Содержимое:

Роман «Господа Головлевы» является одним из лучших произведений, описывающих жизнь дворянства. В романе автор показал неизбежность физического и нравственного разрушения личности под влиянием бездеятельности существования.
«Господа Головлевы «- повествует нам о моральном вымирании семейства помещиков Голавлевых, которые характеризуют нам помещиков периода крепостного права и после отмены его. Сказка описывает нам деградацию семейства Головлевых, которые неуклонно скатываются на самое дно. Головлевы постоянно бранятся, ведут борьбу между собой из-за наследства, хотя сами вполне обеспеченные люди. Они постепенно утрачивают человеческие качества, ожесточаются по отношению друг к другу.
Во главе семейства стоит Головлева Арина Петровна — властная женщина, которая главной целью своей жизни ставить преумножение богатств. Она долгое время управляла огромным имением, управляла бесспорно, умело, но напрочь забыла о материнских чувствах. На смерть дочери она реагирует более чем странно и хладнокровно, высказывает свое недовольство, что дочь оставила на нее своих двух детей, родных внуков. Арина Петровна поощряет своих сыновей к двуличности ради «лучшего куска на блюде».
Своих детей она делила на любимчиков и постылых, причем каждый день любимчики у нее были разные. Арина Петровна заглушала их природное чувство любви к родителям, уродовала их своим воспитанием. Такая нездоровая обстановка и воспитание не могла способствовать тому, что бы...
дети Головлевых выросли нормальными, здоровыми детьми. В итоге Пашка-тихоня окончательно ушел в себя, «Степка-балбес, постылый сын», продал дом и жалко существует в Москве, потратив все деньги, растут сиротки-внучки. И все это плоды ее воспитания.
На протяжении всего рома мы встречаем сцены деспотизма, морального увечия, гибели одного за других безнравственных членов семьи Головлевых. Павел умирает, его имением завладевает Иудушка Головлев. Степка-балбес спивается в одиночестве, запертый в своей комнате. В конце жизни Арина Павловна получает плоды своего жестокого воспитания. Самым морально страшным человеком вырос Порфирой, которого еще в детстве прозвали Иудушкой.
Тирания в семье научила Порфира притворятся ласковым и послушным сыном, подхалимничать перед матерью. Он быстро развил в себе до предела черты стяжательства, и в итоге он стал владельцем Головлева, овладел поместьем брата Павла, прибрал к рукам все деньги матери, уготовив ей участь одинокой старухи. Иудушка достиг пика нравственного оскудения души своей, что его трудно назвать человеком.
Свои пакости Иудушка делает потихонечку, спокойно, не противореча закону. При этом он фарисействовал, пользовался в разговорах истинами такие как: почитание семьи, вероисповедания и закона. Автор в лице Иудушки показал нам пик человеческого падения. В героях Головлевых, писатель показывает нам нежизнеспособность класса помещиков, которая приводит их к нравственным крайностям.

Можно ли быть свободным среди рабов?

И понятно, что в долгом пути так или иначе речь у нас заходила о дворянстве (молодые офицеры всегда неравнодушны к этой теме, им кажется, что золотые погоны их как-то приближают к знатному сословию), о заслугах дворянства, о том возможно ли в нынешние времена возрождение аристократии…

Можно ли ставить в заслугу дворянству все те культурные достижения, которые называются Золотым и Серебряным веком страны? Не знаю. Наверно, правящему классу создавать культуру так же естественно, как и дышать. Тут вроде бы и нет особой заслуги. Но зато там, где понадобились усилия, быть может, даже нравственный и политический подвиг, российское дворянство оказалось не на высоте. Я полагаю, что монархическую Россию привели к краху именно дворяне. Ответственность за революцию лежит на них. Как на правящем классе.

Вспомним слащавую формулу отношений помещиков и крепостных: «Вы - наши отцы, мы - ваши дети…» Но если дети в один исторический миг порезали, поубивали, расстреляли отцов, а отцовские усадьбы разграбили, загадили и сожгли, то кто виноват в том? Значит, такие были отцы?..

Россия - единственная страна в мире, где официальный рабовладельческий строй, официальное рабство существовало вплоть до второй половины XIX века! Четыреста лет!

А рабство, на мой взгляд, и привело монархическую Россию к страшному революционному взрыву.

Вдумайтесь, в Лондоне в 1860 году уже метро строили. А мы грудных детей от родителей отрывали, мы целые села в карты проигрывали, мы человеческих детей на борзых щенков обменивали, мы право первой ночи использовали. При этом изображали просвещенность, одной рукой пытались писать исторические трактаты, а другой рукой заливали расплавленный свинец в глотки крепостных мужиков.

Смешно считать, что русский мужик в 1917 году царскую власть на штыки поднял, потому что проникся идеями Маркса-Энгельса-Ленина. Нет, мужик нутром почуял, что пришла наконец сладкая возможность отомстить за века унижений.

И люто отомстил! В том числе и самому себе. Но это уже другой разговор…

Сейчас многие пишут, что особых предпосылок для революции-то и не было, что жизнь налаживалась и Россия богатела. И правильно пишут. Предпосылок не было. И это лишь подтверждает мою мысль, что не из-за прямого, сегодняшнего гнета разразилась революция. Взорвалось прошлое, взорвалась накопленная за века рабства жгучая ненависть.

Ведь Пушкина читали! Что народ наш добрый, кошку из горящего дома вытащит, рискуя собой. И в то же время помещика в этом же доме сжигает, зло смеясь. Читали… Но такое ощущение, что никто ничего не понимал. Не хотел понимать. Не когда-нибудь в темные времена, а уже в XX веке, в 1907 году, последний император России писал о себе: «Хозяин земли Русской». В XX веке человечество получило все, чем оно сегодня живет. Атомную энергию, телевидение, электронику, компьютеры. Но в этом же веке у нас в России один человек говорил о себе: «Хозяин земли Русской». И не в шутку и полушутку, а в официальном документе, при переписи населения он так написал в графе «род занятий»…

Вот почему было поздно. Хотя в стране уже победила промышленная революция. Хотя уже дарованы были политические свободы. Хотя Столыпин выводил мужиков на отруба, на вольное хозяйствование.

Но было поздно.

Даже полвека назад, в 1860 году, было поздно отменять позорное рабство. Котел перегрелся. Не дети, так внуки крепостных стали так называемыми разночинцами. То есть вышли в господа. Вот они-то и не могли простить власти рабства своих отцов и дедов. Они-то, образованные, и звали Русь к топору. Чаша ненависти переполнилась. И страна неумолимо шла к Семнадцатому Году.

И когда пришла, содрогнулась от самой себя, от облика своего. Вспомним «Окаянные дни» Бунина.

Могу засвидетельствовать: когда впервые в Советском Союзе в 1990 году на волне гласности вышли «Окаянные дни» Ивана Бунина, моя реакция была… непростой. Как бы я ни отрицал коммунистическую идею, как бы критически ни относился к событиям 1917 года в России, но мне после прочтения книги стало как-то… тяжко. Так про народ не писал еще ни один враг революции. Сколько там ужаса пополам с брезгливостью, физического отвращения и тяжкой ненависти ко всем этим солдатам, матросам, «этим зверям», «этим каторжным гориллам», мужикам, хамам, которые вдруг стали хозяевами жизни и смерти, ко всему революционному быдлу:

«Закрою глаза и вижу как живого: ленты сзади матросской бескозырки, штаны с огромными раструбами, на ногах бальные туфельки от Вейса, зубы крепко сжаты, играет желваками челюстей… Вовек теперь не забуду, в могиле буду переворачиваться!»

А вот еще отрывочек:

«Сколько лиц… с разительно ассиметрическими чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья - сколько их, этих атавистических особей… И как раз именно из них, из этих самых русичей, издревле славных своей антисоциальностью, давших столько «удалых разбойничков», столько бродяг, бегунов, а потом хитровцев, босяков, как раз из них и вербовали мы красу, гордость и надежду русской социальной революции. Чего ж дивиться результатам?..»

«В мирное время мы забываем, что мир кишит этими выродками, в мирное время они сидят по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступает время, когда «державный народ» восторжествовал. Двери тюрем и желтых домов раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся - начинается вакханалия».

И задумывается Иван Алексеевич, откуда они взялись, и не находит ответа. Кроме все того же - прирожденные преступники, из той самой породы прирожденных, откуда вышел и их народный герой Стенька Разин.

И на протяжении всей книги ни разу не задумывается Иван Алексеевич Бунин над своей ролью, над ролью своих предков в этой кровавой российской вакханалии. А ведь взялись эти прирожденные преступники, Иван Алексеевич, из крепостных деревень ваших дедов и прадедов. Из рабства. И страшно, и надолго перекурочили всю судьбу России потому, что иначе не могли. Потому что раб - не человек.

Когда человек становится рабом, то все человеческое опадает с него сверху, как шелуха, а изнутри, из души, выжигается дотла.

Раб - это быдло, то есть скотина. А раз скотина, то можно все, ничего не страшно и ничего не стыдно. То есть вообще нет ничего. Никаких устоев. Говоря нынешним языком уголовников - полный беспредел. И так росли и воспитывались дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки… Четыреста лет рабства. Почти двадцать поколений, родившихся и выросших в ярме, не знающих в своем воспитании ничего, кроме подлой науки холопского выживания.

Так если бы только четыреста лет! А предыдущие шестьсот лет - они что, при Декларации прав человека проходили? По «Русской правде» Ярослава Мудрого несколько гривен как наказание за убийство смерда - это свобода? Конечно, свобода. Свобода убивать мужиков практически безнаказанно, по закону…

Так чего ж мы ждали тогда от своего народа, Иван Алексеевич!? Вы же сами и пишете: «В том-то и сатанинская сила их, что они сумели перешагнуть все переделы, все границы дозволенного, сделать всякое изумление, всякий возмущенный крик наивным, дурацким».

Так их и не было, пределов. В веках, в предках.

Не случайно в древности на Востоке считали, что после отпущения раба на волю семь поколений его потомков должны вырасти в свободе, и только тогда кровь раба очистится…

Вот почему в России давно уже было поздно…

Быть может, начинать надо было в 1825 году. Вместе с Рылеевым, Пестелем и их товарищами.

Эти дворяне, победив Наполеона, пройдя с оружием в руках через всю Европу, вдруг увидели, как там живут простые крестьяне. И сердца их преисполнились стыдом и болью за свое, родное. И они вышли на Сенатскую площадь.

Да, путь был выбран кровавый. Но в ту эпоху общество не знало, не выработало еще других форм протеста. Не было их.

Но почему другие дворяне, собравшись и поодиночке, не обратились к царю, не сказали ему, что декабристы выступали не против царя, а против рабства? Не убедили. Наконец, не поставили его перед общественным мнением.

Дворяне этого не сделали. Они смотрели, как на Кронверкской куртине палач вешает их лучших товарищей…

Наверно, дворяне понимали, на что покусились декабристы. На святое! На право каждого из них быть царем и богом в своих голодаевках и погореловках, на право казнить и миловать, насиловать крепостных девиц, тащить их из-под венца в свою постель на глазах у крепостных женихов.

И они, дворяне, с этими гнусными правами не хотели расставаться ни за что!

Вот почему молчали тогда дворяне.

Рабство развращает и рабов, и рабовладельцев. Нация деградирует. Страна, в данном случае Россия, разрушается с двух сторон сразу. Что сделал народ, мы знаем. А куда смотрели дворяне? Ведь уже искры летели! Атмосфера тогдашней России была буквально наэлектризована предчувствием катастрофы. Это особенно остро ощущали маргиналы. В современном языке это слово приобрело негативное значение: бомж, люмпен, асоциальный элемент… В широком же смысле оно обозначает нечто, выходящее за край поля («марго» - край, отсюда «маргиналии» - заметки на полях). Любой человек, вышедший за край своего поля - этнического, сословного, профессионального и т.д., - уже маргинал. И в этом смысле самые большие маргиналы, наверно, поэты. Не дворяне, не разночинцы, не рабочие и не фабриканты, не военные служащие и не гражданские служащие и даже не простые смертные, а - поэты… Они, поэты-маргиналы, с особой чувствительностью воспринимали состояние миллионных маргинальных масс, то, что Блок потом назвал музыкой революции. Он же, Александр Блок, задолго до событий предупреждал всех в поэме, пророчески названной «Возмездие». Вслед за ним Маяковский с точностью до года указывал: «В терновом венце революций грядет Шестнадцатый год…» Велимир Хлебников в публичных выступлениях писал на листах: «Некто 1916…»

Увы. Никто из тех, кто обязан был, не слушали и не понимали… Царь день за днем отмечал в своих дневниках, как он хорошо поел и погулял… Правящие классы не думали или старались не думать, уверенные, что в крайнем случае придут казаки, разгонят и перепорют нагайками взбунтовавшееся быдло, как это было в 1905 году…

А как вели себя господа интеллигенты? Хихикали, злобствовали, призывали к бунту! Они что, не понимали, как опасно раскачивать лодку во время войны? Да что там говорить, когда в первые же дни Февральской революции не кто иной, как один из великих князей рода Романовых надел на рукав красную повязку и вышел на улицы Петербурга! Это что, не деградация?

Стисну зубы, попробую понять и объяснить поведение великого князя и разночинской интеллигенции. Объяснить безответственностью. Когда на твоих плечах нет прямой ответственности за редакцию, коллектив, предприятие, организацию, государство, страну, народ, то мысли парят с легкостью необыкновенной. Это такой синдром подросткового сознания. Разрушительный синдром.

Но вот группа людей, которые обязаны были и не могли не осознавать в ту пору тягчайшей ответственности, которая лежала на их плечах. Это - генералы, командующие фронтами.

Уж они-то, военные люди, понимали, не могли не понимать, что во время войны, во время боевых действий, императора и главнокомандующего не свергают. Коней на переправе не меняют. Они, командующие фронтами, должны были бы пресечь на корню любую, самую слабую попытку к этому.

Что же сделали командующие фронтами?

Они все, как один, прислали государю-императору телеграммы с требованием отречения от престола!

Что это, как не деградация?

И потому мне грустно, когда нынче сплошь и рядом говорят о возрождении дворянства, сплошь и рядом находятся потомки и так далее и так далее. (Для отведения упрека в классовых антипатиях сообщу: по отцовской линии я в восемнадцатом поколении прямой потомок древнего рода Каракесек, а мой пращур по материнской линии упоминается в Никоновской летописи за 1424 год) Я не знаю, можно ли второй раз вступить в одну и ту же реку. Не смешны ли все эти потуги, не раздражают ли они людей! Но грустнее всего то, что, говоря о возрождении лучших традиций ушедшего дворянства, никто из нынешних потомков ни разу не заговорил о чудовищной вине дворянства перед страной и народом, никто не заговорил о покаянии.

Цитата:

«Власть есть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьет и не исполняет своих обязанностей, его прогоняют… Мы слишком много пили и пели. Нас прогнали.»

(В. В. Шульгин. «Три столицы»)

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

Нравственная деградация дворянства в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы»

2 слайд

Описание слайда:

М.Е. Салтыков – Щедрин в романе «Господа Головлёвы» ведёт речь о гибели человека в атмосфере бездуховности, утробного существования, о смысле и цели жизни, о мере ответственности человека за свою судьбу, неизбежной духовной гибели тех, кто подчиняется внешним обстоятельствам, о необходимости им сопротивляться.

3 слайд

Описание слайда:

Ещё в самом начале 60-х годов М.Е. Салтыков –Щедрин заговорил о скорой гибели «Ветхого человека», т.е помещичьего класса. Он попытался отыскать такие проявления человеческой деградации, которые сокрыты от поверхностного взгляда, от явных признаков вырождения.

4 слайд

Описание слайда:

Писатель исследует процесс разложения и распада дворянской семьи, обнажает его скрытые пружины. Гибель головлёвского рода происходит совсем не потому, что отмена крепостного права подточила его экономические устои. Причина трагедии залегла глубоко и разобраться в ней трудно.

5 слайд

Описание слайда:

Каждая из глав романа снабжена ёмким «говорящим» заглавием. Названия первых пяти глав прямо и непосредственно соотнесены с темой семьи, семейных отношений («Семейный суд», «По-родственному», «Семейные итоги», «Племяннушка», «Недозволенные семейные радости»). Каждое из этих пяти заглавий как будто бы намекающее на существование семейных уз, на самом деле содержит скрытый иронический намёк на необратимый их распад: остаются одни слова, не наполненные смыслом.

6 слайд

Описание слайда:

Степан Головлёв. Степан Владимирович, старший нелюбимый сын, с детства гонимый и унижаемый матерью: «он очень рано попал в число "постылых" и с детских лет играл в доме роль не то парии, не то шута». В студенческие годы – приживала и шут у богатых друзей. После окончания университета демонстрирует полную неспособность к труду. «Протекции у него не было, охоты пробить дорогу личным трудом - никакой. Праздная мысль молодого человека до того отвыкла сосредоточиваться, что даже бюрократические испытания, вроде докладных записок и экстрактов из дел, оказывались для нее непосильными». Московский дом, пожалованный матерью быстро проживается, служба в ополчении не даёт никаких результатов. Степан вынужден вернуться в Головлёво. Вернуться для того, чтобы умереть.

7 слайд

Описание слайда:

«Наконец он дошел до погоста, и тут бодрость окончательно оставила его. Барская усадьба смотрела из-за деревьев так мирно, словно в ней не происходило ничего особенного; но на него ее вид произвел действие медузиной головы. Там чудился ему гроб. Гроб! гроб! гроб! - повторял он бессознательно про себя».

8 слайд

Описание слайда:

Павел Головлёв Павел Владимирович - «человек, лишённый поступков». Служил, вернее числился до определённого времени в армии, затем вышел в отставку, чтобы без помехи предаваться запою и медленно умирать. Воспитание и среда, в которой вырос герой, крайне обезличили его. Уже с самого детства Павел жил нереальной жизнью. «Шли годы, из Павла Владимировича постепенно образовывалась та апатичная и загадочно-угрюмая личность, из которой в конечном результате получается человек, лишённый поступков». Павел в итоге тонет в нереальности, а именно спивается.

9 слайд

Описание слайда:

«Арина Петровна сделала ужасное открытие: Павел Владимирыч пил. Страсть эта въелась в него крадучись, благодаря деревенскому одиночеству, и, наконец, получила то страшное развитие, которое должно было привести к неизбежному концу».

10 слайд

Описание слайда:

Арина Петровна Арина Петровна – глава Головлёвского дома, в начале романа «женщина лет шестидесяти, но еще бодрая и привыкшая жить на всей своей воле. Держит она себя грозно: единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением». Крепостничество выработало в ней деспотическую натуру, привыкшую повелевать слабыми. Арина Петровна отравила жизнь мужа, свела его на положение шута и приживала, искалечила жизнь «постылым» детям, развратила детей -любимчиков. Она приумножила богатства мужа, но тем самым она ещё сильнее углубила и ускорила кризис, назревавший в Головлёве.

11 слайд

Описание слайда:

Долголетняя практика обезличивания слабых не научила Арину Петровну борьбе с подлинными трудностями. Отмена крепостного права подрывает её внутренние силы, внутренне ощущая лицемерие Иудушки, она, тем не менее, попадает в его сети и в итоге становится приживалкой в доме нелюбимого сына Павла, она подводит невесёлые итоги: «Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то убивалась, а оказывается, что убивалась над призраком. Всю жизнь слово «семья» не сходило у неё с языка – и вдруг выходит, что семьи-то именно у неё нет!»

12 слайд

Описание слайда:

Глава «Семейные итоги» значительно углубляет образ Арины Петровны, удары судьбы «осветили в её умственном кругозоре некоторые уголки, которые мысль её, по-видимому, никогда дотоле не заглядывала», она смогла понять человеческие потребности внучек, рвущихся прочь из Погорелки. И когда Иудушка толкнул в пропасть своего второго сыны, она видит и осуждает в нём собственную былую жестокость. Душевный поров, нравственное прозрение заставляют её решиться на страшный шаг –проклясть родного сына, но это уже ничего не может изменить. Вскоре она умирает, «опутанная со всех сторон праздностью, пустословием и пустоутробием».

13 слайд

Описание слайда:

Аннинька и Любинька Аннинька и Любинька - племянницы Иудушки Головлёва, в детстве жаждавшие привета, тепла, любви, получали вместо хлеба – камень, вместо поучения – колотушку. Неприступная крепость семьи, так энергично и властно воздвигаемая Ариной Петровной, не дала «ни одного нравственного устоя, за который можно было бы удержаться». Гибель их в самостоятельной жизни оказалась неизбежной. Вылетев из родного гнезда, они оказались неспособны ни на что, кроме постылого и развратного существования, вместо настоящей жизни они попадают в «помойную яму».

Классовая борьба — не выдумка Маркса, а одна из неустранимых констант всемирной истории. Примеров, когда национальное единство становится жертвой острого социального конфликта, не счесть.

В дворянском самосознании XVIII столетия господствовало представление, что «благородное сословие» — «единственное правомочное сословие, обладающее гражданскими и политическими правами, настоящий народ в юридическом смысле слова…, через него власть и правит государством; остальное население — только управляемая и трудящаяся масса, платящая за то и другое, и за управление ею, и за право трудиться; это — живой государственный инвентарь. Народа в нашем смысле слова [т. е. нации] … не понимали или не признавали» (В. О. Ключевский). Д. И. Фонвизин определял дворянство как «состояние», «долженствующее оборонять Отечество купно с государем и корпусом своим представлять нацию», но в понятие «нация» для него не входил «мужик, одним человеческим видом от скота отличающийся». По сути, сословно-классовая идентичность отождествлялась дворянами с национальной. И это вполне естественно, трудно признать единоплеменников и сограждан в тех, кто и социально, и культурно не имеет с тобой практически ничего общего.
Политическая бессмысленность нового образа жизни дворянства не могла не привести к нравственной деградации этого класса. В дворянской среде появился новый тип людей - великосветский кавалер воспитанный по-французски. Все русское для него не существовало или существовало только как предмет насмешки. Многие из этих дворян даже не умели говорить по-русски. Это были люди глубоко чуждые русской культуры и православия.

Вот мой Онегин на свободе;
Острижен по последней моде,
Как dandy лондонский одет —
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.

Такой портрет светского человека ХIХ в. нарисован Пушкиным. Ему вторит литератор Погожев: “Молодой человек тех времен, желающий быть принятым в большом свете, необходимо должен иметь следующие качества: говорить по французски, танцевать, знать хотя бы по названиям сочинения новейших авторов, судить о их достоинствах, порицать старых и все старое, разбирать играемые на театрах пьесы, уметь завести спор о музыке, сесть за фортепьяно и взять небрежно несколько аккордов… или промурлыкать романс или арию; знать наизусть несколько стихов любимого дамами или модного современного поэта. Но главное - это играть в карты и быть одетым по последней моде”
“Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь” — так отзывался Пушкин об образовании светского человека своего времени. Прав ли был поэт? Судите сами. Начальное образование дворянский отпрыск получал дома, в семье. Пушкин писал, что домашнее обучение ограничивалось знанием двух-трех языков и начальным ознакомлением со всеми науками. Приглашенные в дом учителя, кроме истории, русского языка, словесности, обучали верховой езде, танцам, фехтованию, — ведь эти навыки входили в обязательный минимум дворянского воспитания. Как едко заметил грибоедовский Чацкий: “Хлопочут набирать учителей полки, числом поболее, ценою подешевле”.
Характерная фигура домашнего воспитателя того времени — гувернер-француз, вроде того, что воспитывал Евгения Онегина:

«Monsieur l`Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил....»

До французской революции эту должность исполняло немало приехавших в Россию авантюристов, жуликов, беглых солдат, актеров, парикмахеров — малообразованная публика. Правда, русские принимали их с распростертыми объятиями.
Важной составляющей образования светского человека было знание иностранных языков. Со второй половины ХVIII в. раз говорным языком высшего света стал французский. В немалой степени этому содействовала императрица Елизавета Петровна, которую Петр I собирался выдать за короля Людовика ХV. Екатерина II тоже превосходно владела этим языком, переписывалась с Вольтером и Дидро. На французском написаны и ее знаменитые автобиографические “Записки”.
В начале ХIХ в. в дворянских семьях дети нередко усваивали сначала чужой язык — на нем говорили родители и гувернеры-французы, а затем уже родной, русский. Порой доходило до абсурда. В 1820 г. генерал-губернатором Москвы стал князь Дмитрий Голицын. Проведя юные годы за границей, он хорошо знал иностранные языки, но очень плохо говорил по-русски. Когда требовалось выступить перед москвичами с речью, он составлял текст по-французски, затем его переводили на русский, и князю приходилось буквально выучивать его наизусть.
Русская писательница, хозяйка одного из лучших московских литературных салонов, княгиня Зинаида Волконская, родившаяся в семье дипломата и выросшая за границей, приехав в Россию, упорно преодолевала свое плохое знание русского языка.
Еще хуже у многих дворян об стояло дело с письменной русской речью Один из современников Пушкина писал знал толпу князей Трубецких, Долгоруких, Голицыных, Оболенских, Несвицких, Щербатовых, Хованских, Волконских, Мещерских, которые не могли написать на русском языке двух строк, но все умели красноречиво говорить по-русски... непечатные слова”.

Героиня Пушкина Татьяна Ларина написала любовное письмо Онегину тоже по-французски

Еще предвижу затрудненья:
Родной земли спасая честь,
Я должен буду, без сомненья,
Письмо Татьяны перевесть.
Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски...
Что делать! повторяю вновь:
Доныне дамская любовь
Не изъяснялася по-русски,
Доныне гордый наш язык
К почтовой прозе не привык.

Крепостные (вместе со своим имуществом) фактически являлись частной собственностью помещиков, «составной частью сельскохозяйственного помещичьего инвентаря» (Ключевский), которую можно было продать, подарить, обменять, проиграть в карты — с землей и без земли, семьями и «поштучно», «как скотов, чего во всем свете не водится», по выражению Петра I; крепостными платили долги, давали взятки, платили врачам за лечение, их крали… Объявления о продаже крепостных, открыто печатавшиеся в отечественных газетах конца XVIII столетия, производят сильнейшее впечатление именно своим спокойным, обыденным (а иногда добродушно-юмористическим) тоном. Вот образчики таких объявлений: «некто, отъезжая из С.-Петербурга, продает 11 лет девочку и 15 лет парикмахера, за которого дают 275 р., да сверх того столы, 4 кровати, стулья, перины, подушки, платяной шкаф, сундуки, киота для образов и прочий домашний скарб»; «продается лет 30 девка и молодая гнедая лошадь. Их видеть можно у Пантелеймона против мясных рядов в Меншуткином доме, у губернского секретаря Иевлева»; «продается девка 16 лет и поезженная карета», «продается каменный дом с мебелью, пожилых лет мужчина и женщина и молодых лет холмогорская корова», «продается портной, зеленый забавный попугай и пара пистолетов»…

О культурной отгороженности дворянства от «народа», как об опасном для национального бытия расколе, нуждающемся в срочном преодолении, много писалось с начала XIX века, но в XVIII столетии этом не видели трагедии. «Юности честное зерцало», напротив, поучало, что «младые шляхетские отроки должны всегда между собой говорить иностранными языками, дабы можно было их от других незнающих болванов распознать, дабы можно было им говорить так, чтобы слуги их не понимали». «Шляхетские отроки» это наставление подхватили с таким энтузиазмом, что даже накануне войны 1812 года «высшее общество … говорило по-русски более самоучкою и знало его понаслышке» (Н. Ф. Дубровин), за исключением наиболее экспрессивной части «великого и могучего», которая использовалась для общения с подлым народом.
«Простонародное» отождествлялось с «допетровским», «неевропейским», «нецивилизованным». Даже Карамзин, опубликовавший уже «Бедную Лизу», в одном из писем 1793 года, иронизируя над «дебелым мужиком, который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря, ай парень! что за квас!», констатирует: «надобно признаться, что тут нет ничего интересного для души нашей».
Ничего удивительного нет в том, что «подлые» тоже не считали «благородных» своими. Крестьяне не оставили на сей счет письменных источников, ибо в большинстве своем были неграмотными, но убедительнее любых слов это доказывает жестокая и кровавая резня («прекровожаждущий на благородных рыск», по выражению Державина), устроенная «господам» «рабами» во время пугачевского восстания, когда было убито в общей сложности около 1600 помещиков, включая их жен и детей, около 1 тысячи офицеров и чиновников и больше 200 священников.
После реформы 1861 года дворянство и крестьянство продолжали жить в разных, почти не сообщающихся социокультурных мирах, законсервированных путем создания крестьянского общинного управления с особым правовым и культурным полем.
Таким образом, сначала из-за крепостного права, а затем из-за его неизжитых последствий была, во-первых, сорвана возможность действительной, а не декоративной русификации окраин, а во-вторых, создан очаг социального конфликта в самом центре Великороссии.
Результатом этого явились сожженные все до единого «дворянские гнезда» в 1917 году, массовое дезертирство с фронтов первой мировой, истребление офицерства и интеллигенции…

Прочитав книгу Жан-Мари Констана "Повседневная жизнь французов во времена религиозных войн", задумался вот о чём. В описании предпосылок революции 1789 г. часто присутствует повторяющаяся мысль о "возвышении буржуазии", происходившем на протяжении всего XVIII в. (а начавшемся, быть может, ещё раньше). Эта мысль во многом верна. Действительно, "буржуазия", то есть городские предприниматели и отчасти деревенские фермеры постепенно стала сосредотачивать в своих руках богатство, которого она раньше была лишена. Ей помогали разные факторы: протестантская бережливость, развитие торговли после географических открытий, вероятно, отдельные технические инновации.

Но вместе с тем, у любого развития, как представляется, есть некая "оборотная сторона", заключающаяся в упадке того, на чьё место заступает развивающийся. Так, неслыханный рост мощи и влияния США в ХХ в. сопровождался серьёзнейшим ослаблением Британской империи. Применительно к рассматриваемому сюжету возвышение буржуазии представляло собой оборотную сторону процесса, о котором сказано гораздо меньше, а именно - деградации дворянства.

При чтении книги Констана у меня сложилось впечатление, что применительно к Франции чуть ли не роковым рубежом стал именно XVI в., т.е. время задолго до катастрофических перипетий конца XVIII в. Для того, чтобы понять разницу между двумя эпохами, стоит взглянуть на потрет представителя каждой из них. В этом отношении богатый материал представляют собой произведения Александра Дюма-отца. Его описания дворянства в XVI в. весьма показательны (впрочем, мы имеем и настоящие источники, позволяющие понять картину).

Что же такое был дворянин XVI столетия (на примере Франции)? - На самом деле это был гловорез. Это был человек, воспитанный на презрении к смерти. Высшей доблестью для него считалось умереть на войне или дуэли, короче, в боевом столкновении. Именно потому, что дворянин был каждодневно готов к смерти, он возвышался над обыденной действительностью. Он вызывал страх у представителей других сословий, готовность служить и подчиняться.
Архетипом подобного дворянина являлся Бюсси д"Амбуаз, красочно описанный у Дюма в "Графине де Монсоро". Лестный портрет благородного влюблённого не должен обманывать читателя: "настоящий" Бюсси был типичным деятелем эпохи: человеком, во время Варфоломеевской ночи убившим собственного кузена, готовым прирезать едва ли не кого угодно. Фактически, то был убийца, но убийца с присущим эпохе лоском: дамский угодник и остроумный кавалер.

Поневоле здесь вспоминается Гегель. В "Феноменологии Духа" он описал диалектику Господина - Раба, в которой отличительной чертой Господина является готовность к риску, прежде всего, риску своей жизнью. Господин становится собой потому, что презирает смерть, чем превосходит будущего Раба, слишком любящего жизнь, чтобы пренебречь ей. Французский дворянин XVI в. - это типичный Господин. Это человек, который, как пишет Констан, едва ли не "программирует" собственную смерть, которая обязательно должна прийти "не в постели". Господство дворянина обеспечивается тем, что он готов обнажать шпагу и пускать её в ход против кого угодно без боязни. Он знает, что смерть в бою - славна. Он не боится подобного исхода. Он готов рисковать.

Теперь, если перенестись через 2 столетия, то отличия будут разительными. Представить себе кого-то подобного Бюсси в XVIII совершенно невозможно. "Неистовый" Мирабо (известный деятель французской революции) прославился как весьма необузданный дворянин, все доблести которого сводились к тому, чтобы написать пару вольнолюбивых сочинений, приударить за женщинами, сесть в тюрьму, не повиноваться отцу. Дистанция между ним и Бюсси - огромна. Представить себе типового дворянина предреволюционной эпохи, который мог бы собственноручно устроить резню, решительно невозможно. Дворянин изменился до неузнаваемости. Кем же он стал и почему?

Начнём со второго вопроса. Как я упомянул выше, исход развития дворянства был заложен ещё в XVI в. Источником этого развития стала абсолютная монархия. Классическим абсолютным монархом во Франции считается Людовик XIV, правивший в середине XVII - начале XVIII в. Но абсолютизм монарха определяется не только его качествами, но и силами сопротивления его воле. Религиозные войны XVI в. завершились не просто воцарением Генриха IV (того самого "Анри Четвёртого", который "славный был король"), не просто торжеством католицизма, не просто умиротворением общества и государства. Речь шла ещё и о поражении альтернативных вариантов политических проектов. Например, лигистское движение далеко не сводилось к католическому фанатизму, а предусматривало рост местного самоуправления. В стране также сильны были настроения в поддержку усиления значения Генеральных Штатов, их превращения в регулярно функционирующий государственный институт. Но все эти проекты оказались несостоятельны. Абсолютная монархия стала неизбежной, она поборола многочисленные угрозы, а также такие удары, как убийство Генриха IV в 1610 г.

Можно сказать, что абсолютная монархия осуществляла два параллельных процесса, которые вели к деградации дворянства. Во-первых, она коррумпировала значительную часть дворянства, превратив эту часть в придворных. Этому способствовало, между прочим, развитие так называемого "дворянства мантии", которое уже в XVI в. существовало, но не могло ещё найти своего места под солнцем. В отличие от "дворянства шпаги" дворянство мантии было "служивым", оно черпало свой престиж из обслуживания интересов монарха, превращалось в элемент чиновничьего механизма. Но дворянство шпаги также становилось слугой монарха, поэтому через 100 лет после религиозных войн, мы видим виднейших дворян вокруг Людовика XIV, в Версале. Дворянство из воинов превращается в придворных. Нечего и говорить, что это вело к изменению его ментальности, к утрате традиционных поведенческих черт. Во-вторых, абсолютная монархия начинает создавать более современное государство, в котором роль чиновничества, выдвинутого монархом и преданного ему, повышается. Появляется полиция, повышается роль региональной администрации. Размывается традиционная иерархия, в которой первую роль начинают играть слуги короля.

Таким путём дворянство коррумпируется, теряя старые черты и приобретая новые. Оно превращается в придворных, а также фермеров-землевладельцев (последняя категория также важна: не все могли жить при дворе, кому-то пришлось сосредоточиться на местных делах, в которых управление землёй вышло на первое место). Не стоит удивляться тому, что это дворянство оказывается совершенно беспомощным перед натиском 3-го сословия накануне и во время 1789 г.

Абсолютная монархия, которая скоро (1792 г.) погибнет, сама роет себе могилу, превращая своих союзников в безынициативных слуг, в тех, кто не способен энергично действовать. Дворянство к 1789 г. вырождается. Это уже не гегелевские "Господа", готовые рисковать жизнью в любой ситуации, заботящиеся о том, чтобы умереть не в постели, а на поле боя. Это получиновники, полупредприниматели. Значительная их часть эмигрирует вскоре после 14 июля 1789 г. Оставленная ими монархия гибнет. Но монархия же воспитала их, монархия сформировала этот слой, монархия упразднила личность, подменив её функцией.

Монархия погубила себя, отказавшись от дворянской индивидуальности.