Рене, молодой человек знатного рода, поселяется во французской колонии в дебрях Луизианы, среди индейского племени начезов. Прошлое его окутано тайной. Склонность Рене к меланхолии заставляет его избегать общества людей. Исключение составляют лишь его приёмный отец, слепой старец Шактас, и миссионер форта Розали отец Суэль. Тщетно, однако, они пытаются узнать у Рене причины его добровольного бегства. В течение нескольких лет Рене скрывает свою тайну. Когда же, получив некое письмо, он стал избегать обоих своих старых друзей, они убедили его открыть им свою душу.

На берегу Миссисипи Рене решает наконец начать свой рассказ. «Каким жалким покажется вам моё вечное беспокойство!» - говорит отцу Суэлю и Шактасу Рене, «молодой человек, лишённый силы и доблести, обретающий свои страдания в самом себе» и жалующийся только на беды, которые он сам себе причинял.

Его рождение стоило жизни матери. Он воспитывался вдали от родительского крова и рано проявил горячность натуры и неровность характера. Рене чувствует себя свободно только в обществе сестры Амели, с которой тесными и нежными узами его связывает сходство характеров и вкусов. Их объединяет также некая печаль, таящаяся в глубине сердца, свойство, дарованное Богом.

Отец Рене умирает на его руках, и молодой человек, впервые ощутив дыхание смерти, задумывается о бессмертии души. Перед Рене открываются обманчивые дороги жизни, но он не может выбрать ни одной из них. Он испытывает искушение укрыться от мира, размышляя о блаженстве монастырской жизни. Вечно охваченные тревогой жители Европы воздвигают для себя обители тишины. Чем больше смятения и суеты в человеческом сердце, тем более влекут уединение и мир. Но по свойственному ему непостоянству, Рене изменяет своё намерение и отправляется в путешествие.

Вначале он посещает земли исчезнувших народов, Грецию и Рим, но вскоре ему надоедает «рыться в могилах» и открывать для себя «прах преступных людей и дел». Ему хочется знать, больше ли добродетели и меньше ли несчастий у живых народов. Особенно старается Рене узнать людей искусства и тех божественных избранников, что прославляют богов и счастье народов, чтят законы и веру. Но современность не показывает ему красоты так же, как древность не открывает истины.

Вскоре Рене возвращается на родину. Когда-то в раннем детстве ему довелось увидеть закат великого века. Теперь он миновал. Никогда ещё ни с одним народом не происходило перемены столь удивительной и внезапной: «возвышенность духа, почтение к вере, строгость нравов сменились изворотливостью ума, неверием и испорченностью». Вскоре в своём отечестве Рене чувствует себя ещё более одиноким, чем в других странах.

Расстраивает его и необъяснимое поведение сестры Амели, покинувшей Париж за несколько дней до его приезда. Рене принимает решение поселиться в предместье и жить в полной безвестности.

Поначалу ему доставляет удовольствие существование человека никому не ведомого и ни от кого не зависящего. Ему нравится смешиваться с толпой - огромной человеческой пустыней. Но в конце концов все это становится для него невыносимым. Он решает удалиться на лоно природы и там закончить своё жизненное странствие.

Рене сознаёт, что его порицают за непостоянство вкусов, обвиняют в том, что он непрестанно мчится мимо цели, которой мог бы достигнуть. Одержимый слепым влечением, он ищет некоего неизведанного блага, а все завершённое не имеет ценности в его глазах. И совершенное одиночество, и беспрестанное созерцание природы приводят Рене в неописуемое состояние. Он страдает от избытка жизненных сил и не может заполнить бездонную пустоту своего существования. То он испытывает состояние покоя, то он в смятении. Ни дружеские связи, ни общение с миром, ни уединение - ничто Рене не удалось, все оказалось роковым. Чувство отвращения к жизни возвращается с новой силой. Чудовищная скука, как странная язва, подтачивает душу Рене, и он решает уйти из жизни.

Однако необходимо распорядиться своим имуществом, и Рене пишет письмо сестре. Амели чувствует принуждённость тона этого письма и вскоре вместо ответа приезжает к нему. Амели - единственное существо на свете, которое Рене любит. Природа наделила Амели божественной кротостью, пленительным и мечтательным умом, женской застенчивостью, ангельской чистотой и гармоничностью души. Встреча брата и сестры приносит им безмерную радость.

Через некоторое время, однако, Рене замечает, что Амели начинает терять сон и здоровье, часто проливает слезы. Однажды Рене находит адресованное ему письмо, из которого следует, что Амели решает навсегда оставить брата и удалиться в монастырь. В этом поспешном бегстве Рене подозревает некую тайну, возможно, страстную любовь, в которой сестра не решается признаться. Он предпринимает последнюю попытку вернуть сестру и приезжает в Б., в монастырь. Отказываясь принять Рене, Амели разрешает ему присутствовать в церкви во время обряда её пострижения в монахини. Рене поражён холодной твёрдостью сестры. Он в отчаянии, но вынужден покориться. Религия торжествует. Срезанные священным жезлом, падают волосы Амели. Но, чтобы умереть для мира, она должна пройти ещё через могилу. Рене преклоняет колена перед мраморной плитой, на которую ложится Амели, и внезапно слышит её странные слова: «Боже милосердный <…> благослови всеми дарами твоими брата, не разделявшего моей преступной страсти!» Такова ужасная правда, которую открывает наконец Рене. Рассудок его мутится. Обряд прерывается.

Рене испытывает глубокое страдание: он стал невольной причиной несчастья сестры. Горе для него теперь - постоянное состояние. Он принимает новое решение: покинуть Европу. Рене ждёт отплытия флота в Америку. Часто бродит он вокруг монастыря, где укрылась Амели. В письме, полученном им перед отъездом, она признается, что время уже смягчает её страдания.

На этом повесть Рене заканчивается. Рыдая, он протягивает отцу Суэлю письмо настоятельницы монастыря с известием о кончине Амели, заразившейся опасной болезнью в то время, как она ухаживала за другими монахинями. Шактас утешает Рене. Отец Суэль, напротив, даёт ему суровую отповедь: Рене не заслуживает жалости, его горести, в полном смысле слова, - ничто. «Нельзя считать себя человеком возвышенной души только потому, что мир тебе кажется постылым». Всякий, кому даны силы, обязан посвятить их служению ближнему. Шактас убеждён, что счастье можно найти только на путях, общих для всех людей.

Спустя немного времени Рене погибает вместе с Шактасом и отцом Суэлем во время избиения французов и начезов в Луизиане.

Первые веяния раннего французского романтизма относятся к рубежу XVIII-XIX вв. Наиболее ярко они выражены в творчестве Ж. де Сталь и Ф. Р. Шагобриана. При всем своеобразии этих двух писателей в их произведениях отразились характерные для того времени тенденции к обновлению литературы, к формированию нового направления - романтизма - и в то же время - тесная неразрывная связь с веком Просвещения.

Франсуа Рене де Шатобриан (1768-1848) принадлежал к древнему и знатному дворянскому роду, хранившему традиции бретонской аристократии. Формирование личности будущего писателя, его взглядов и литературных пристрастий относится к 1780-м гг. Шатобриан увлекается идеями просветителей, сочувствует философскому и политическому свободомыслию, вольтерьянству и руссоизму. Тогда же у него возникают первые литературные замыслы, которые идут в русле современных ему идей о «естественном человеке». Писатель убежден в превосходстве «добродетельного дикаря» над цивилизованным человеком, а «естественной» морали - над религиозной. В поисках конкретного материала, который подтвердил бы его убеждения, он намеревается совершить путешествие в Америку, чтобы непосредственно наблюдать жизнь аборигенов-индейцев.

Скорому осуществлению этих планов помешала революция, и писатель едет в Новый Свет только в 1791 г.

По возвращении из Америки Шатобриан оказывается вовлеченным в антиреспубликанское движение, которое разрастается в связи с упразднением королевской власти в сентябре 1792 г. Начало революционного террора ужаснуло писателя, и он вступает в ряды роялистской армии принца Конде, а затем эмигрирует в Англию, где живет до 1800 г. Здесь он переживает глубокий духовный кризис. Вынужденная отторженность от родины, материальные лишения, чувство одиночества в чужой стране, растерянность перед трагическим поворотом событий во Франции склоняют его к оценке революции как бесполезной катастрофы. Плодом его размышлений на эту тему становится «Опыт исторический, политический и моральный о прошлых и нынешних революциях, рассмотренных в связи с Французской революцией» (1797).

Духовный кризис, переживаемый Шатобрианом, достигает своей кульминации в 1798 г., когда писатель отказывается от прежнего вольнодумства и руссоизма и обращается к религии, в которой видит теперь единственную возможность спасения и совершенствования человека. К этом}" выводу он приходит во время работы над книгой о христианстве, изданной в 1802 г. под названием «Гений христианства, или Красоты христианской религии». Осуждая «нечестивые» настроения XVIII в., автор выступает с апологией христианства. В книге дается изложение христианских догм и нравственных постулатов, а также описание религиозных обрядов, ритуалов, традиций и обычаев. Но более всего Шатобриан увлечен огромной, как ему представляется, ролью христианства в развитии искусства.

Субъективно для Шатобриана «Гений христианства» - это прежде всего поиски спасительной опоры после глубокого разочарования в просветительском вольнодумстве, плодами которого стали революционная катастрофа, террор и крушение привычных устоев жизни. Объективно же эта книга более значима, ибо она утверждает принцип исторической обусловленности перемен в обществе, в сознании людей и в искусстве, она пронизана пафосом и тем самым подготавливает почву для нового направления в литературе.

Одновременно с написанием «Гения христианства» Шатобриан работает над созданием двух повестей, которые по сюжету восходят к раннему замыслу эпопеи о «естественном человеке». Первая из них - «Атала, или Любовь двух дикарей» (1801) публикуется за год до выхода в свет «Гения христианства».

В соответствии с давним намерением написать о жизни «естественного человека» Шатобриан относит действие в Новый Свет, в среду американских индейцев. Однако его героиня Атала - индеанка лишь наполовину (ее отец - испанец), и это обстоятельство роковым образом предопределяет ее судьбу. Атала оказывается как бы на грани двух состояний: обычного для индейцев «естественного», или «дикого», и цивилизованного. Впрочем, ее «цивилизованность» проявляется лишь в том, что она христианка, хотя приобщена к религии не по своему внутреннему побуждению, а по желанию матери (матерью же был дан обет девственности за свою дочь). Для обеих христианство остается малопонятным и сводится лишь к запрету следовать своим естественным чувствам, желаниям и страстям, так как они «греховны». Поэтому любовь к Шактасу порождает в сознании героини неразрешимый трагический конфликт. Страшась нарушить обет и в то же время не в силах смирить свои чувства, Атала кончает самоубийством. Но прежде чем испустить последний вздох, она берет с Шактаса обещание принять христианство.

Шатобриан теперь иначе относится к проблеме «естественного» человека и религии, считая, что естественное состояние человека - это не дикость, а цивилизация. Жизнь индейцев в повести «Атала» представлена именно как дикое, а не идеализированное «естественное» существование: вражда племен, войны, жестокость. Понятие совершенства, счастья, безмятежности, в поисках которых писатели XVIII в. обращались к идеалу «естественного» человека, Шатобриан теперь не связывает с жизнью реальных «дикарей» - индейцев.

Путь к цивилизованному обществу, согласно убеждениям Шатобриана, лежит через приобщение человека к религии. По этому пути он и ведет Шактаса, который принимает христианство и попадает в Европу (вначале как раб на галерах, потом получает свободу), оказывается даже при дворе Людовика XIV, живет в Париже и носит подобающую европейцу одежду, осваивает несколько европейских языков, привыкает к обычаям европейской жизни. И все-таки Шактас возвращается на родину предков, в среду своих «диких» собратьев. Именно в отличие от них - «дикарей» - он становится воплощением идеального «естественного» человека, так как усвоил элементы цивилизованности в ее положительных проявлениях, сохранив при этом свои природные корни, свою естественную основу. Образ Шактаса - это отзвук просветительских иллюзий Шатобриана и вместе с тем выражение его новых взглядов на религию как непременный атрибут цивилизации.

Одной из граней проблемы «естественного» человека является вопрос о взаимоотношении человека и природы. В повести тема природы выразительно звучит в двух аспектах - изобразительном и философском, связанном с осмыслением сил природы в соотнесении с жизнью человека.

В изображении природы Шатобриан предстает подлинным новатором. В его повести впервые во французской литературе природа выступает в качестве самостоятельного объекта изображения, а не как условный фон для развития сюжета. К тому же искусно нарисованные словесные картины природы привлекают своей необычностью. Это пейзажи Нового Света, американские джунгли, огромные, поражающие воображение пространства девственного леса и саванны, экзотические растения, птицы и животные, яркие краски и необыкновенные проявления жизни в неведомом для европейцев мире. Именно от этих страниц Шатобриана берет свое начало традиция словесной изобразительности, или «живописания», во французской литературе XIX в.

Но Шатобриан не ограничивается живописанием природы. Он задается вопросом о том, в какой мере может быть счастлив человек во власти природной стихии. Могучие силы природы нередко выступают как враждебные человеку. Спасаясь бегством через джунгли, Шактас и Атала на каждом шагу сталкиваются со множеством опасностей. Гроза, разразившаяся над лесом, порывы ветра затрудняют им путь, ноги вязнут в болоте, лианы опутывают тело, вспышки молний и гром пугают беглецов, дикие звери, рев которых слышен в чаще леса, угрожают их жизни. Люди слабы и беспомощны, они нуждаются в покровительстве и защите, иначе им не справиться с силами природы. Осознание этого должно побудить их обратиться к Богу, которому подвластен созданный им мир. Таков логический вывод, подсказываемый живописными сценами бегства героев через девственный лес.

В повести «Атала» уже проявилось зрелое мастерство Шатобриана, но его шедевром стала вторая повесть, примыкающая по замыслу и концепции к «Гению христианства»: «Рене, или Следствие страстей» (1802).

«Рене» восходит к тому же раннему замыслу Шатобриана, что и «Атала». Но теперь в центре внимания автора не «дикарь», а цивилизованный человек, молодой француз, выразитель умонастроений автора. Обстоятельства жизни Рене хотя и смутно, но напоминают то, что пережил сам писатель. Рене, имя которого не случайно совпадает с именем автора, также едет в Америку, чтобы приобщиться к «естественной» жизни индейцев, хотя итоги этого путешествия в реальности и в повести не совпадают: Рене погибает во время избиения индейцами колонистов во французской Луизиане.

Сознание Рене отмечено комплексом настроений, который позднее будет назван «болезнью века». Юноша страдает от непреодолимой тоски и меланхолии, которые стали следствием разочарования во всем, что его окружает. Отсюда же чувство одиночества, ощущение себя живущим в «человеческой пустыне». Одиночество Рене считает своей судьбой. Едва появившись на свет, он теряет мать (она умирает при родах), его отца вскоре уносит в могилу болезнь, любимая сестра Амели вдруг непонятно почему начинает избегать брата, а затем удаляется в монастырь. В фамильном поместье, куда он приезжает после долгого отсутствия, царит унылое запустение. Мотив потери всего, что было дорого, утраты счастья проходит через всю повесть. Щемящая тоска не оставляет героя и во время его путешествия в Италию. Она лишь усиливается при посещении древних памятников - всех этих руин, могил, обломков прошлого, и еще более обостряется при созерцании величественных закатов и восходов солнца, которые одни только не изменились по прошествии веков.

Чем же вызваны меланхолические настроения Рене? Шатобриан считает их атрибутом христианского сознания вообще и посвящает их объяснению специальную главу в «Гении христианства» - «О смутности страстей». В античном мире люди не знали подобного состояния души, утверждает Шатобриан. Они наслаждались земной жизнью, не помышляя об ином, посмертном существовании. Христианство изменило человеческое сознание: «...христианская религия беспрестанно являет нам двойную картину земных страданий и небесных радостей; она обрекает наше сердце на муку в дольнем мире, обещая ему воздаяния в горнем, что порождает неистощимые мечтания. Христианин всегда чувствует себя в земной юдоли слез странником...» Из этого мироощущения и рождаются чувство отторженности от окружающего мира, одиночество и меланхолия, заключает писатель. В его личной судьбе вся эта гамма настроений имела и более конкретные, реальные причины: страх и растерянность перед трагическими событиями во Франции, разочарование в Америке, которая оказалась иной, чем идеализированное представление о ней, тяготы эмигрантского существования в Англии, вынужденная замкнутость жизни в чужой стране и связанное с этим чувство одиночества. В повести конкретные обстоятельства жизни героя не обозначены четко, они вырисовываются лишь смутно. Самое удручающее среди них - противоестественное чувство к Рене его сестры Амели. Это осквернение святости семейных уз - последнего, что привязывает его к этому миру, и поэтому он покидает Францию в надежде найти иные принципы жизни среди аборигенов Нового Света.

Однако Рене не удается обрести душевный покой и в Америке. Напротив, он становится жертвой индейцев. Значит, он выбрал ошибочный путь, считает Шатобриан. Христианский миссионер отец Суэль, которому Рене рассказывает о себе, видит причину его душевного недуга в том, что герой забыл о Боге и отказывается «выполнять обязанности, налагаемые обществом». Одиночество, в котором человек отказывается не только от людей, но и от Бога, губительно, учит он Рене. Священнику вторит Шактас, который на страницах этой повести появляется уже старцем, убеленным сединами, слепым, умудренным жизнью: «Счастье можно найти только на путях, общих для всех людей». Назидательным примером для Рене должен служить и уход Амели в монастырь, где она надеется обрести душевный покой.

Рене - первый во французской литературе герой, в котором воплотились характерные симптомы романтической «болезни века». По стопам Шатобриана вскоре пойдут другие писатели раннего романтизма: Э. П. де Сенанкур («Оберман», 1804), Ж. де Сталь («Коринна», 1807), Б. Констан («Адольф», 1815). Затем тип романтического героя дополнится некоторыми существенно новыми чертами в романе Ш. Нодье «Жан Сбогар» (1812, опубл. в 1918 г.) и будет варьироваться в творчестве других иисателей-романтиков, но «прародителем» всех романтических героев останется Рене. Не случайно именно повестью «Рене» открывалась серия «История молодого человека XIX века», издававшаяся М. Горьким.

В 1800-е гг. Шатобриан продолжает творить в русле, намеченном «Гением христианства». Он создает эпопею «Мученики, или Торжество христианской религии» (1809). Это эпическая поэма в прозе о зарождении христианства, его столкновении с язычеством, о преследовании христиан римлянами и о превосходстве христианства как религии, возникающей на более высокой ступени человеческой цивилизации. В этот период им также написаны повесть «Последний из Абенсераджей» (1810) и книга «Путешествие из Парижа в Иерусалим» (1811).

В годы Империи (1804-1815) Шатобриан проявил себя не только как художник, но и как активный участник политических дебатов, как сторонник возвращения власти «законной» королевской династии - Бурбонам. В этом духе написаны его памфлеты «О Бонапарте. О Бурбонах» (1814) и «О конституционной монархии» (1816). В годы Реставрации (1815- 1830) политическая деятельность Шатобриана еще более активизируется, причем свои пристрастия легитимиста (сторонника «законного» короля) он сохранит до конца своей жизни.

Литературное творчество Шатобриана становится менее интенсивным. При жизни он публикует еще один роман - «Начезы» (1826), который многими нитями (замыслом, героями, сюжетом) связан с повестями «Атала» и «Рене».

В 1836 г. Шатобриан издает свой перевод (в прозе) поэмы Мильтона «Потерянный рай» и в качестве предисловия к нему - «Опыт об английской литературе», в котором рассматривает историю английской литературы от Средних веков до начала XIX в. Последней его книгой стали «Замогильные записки» (1848). Это название не случайно дано мемуарам, создававшимся с 1810-х гг. и предназначавшимся для посмертной публикации. «Замогильные записки» - это и духовная автобиография писателя, и своеобразная хроника жизни современников, обращенная к потомкам. «Хроникером» Шатобриан был достаточно пристрастным, что не умаляет значимости его «Записок» как интереснейшего образца мемуарной прозы XIX в. «Замогильные записки» относятся к числу его лучших произведений, как и появившиеся на рубеже столетий «Гений христианства», «Атала», «Рене».

Сочинение

РЕНЕ (фр. Renе) - герой повести Ф.-Р. де Шатобриана «Рене» (1802).

Литературные прообразы: Вертер Гете, лирические герои английских поэтов XVIII»Шв. Грея и Томсона, герои «Поэм» Оссиана, повествователь «Прогулок одинокого мечтателя» Ж.-Ж.Руссо. Повесть «Рене» была впервые напечатана в составе трактата Шатобриана «Гений христианства» (1802) как приложение к главе «О смутности страстей». В этой главе Шатобриан анализирует «состояние души, которое не привлекало до сих пор должного внимания»: «способности наши, юные, деятельные, цельные, но затаенные в себе, лишенные цели и предмета, обращаются лишь на самих себя. Мы познаем разочарование, еще не изведав наслаждений, мы еще полны желаний, но уже лишены иллюзий. Воображение богато, обильно и чудесно; существование скудно, сухо и безотрадно. Мы живем с полным сердцем в пустом мире и, ничем не насытившись, уже всем пресыщены»; силы «пропадают втуне», беспредметные страсти «сжигают одинокое сердце». Шатобриан связывает подобное состояние с прогрессом цивилизации и его печальными последствиями: «обилие примеров, проходящих перед глазами, множество книг, трактующих о человеке и его чувствах, делают искушенным человека неопытного». У описанного душевного состояния были и совершенно конкретные исторические причины, которые Шатобриан не называет прямо, но как бы подразумевает: «пылкие души, которые живут в свете, не вверяясь ему, и становятся добычей тысячи химер»,- это молодые люди послереволюционной эпохи, у которых революция отняла не только родных, но и весь привычный уклад жизни, поприще, на котором они могли бы с пользой растрачивать свои силы. Впрочем, в самой повести исторические, «материальные» причины скорби Р. остаются за кадром, отчего скорбь эта обретает вселенский, поистине метафизический характер. Объятый меланхолией, Р. покидает родные края и отправляется в путешествие по Европе, посещает Грецию, Италию, Шотландию; он созерцает древние руины и размышляет о судьбах мира, воссев на вершине вулкана, и нигде душа его не находит успокоения. Р. возвращается домой, где его ждет любимая сестра Амели, но та чахнет от непонятной болезни и наконец удаляется в монастырь; в день пострижения Р. случайно узнает ее страшную тайну: Амели питает преступную страсть к нему, своему родному брату, и именно поэтому бежит от соблазнов мира в монастырь. Р., в отчаянии сознающий себя причиной горя Амели, избирает себе другое прибежище: он уезжает в Америку, где поселяется среди индейцев-натчезов и женится на индианке Селюте. Амели умирает в монастыре, Р. же остается жить и страдать. Сразу же после выхода отдельного издания повести образ Р. обрел европейскую славу. У Р. появилось множество продолжателей, от знаменитых, таких, как байроновский Чайльд-Га-рольд, Жан Сбогар Нодье, Алеко Пушкина, Октав А.де Мюссе, до безвестных жалобщиков, изливающих свои печали в унылых элегиях. Сам Шатобриан впоследствии, в своей автобиографической книге «Замогильные записки» (изд. 1848-1850), писал, что хотел бы уничтожить Рене или, по крайней мере, никогда его не создавать: уж слишком много «родственников в прозе и в стихах» объявилось у его героя, сетовал писатель; вокруг не сыщешь юнца, который бы не пресытился жизнью и не воображал себя несчастным страдальцем. Шатобриана огорчало то, что его мысль не поняли до конца, что, пленившись сочувствием к Р., читатели упустили из виду финал повести. Ведь целью писателя было не только изобразить разочарованность и меланхолию Р., но и осудить их. В финале «Рене» герой получает суровую отповедь от священника отца Суэля: человек не имеет права обольщаться химерами, потакать собственной гордыне и изнывать в одиночестве; он обязан трудиться вместе с людьми и на благо людей, и эта жизнь заодно с себе подобными излечит его от всех нравственных недугов. Именно к Р. обращает в финале повести индеец Шактас знаменитые слова, которые так любил Пушкин: «Счастье обретается лишь на проторенных путях» (ср.: «Привычка свыше нам дана; Замена счастию она»). «Проторенные пути» - это возвращение к людям, лекарство от вселенской тоски. Р. и сам мечтает о подобном исцелении, недаром он просит натчезов принять его в число воинов племени и мечтает зажить такой же простой и чистой жизнью, как и они. Однако излечиться Р. не суждено; и среди индейцев он остается человеком, абсолютно разочарованным в жизни, лелеющим свою скорбь. Такое отношение к миру не было придумано Шатобрианом; мало того, что в описании психологии Р. много автобиографических моментов, гораздо важнее, что сходные чувства испытывали в начале века многие молодые люди, Шатобриан лишь выразил его в такой емкой и всеобъемлющей форме, какая до тех пор никому не была доступна. Многие виднейшие французские писатели XIX»Шв.: Ламартин, Сент-Бев, Жорж Санд - узнавали»Шв. самих себя и свои переживания. С другой стороны, история Р. не только выражала уже существующее умонастроение, но и в какой-то степени провоцировала его, сама становилась источником тотального разочарования, ибо из этой истории все запомнили тоску героя и его абсолютное неприятие окружающего мира, но никто не пожелал внять проповеди отца Суэля. Шатобри ан был убежден, что воплотил в образе Р. «болезнь века», которая умрет вместе с веком, однако читатели разных эпох продолжали узнавать себя»Шв. По словам Ш.Нодье, «болезнь» оказалась более распространенной, чем думал сам автор. Это выражение тревог души, которая все испытала и чувствует, что все от нее ускользает, ибо всему приходит конец. Это смертельная тоска, неразрешимое сомнение, безутешное отчаяние безнадежной агонии; это ужасающий вопль общества, которое вот-вот распадется, последняя судорога умирающего мира («О типах в литературе», 1832). В России особое внимание к фигуре Р. проявили К.Н.Батюшков (особенно чувствительный к тому идеалу патриархальной жизни, не знающей своевольных страстей, о которой Р. так безнадежно мечтал) и М.П.Погодин, указавший в предисловии к своему переводу «Рене» (1826) на сходство этого характера с характерами Фауста, Вильгельма Мейстера, героев Байрона и Пушкина.

Лит.: Де ла Барт Ф. Шатобриан и поэтика мировой скорби во Франции. Киев, 1905; Котляревский Н.А. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX»Шв. Спб., 1910; Maigron L. Romantisme et les moeurs. P., 1910; Chinard G. Quelques engines letteraires de «Reni» // Publication of the Modem Language Association of America. XLIII, 1928, mars; Fouilhe A. «Rene» // Melanges Paul Laumonier. Geneve, 193S; Samte-Beuve Ch. Chateaubriand et son groupe lit-teraire sous 1′Empire. P., 1948. T. 1 .P. 158-220, 277-314; Barberis P. «Rene» de Chateaubriand: un nouveau roman. P., 1977.

Еще более явственно приметы романтизма как новой поэтической системы проступают в творчестве Франсуа-Рене де Шатобриана (1768-1848), причем здесь они вырастают на несколько иной традиционной основе, нежели у Сталь. Шатобриан, как и Сталь, многим обязан сентиментализму, а в более позднем его творчестве активизируются классицистические черты. Зато собственно просветительской традиции и связанной с ней буржуазно-революционной идеологии Шатобриан, аристократ по происхождению и убеждению, глубоко враждебен; он, по сути, с самого начала прочно выбрал себе роль ревностного защитника реставрационно-монархического принципа и христианской религии.

Но не в последнюю очередь именно это резкое неприятие послереволюционной современности стимулировало в творчестве Шатобриана романтические черты. И здесь следует искать объяснение специфического противоречия между консерватизмом политической деятельности Шатобриана как публициста и дипломата и новаторством его художественных устремлений. В обеих своих ипостасях Шатобриан вдохновлялся в конечном счете решительной оппозицией буржуазному веку и строю; но если в его роялистских политических программах критика буржуазного века сплошь и рядом оказывалась реакционной критикой справа, то в художественном творчестве его, демонстративно отдаленном от политической злобы дня, эта антибуржуазность выливалась в формы столь обобщенно-духовные, что они оказывались вполне созвучными романтическим идеям неудовлетворенности веком, «мировой скорби», двоемирия и возвышенно-абстрактного символического утопизма.

Это, в свою очередь, бросает особый свет и на политическую позицию Шатобриана, на его упорную приверженность идеалам прошлого. Дело в том, что его «позитивная программа» была столь романтически максималистична, его неудовлетворенность современностью столь всеобъемлюща и абсолютна, что он в конце концов оказывался не в ладах с любой конкретной формой государственного правления, даже если она вроде бы и отвечала самым заветным его идеологическим представлениям. Это необходимо учитывать, когда речь заходит о его политической и дипломатической активности как «рыцаря Реставрации». Многие современники и потомки именно на этом основании считали его отшельнические настроения лицемерием. Но, сколько бы ни было в шатобриановском скорбничестве рисовки, «кокетничанья чувствами», «театральности, напыщенности», по известным определениям Маркса (Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 33. С. 84), фактом остается то, что «не ко двору» он каждый раз оказывался в самом прямом смысле слова: у Наполеона и у руководителей последующих монархических кабинетов. Получалось так, что христианство и роялизм Шатобриана, сколь бы истово они ни провозглашались в теории, практикам этих принципов оказывались ни к чему. Шатобриану-политику мешал Шатобриан-романтик: это еще один своеобразный вариант столь характерного для романтизма напряженного противоречия между максималистской утопией и реальной жизнью.

Глубинным основанием ретроспективной утопии Шатобриана стала христианская религия. В книге «Гений христианства» (1802), в «Замогильных записках» (1848-1850) он представлял свое обращение к религии как откровение и озарение. Между тем трактовка проблемы религии в художественном творчестве Шатобриана весьма далека от того, чтобы явить читателю образ просветленного, умиротворенного неофита. Это творчество, напротив, свидетельствует о том, что обращение Шатобриана было результатом глубочайшей растерянности и неукорененности во враждебном мире. История романтизма знает немало примеров атеизма с отчаяния; богоборчество - один из существенных элементов (точнее - этапов) этого мироощущения; Шатобриан демонстрирует по видимости противоположный вариант - религиозную экзальтацию с отчаяния; но по сути методика здесь одна - попытка испробовать крайний, беспримесно чистый принцип; попытка эта максималистична, утопична и потому принципиально романтична.

Для понимания истинного смысла религиозной утопии Шатобриана важно осознать ее исходные посылки, присмотреться к тому «наличному» образу человека, которому в художественном мире Шатобриана еще только предстоит «чудо» обращения. Это один из самых ранних героев Шатобриана, Рене в одноименной повести (1802) и в эпопее «Начезы», написанной в основном в последние годы XVIII в., но опубликованной полностью лишь в 1826 г.

Рене - один из первых в европейской романтической литературе носителей «болезни века», той самой меланхолии, которую Шатобриан теоретически анализирует в главе «О смутности страстей» книги «Гений христианства». В образе сильны традиционные элементы: гётевский Вертер - его предок по прямой линии, в ламентациях Рене по поводу бренности всего сущего явственны отзвуки кладбищенской поэзии и оссианизма. Но это уже и герой нового типа. С одной стороны, «комплекс бренности» в нем далек от элегической умиротворенности сентименталистов: за его внешней отрешенностью от земного кипит еле скрываемая гордыня, жажда вполне посюстороннего признания и поклонения, внутренняя тяжба с враждебным социумом. Но, с другой стороны, современный мир не допускается в саму образную структуру повести, «неосуществимость желаний» как причина меланхолии нигде не подтверждается реальным личным и общественным опытом, как это было в «Вертере», она предстает априорной. И та и другая черты знаменуют собой отклонения от традиционной сентименталистской основы в сторону романтического «гениоцентризма», для которого внешний мир мыслится как заведомо враждебный и достойный отрицания целиком, без погружения в детали.

Но если многие романтики начинали в этой ситуации с воспарения к высотам духовности и строили там, в «надмирных» сферах, альтруистические утопии будущего всеслияния, то шатобриановское отдаление от мира являет иную тенденцию: оно не в распахнутости навстречу «космосу», а в радикальном сосредоточении на внутренней жизни индивида, в последовательном отсечении всех связей с внешним бытием. Так, в рассказе Рене о его европейских скитаниях перед нами предстает мертвенный мир, где господствуют руины и бесплодные воспоминания, - мир как бы закончившийся, без будущего, без надежды. И этому соответствуют бесконечно варьируемые образы «замкнутости» в поэтической структуре шатобриановской прозы: мотивы самоубийства и добровольного заточения в монастыре, сопровождающие все его творчество - от «Атала» (1801) до «Жизни Рене» (1844); тема могил, гробниц и погребений; непроизвольное, как бы органическое себялюбие Рене, которое так отчетливо выражается в истории несчастливого супружества с Селютой в «Начезах» и венцом которого предстает призрак инцеста, замкнутости даже любовной страсти в сфере собственной семьи и «крови» (тема Амели в «Рене»). Дух разочарования и безверия веет над сочинениями этого апостола веры.

На этом-то основании тотального безверия возникает у Шатобриана его религиозная утопия. Что религиозность Шатобриана не столько органична, сколько по-романтически демонстративна, обнаруживается особенно отчетливо как раз в самую пылкую, начальную пору его обращения. В «Атала» и «Рене» - этих, по сути, двух притчах, задуманных как демонстрация «христианской идеи», - противоречия между романтическим индивидуализмом и христианской догматикой кричащи. Прокламируемая Шатобрианом идея подавления страстей, благодаря искусной диспозиции сюжета, лишается своей абсолютности не только потому, что религиозное успокоение покупается ценой гибели (Атала) или жизненного крушения (и Атала и Амели), но еще и потому, что до «основного»-то героя даже и это двусмысленное благо не доходит: умирает Атала - но остается страдающий Шактас, обретает просветление Амели - но остается вечно безутешный Рене. Христианство тут поистине приобретает оттенок «диаволический», предвосхищая апокрифический католицизм Барбе д’Оревильи и Бернаноса.

Шатобриановское христианство в этот период насквозь литературно; оно в сфере морали призвано быть - после скептицизма и атеизма просветительской и революционной эпох - таким же возбуждающим, щекочущим нервы, какими призваны быть в сфере эстетики по сравнению с буколической идилличностью сентименталистов утрированно бурные и экзотические картины природы.

Конечно, она с самого начала была писателю известна. В конце «Рене» отец Суэль уже отчитывал героя за его безмерную гордыню, за отдаление от людей. Но эффект этой морали не показывался - на сцене оставался Рене, у которого само смирение было паче гордости, и некоторые критики (например, П. Барберис) даже предполагали, что эта проповедь могла быть добавлена задним числом к изначальному, по замыслу более трагическому и «беспросветному» комплексу «Начезов». В «Мучениках» главенствует тема подвижнической смерти за идею, воспринимаемую как более гуманная. В силу этого исторически-мифологическая эпопея Шатобриана предстает и весьма современной с этической точки зрения, ибо она «в эпоху грубого гедонизма Директории и раболепия Империи» стремится утвердить «героическое презрение к личным благам, способность жертвовать жизнью ради убеждений, как бы они ни были химеричны» (Б. Г. Реизов).

Чрезвычайно существенна в этом отношении и тема сопоставления религий, постоянная для Шатобриана. В эпоху работы над «Начезами», «Атала» и «Рене» в этой теме преобладал экзотический интерес - хотя уже и там, наряду с программной апологией христианства, утверждалась красота и человечность «естественных» индейских верований. В «Мучениках» христианская религия, безусловно, приподымается над языческими, но это в принципе, а в конкретных судьбах героев (Велледа) язычество не исключает их глубокой человечности. Наконец, в «Истории последнего из Абенсеррахов» различные вероисповедания, по сути, уже рассматриваются как равноправные и вторичные по сравнению с такими общечеловеческими принципами морали, как духовное благородство, верность и честь. Но в ней смягчаются как черты демонстративной индивидуалистической экзальтации, так и черты догматической религиозности; она все больше становится утопией чисто нравственного совершенства.

По видимости более отрешенный в своих художественных произведениях, чем Сталь, от проблематики «современный человек и мир», Шатобриан, при всех его противоречиях, по-своему ее воплощает, и в этом смысле его творчество расположено на общей линии обостренного интереса французских романтиков к психологии «сына века».

Философский материализм восемнадцатого столетия достиг своего высшего практического применения в атеистических выходках великой французской революции . Поэтому, было вполне естественно, что после прекращения революции возникло желание снова пробудить в народе религиозные чувства и залечить посредством христианства раны, нанесенные враждовавшей с церковью философией. Уже мадам де Сталь указывала на необходимость религиозного возрождения и, во время консульства, обменивалась мыслями с основателем христианской романтики во Франции, виконтом Шатобрианом. Наполеон Бонапарт , его братья и сестры поддерживали это литературное направление, способствовавшее восстановлению порядка в общественной и государственной жизни.

Франсуа-Рене де Шатобриан. Портрет кисти А. Л. Жироде

Начало творчества Шатобриана

Франсуа-Рене де Шатобриан (1768-1848) родился в Бретани в дворянском семействе, привязанном к старинным верованиям и суевериям, и вырос в не слишком богатой домашней обстановке. Его гордый отец дал ему суровое воспитание, которое заставило его сделаться скрытным; его набожная мать и экзальтированная любимая сестра баловали его; поэтому Шатобриан рано стал жить воображением, которое чрезмерно возбуждало его умственный и физические силы, – стал любить одиночество, впадал в меланхолию, чуждаться людей, стал предаваться мечтаниям о любви, предметом которой были призрачные существа, и в этом болезненном душевном состоянии стал помышлять о самоубийстве.

Подобно многим другим дворянам Бретани, Франсуа-Рене Шатобриан отправился в Америку, лишь только вспыхнула революция . Ужасы революции возмущали его нежное сердце. Шатобриан удалился за Атлантический океан, а после своего возвращения в Европу примкнул к жившим в Лондоне эмигрантам. Терзаемый заботами и сомнениями, он послушался предсмертных увещаний своей матери, умершей в крайней нужде, и уверовал в то, во что верили его предки. Возвратившись во Францию, после переворота 18 брюмера , вместе с Фонтанем (1757-1821), этим искусным ритором и оратором конвента («Панегирик Вашингтона»), он стал принимать участие в издании очень распространенного журнала «Mercure de France». Под влиянием впечатлений, вынесенных из чтения произведений Руссо и Бернардена де Сен-Пьера, Шатобриан описал в двух рассказах «Атала» и «Рене» религиозное созерцание природы, а своим большим сочинением «Дух христианства», столь богатым поэтическими идеями, вызвал такие горячие похвалы, что был осыпан почестями и милостями. Шатобриан скоро сделался душою кружков даровитых людей, которые собирались у Фонтаня, превозносившего владычество Наполеона напыщенными речами в сенате и в законодательном корпусе, у критика и эстетика Жубера (Recueil de pensées), у Порталиса, опытного юриста, помогавшего Наполеону в составлении кодекса и в заключении конкордата, и у некоторых дам, в особенности у госпожи Рекамье.

Повести Шатобриана «Атала» и «Рене»

Еще живя в Америке, Рене Шатобриан составил план большой героической поэмы, в которой намеревался изобразить человека, как сына природы, в противоположность человеку цивилизованному. Содержанием должна была служить трагическая участь племени начезов в Луизиане, где в 1729 году погибли и местные уроженцы, и французские колонисты. По его предположению, «Атала» и «Рене» должны были составлять отрывки или эпизоды великой героической поэмы о начезах. Те идеи о религиозном созерцании природы, которые придавали первым произведениям Шатобриана особую привлекательность, развились в уме автора среди французских колонистов, еще сохранивших в Америке старые нравы, народные песни, формы языка и религиозные идеи шестнадцатого столетия, и среди живших в лесах и в степях дикарей. Искренность и новизна в описании природы и чувств – вот что придало романам Шатобриана «Атала» и «Рене» особую цену и привлекательность в глазах французского народа и всех тех, кто желал согреть свое сердце религией и христианскими чувствами. По своей оригинальности, по смешению христианских чувств с описаниями дикой природы, эти произведения казались спасительными оазисами среди литературной пустыни.

Шатобриан – «Гений христианства»

И роман «Атала», в котором Шатобриан описал нравы и образ жизни одного из североамериканских племен, среди которого жил в течение двух лет, и сходный с этим романом «Рене» скоро достигли самого широкого распространения еще прежде, чем были присоединены в виде эпизодов к главному сочинению «Гений христианства» (Génie du Christianisme), которое Шатобриан писал, во время переговоров Наполеона с папой о конкордате , в загородном доме своей приятельницы и поклонницы, г-жи Бомон. Это знаменитое сочинение, совершенно переносящее христианские идеи в область изящного и делающее религию предметом эстетических наслаждений, изображает в рассказах, в картинах и в благочестивых мечтаниях поэтическую религию Шатобриана и его католическую философию. «Гений христианства» сделался священным писанием для тех салонных кавалеров и дам, которым библейская религия казалась слишком неизящной и сухой. Это произведение Шатобриана сделалось поэтическим оправданием тех христианских преданий и мистерий, тех священных легенд и сказаний, которые предназначались для людей с изящным вкусом и с развитой фантазией. Блестящий слог, описание пейзажей, мягкий тон картинной поэтической прозы и совершенства изложения вызывали не менее горячие похвалы, чем христианское содержание. Но для Шатобриана оказалось особенно выгодным господствовавшее в то время настроение умов, так как вследствие заключения конкордата «все благочестивые люди уверились в спасении своей души и даже рассудительные люди не без радостного душевного волнения возвращались к незабвенным религиозным чувствам и обычаям».

Краткое содержание произведений Шатобриана

Дочь степей Атала, Шактас и патер Обри, которому индейцы уже давно отрубили руки и который старается внушить двум влюбленным сентиментальные христианские чувства, чтоб доставить им утешение в земных невзгодах, – таковы главные действующие лица романа Шатобриана «Гений христианства», поражавшие своей оригинальностью в такое время, когда конкордат основывал во Франции новую папистско-бонапартистскую церковь взамен старой галликанско-бурбонской. Таким образом, эта новинка появилась как в действительной жизни, так и в романе под старыми формами. В «Рене» Шатобриан обрисовал и свою собственную личность и демона своего времени с наводившей страх, но вместе с тем и с увлекательной верностью. «Рене» сравнивали с Вертером Гёте ; оба они – люди, убитые горем и первые типы той болезненной чувствительности, которую молодые поэты любили описывать под названием мировой скорби. В описании Шатобриана сердце Рене наполнено диким, мрачным пылом, который только пожирает его, а не греет. В этом сердце нет ни веры, ни надежды; оно не в состоянии заглушить в себе то демоническое влечение все разрушать, которое заставляет героя Шатобриана думать, что и его жизнь точно также пуста, как его душа. Меланхолически странствуя бесприютным скитальцем, Рене чувствует глубокую сердечную скорбь. Его сестра Амелия питает страстную любовь к своему брату и ищет в монастыре душевного спокойствия и забвения. Он уезжает в Америку, поступает в войско одного индейского племени, берет в жены индейскую девушку Целюту и принимает участие в охотничьих экспедициях и в войнах начезов, – как это рассказано в романе, носящем это название. Он погибает в то время, как это племя было истреблено. Перед смертью он узнал о кончине своей сестры в монастыре и изложил свои чувства и свою отчаянную скорбь в письме к Целюте, о котором Шатобриан с гордостью вспоминал даже в преклонных летах. Этот роман – эпос, написанный Оссиановской прозой.

Оба рассказа, и «Атала» и «Рене», изложенные Шатобрианом в форме автобиографий, замечательны поэтическими описаниями природы и изобилием метких характеристик и сравнений. В «Гении христианства» Шатобриан превозносит как сущность христианской религии, пышность богослужения, символику, церемониалы и легенды средневековой церкви, а в подкрепление этим фантастическим мечтаниям, заменяющим схоластическое церковное учение, постоянно призывает к себе на помощь чувства и воображение. В одном духе с «Гением христианства» Шатобрианом написан небольшой роман, содержание которого относится ко временам владычества мавров в Гренаде – «Приключения последнего Абенцерага»; эта элегия об исчезнувшем рыцарстве представляет гармоническое художественное произведение, говорящее и воображению и сердцу и много способствовавшее возрождению романтизма.

Творческий стиль Шатобриана

«Во всех сочинениях Рене Шатобриана, – говорит Шлоссер, – мы находим удачно выбранные картины и выражения, свежесть, оригинальность и поэтическое воодушевление; но мы не должны ожидать, чтоб излагаемые автором воззрения могли выдержать спокойную, здравую критику или чтоб они, по меньшей мере, были согласны одни с другими; еще более тщетно было бы ожидание гармонической цельности. Лишь только он перестает излагать мелкие идеи и переходит к более широким воззрениям, мы не можем полагаться на его аргументы. Мы тщетно стали бы искать у Шатобриана спокойной проверки результатов его наблюдений; напротив того, мы повсюду находим у него колорит опытного и изобретательного живописца. Его слог нередко отличается возвышенностью, но местами падает очень низко. Это всего чаще случается тогда, когда Шатобриан заходит слишком далеко в своем старании подражать древним писателям и от этого утрачивает пылкость чувств. А при всем старании подделываться под вкусы знатного общества, он обнаруживает некоторую самостоятельность, которая сохранилась у него под влиянием впечатлений, вынесенных им в молодости из посещения диких стран Америки».

Жизнь Шатобриана после его разрыва с Наполеоном

После убийства герцога Энгиенского Шатобриан не захотел быть слугою Наполеоновской династии. Он отказался от возложенных на него императором дипломатических должностей в Риме и в Швейцарии и, глубоко огорченный смертью своей сестры Люсиль, служившей прототипом для Амелии в романе «Рене», предпринял большое путешествие в Грецию, в Египет, в Иерусалим и на обратном пути заехал в Испанию (1806). Плодом этого путешествия следует считать не только «Itinéraire» («Маршрут», «Путевой дневник»), но также поэму «Мученики», в которой Шатобриан старался объяснить превосходства христианства над греческим язычеством при помощи блестящих эскизов, но также при помощи преувеличений, ошибочных и пристрастных суждений. В рассказе об его благочестивом странствовании в Иерусалим Шатобрианом верно и привлекательно описаны впечатления и религиозные чувства поэта при виде Святых Мест и восточной природы, освященной великими историческими воспоминаниями.

Шатобриан размышляет на развалинах Рима. Художник А. Л. Жироде. После 1808

Религиозные и политические воззрения Рене Шатобриана сделались господствующими при реставрации: тогда настал для поэта золотой век. Но еще в те критические дни, когда реставрация Бурбонов ещё не была упрочена, сочинение Шатобриана «О Бонапарте и о Бурбонах», – несмотря на то, что было наполнено бранными и преувеличенными обвинениями Наполеона, – имело такое сильное влияние на настроение умов во Франции, что в глазах Людовика XVIII стоило целой армии. Затем Шатобриан занимал одно время должность министра, был посланником при нескольких европейских дворах, участвовал в Веронском конгрессе, а в нескольких политических сочинениях отстаивал принцип легитимной монархии; однако, его изменчивая, эластичная натура не раз толкала его на сторону оппозиции. Этот ультрароялист, одобрявший заключение Священного Союза , по временам разделял убеждения либералов.

В качестве приверженца и поборника легитимизма, Шатобриан после июльской революции 1830 отказался от звания пэра и стал отстаивать в своих брошюрах права старшей линии Бурбонов, осыпая резкою бранью и Луи-Филиппа и его приверженцев, пока жалкая участь, постигшая герцогиню Беррийскую в Вандее, не ослабила его романтического роялизма. Его «Замогильные записки» (Mémoires d`outre tombe) обнаруживают своим болтливым самохвальством влияние старости. Читая их, приходишь к убеждению, что Шатобриан неоднократно изменял свои воззрения, сообразуясь с обстоятельствами и с господствующими в данную минуту мнениями, что его воодушевление нередко бывало скорее искусственным, чем искренним и правдивым. Он постоянно переходил от поэтических мечтаний к действительной жизни, не имевшей ничего общего с теми мечтаниями.

Шатобриан внес во французскую литературу новый элемент, скоро получивший широкое развитие – романтизм и поэзию католического христианства. Нельзя сказать, чтоб французские писатели стали сознательно подражать в этом отношении немецким, но господствовавшие в ту «эпоху реакции » стремления наводили литераторов обеих стран на одинаковые пути и воззрения. С тех пор и во Франции романтизм стал играть значительную роль в поэтических произведениях, хотя он и не господствовал над другими литературными направлениями так же безусловно, как в Германии. Влияние Шатобриана содействовало этому очень сильно.