша, з якою довкілля вмить перетворилосьу казку. Особливо пам"ятною для обох стала прогулянка в урочище Святої Трійці(24 вересня), яку молодята пізніше згадували як важливу віху в їхній спільнійдолі. Віра Дейша поїхала з Криму 29 вересня, а Михайло Коцюбинський затримавсяна роботі аж до листопада. День за днем він обробляв виноградники Сімеїза,Кастрополя, Кучук-Коя, Кікенеїза. На зимовий сезон членам філоксерної комісіївипадав відпочинок, який він розпочав у колі родини на Вінниччині. Вдруге доКриму Михайло Коцюбинський та Віра Дейша, яка вже стала його дружиною,приїжджають 1896 року.

Свою тимчасову домівку молоде подружжя влаштувалов Алупці, а в червні вони оселяються в Алушті, звідкіля Коцюбинський повідомляєБ.Грінченкові: "Живеться нам в Алушті так собі; місця тут гарні, читать єщо (московські журнали) - та тільки мені ніколи й читать. Роботи (не такроботи, як ходіння) так багато, що часом ледве дихаю". Дійсно, приходилосьчасом щодня проходити д овиноградника до 30 верст, до того ж дошкуляла "спека африканська".Однак, вдома його чекаладбайлива дружина, яка знімала втому своєю ласкою і турботою. Коцюбинськівинаймали окрему дачу, щодня купались в морі. Але у вересні Віра Устинівнавиїхала до Вінниці, і тепер за письменником стежила тільки невсипуща поліція.Після від"їзду дружини Коцюбинський намагався їй писати майже щодня, гостровідчуваючи свою самотність і розполовиненість, миттєвості перетворювались длямолодого чоловка у вічність. Місяць без дружини Коцюбинський (в листах вінпідписувався Муся) називав "своєю ерою" "без Віри", влистах позначаючи її так: "день1-й", "день 2-й" і т.д.

Ці послання відкривають ніжне,любляче серце письменника, його душевну близькість з дружиною. Крим надовгозберігся в пам"яті Коцюбинських, і літню відпустку 1904 року вони вирішилипровести саме тут, сподіваючись благотворного впливу тих чарівних вражень, якіне забули протягом восьми років. Тиждень подружжя мешкало в Севастополі, апотім здійснило подорож по Південному березі Криму, зупиняючись в знайомихмісцях, де колись працювала філоксерна комісія: в Алупці, Алушті. Пізніше улисті до М.Мочульського Коцюбинський признається, що головною метою йоговідвідин Криму 1904 було відвідати Козьмо-Дем"янівський монастир. Письменникмав намір поступити в нього послушником, "надягти на себе підрясник, ходитидо церкви, їсти і спати разом з братією", щоб зібрати матеріал дляповісті, сюжет для якої вже народився і вимагав наповнення живимиспостереженнями.

З прикрістю він довідався, щона ту пору монастир став уже жіночим. Тому з-під його пера вийшло тількиоповідання "В грішний світ", написане "з відчаю". Алепрагнення поповнити свою скарбницю вражень для подальшої творчості гналописьменника далі, і він продовжив свої пошуки в Бахчисараї. Кримськотатарськийколорит цього міста не обманув сподівання письменника, відкритого для іншихкультур. Остання зустріч М.Коцюбинського з Південним берегом Крим відбулась1911 року. Спочатку три дні він з сім"єю перебував у Севастополі, один - вЯлті, а потім влаштувався в Сімеїзі, який на той час дуже змінивя, перетворившисьна майже утопічне місто-сад. Позитивний вплив приморського клімату змусивписьменника продовжити свій відпочинок в Криму, але "рослинне" життявтомлювало його, хотілось відшукати нові теми, задля чого планував виходити поночах з рибаками у відкрите море. Нерідко вибирав для прогулянок гірськімаршрути, двічі ходив з дітьми в Алупку.

Незабаром творчі плани змусилиписьменника залишити сім"ю в Сімеїзі і виїхати пароплавом в Одесу, а звідти закордон, в Карпати, які обіцяли йому очікуване натхнення. Та покидав вінпрадавню таврійську землю з вдячністю до південного сонця. Неповторні пейзажіПівденного берега Криму нерідко оживали в пам"яті Михайла Коцюбинського.Кримські спогади повсякчас супроводжували його під час закордонних мандрівок.Навіть на курорті в Італії, письменник згадував Сімеїз, коли любувавсяцвітінням дроку, палаци Константинополя здавались йому схожими наБахчисарайський, берег в Ніцці нагадував Алушту, а море в Криму він вважавкрасивішим, ніж в Італії.

Ім"я Михайла Коцюбинського стало символом високихздобутків українського письменства початку ХХ століття, і нам слід пишатись, щовін залишив свої золоті сліди на Південному березі Криму, зумів відтворити йогобагатонаціональний колорит у своїй творчості.

Олександра Вісич , кандидат філологічнихнаук,ст.науковий співробітник ЯІЛМ.