Эта повесть была составлена большим знатоком божественного писания и тонким стилистом, включившим в свой рассказ придуманные монологи Дмитрия Ивановича и Мамая, расцветившим многочисленными, подробностями лапидарные свидетельства повестей 1425, 1408 и 1421 годов, так что не всегда ясно, каким из дополнений повести 1425 года можно безусловно доверять. Так, автор называет число войск Дмитрия Ивановича, неизвестное ранним памятникам, - 150 тысяч, "опрочно рати княжей и воевод местных". Передана новая, более распространенная и менее достоверная версия об убийстве Мамая жителями крымского города Кафы (нынешняя Феодосия). Пространная повесть дополняет список павших на Куликовом поле именами Дмитрия Минича (он был убит гораздо раньше сражения с Мамаем - в 1368 году), Дмитрия Монастырева (убит в 1378 году) и Федора Тарусского (о каком-то Федоре Тарусском известно, что он был убит в 1437 году). И тут же - более достоверный рассказ о "великой туге", "горьком плаче" и "рыдании", начавшемся в Москве после известия о том, что "пошел за Оку князь великий", - действительно, переправа Дмитрия Московского через Оку означала окончательный выбор, свидетельствовала о желании русской дружины драться насмерть.

О ПОБОИЩЕ НА ДОНУ И О ТОМ, КАК ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ БИЛСЯ С ОРДОЮ

Той же осенью пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми войсками татарскими и половецкими, и еще нанял отряды бусурманов и армян, и фрягов, черкасов, ясов и буртасов. И вместе с Мамаем, в полном согласии с ним, и литовский Ягайла со всеми войсками литовскими и польскими, с ними же заодно и Олег Иванович, князь рязанский, со своими советниками, пошли на великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича. Но человеколюбивый бог захотел спасти и освободить род христианский за молитвы пречистой его матери от плена измаильского, от поганого Мамая и от его союзников - нечестивого Ягайла и многоречивого и дурного Олега Рязанского, забывшего о своей христианской вере. Ждет его в великий судный день дно адово и пасть ехидны.
А окаянный Мамай возгордился и вообразил себя царем и собрал злой совет, куда позвал темных своих поганых князей. И сказал им: "Пойдем на русского князя и на всю силу русскую, как при Батые было - христианство погубим, церкви божий спалим, прольем христианскую кровь и веру их уничтожим". Нечестивый Мамай говорил так, потому что люто гневался из-за смерти своих друзей и любимцев, князей, посеченных на реке Воже. И начал свирепо и поспешно собирать свои войска, с яростью выступил с огромным войском, желая пленить христиан. И тогда выступили все племена татарские.
И начал посылать гонцов в Литву, к поганому Ягайле и к лживому слуге дьявола, советнику дьявола, отлученному от сына божия, обезумевшему во тьме грехов и не желающему познать истинную веру Олегу Рязанскому, пособнику бусурманскому, лукавому сыну. Как сказал Христос: "Они вышли из наших рядов и против нас встали". И составил старый злодей Мамай нечестивый совет с поганой Литвой и с предателем Олегом: собраться им у реки Оки на Семен день, чтобы идти на благоверного князя. А предатель Олег вскоре новое злое замыслил: посылал к Мамаю и к Ягайле своего доверенного боярина, антихристова предтечу, Епифана Кореева, созывая их в условленный срок встать у Оки с трехглавыми зверями сыроядцами, чтобы пролить кровь.
Враг, изменник Олег! Гонишься за своей выгодой, а не знаешь, что меч божий занесен над тобой. Как сказал пророк: "Нечестивые обнажают мечи и натягивают луки, чтобы пронзить праведников, но мечи их вонзятся в их же сердца, и луки их переломятся".
Наступил август, и из Орды пришли вести к христолюбивому князю, что поднимается на христиан племя измаильское. Олег же, в глазах у бога утративший уже свой княжеский титул за то, что вступил в союз с нечестивыми, послал к князю Дмитрию лживую весть: "Мамай со всем своим царством идет в мою Рязанскую землю на меня и на тебя войной. И да будет тебе известно - и литовский князь Ягайла идет на тебя со всем войском своим". И Дмитрий князь услышал в невеселую пору, что идут на него все царства, творящие беззаконие, и говорят: "Еще наша сила велика". Пошел Дмитрий к соборной церкви матери божьей Богородицы, заплакал и сказал: "О, господи, ты - всемогущий и всесильный, крепкий в битвах, ты воистинну царь славы, сотворивший небо и землю, помилуй нас за молитвы пресвятой твоей матери, не оставь нас в унынии. Ты - бог наш, а мы - люди твои, пошли помощь твою свыше и помилуй нас и посрами врагов наших и оружие их затупи. Ты всесилен, господи, кто воспротивится тебе? Вспомни, господи, милость твою, что от века имеешь к роду христианскому. О, многоименитая дева, госпожа, царица небесных чинов, вечная госпожа всего мира и жизни человеческой кормилица, подними, госпожа, руки свои пречистые, на которых носила воплощенного бога, не оставь милостью христиан и избави нас от варваров-сыроядцев и меня помилуй!"
Поднялся с колен князь Дмитрий, вышел из церкви и послал за братом своим Владимиром и за всеми князьями русскими и великими воеводами. И сказал князь Дмитрий брату своему Владимиру и всем князьям русским и воеводам: "Пойдем против этого окаянного и безбожного, нечестивого и мрачного сыроядца Мамая за правую веру христианскую, за святые церкви и за всех младенцев и старцев, и за всех христиан нынешних и будущих, возьмем с собою скипетр царя небесного, одоление на врагов, и вооружимся доблестью Авраама". И воззвал к богу и сказал: "Господи, помоги мне. Поспеши, господи, на помощь ко мне! Да постыдятся и посрамятся и узнают, что имя тебе - господь, что ты один господин всей земли".
И собравшись со всеми князьями русскими и со всем войском, немедленно выступил из Москвы против своих врагов, чтобы защитить свою вотчину, и пришел в Коломну, и собрал воинов своих сто тысяч и пятьдесят тысяч, не считая княжеской рати и отрядов местных воевод. От начала мира не собиралось такого войска русских князей и местных воевод, как при этом князе. Было же всего войска и всех ратей полтораста тысяч или двести. Тогда же издалека подоспели великие князья Ольгердовичи - поклониться великому князю и сослужить службу: князь Андрей Полоцкий с псковичами, брат его князь Дмитрий Брянский, со всеми своими воинами.
В то время Мамай встал за Доном со всем своим царством, объятый яростью, гордыней и гневом, и стоял три недели. Иные вести пришли князю Дмитрию. Гонцы сообщали, что Мамай стоит за Доном, в поле, и ждет к себе на помощь Ягайлу с литовским войском, и когда соберутся вместе, хотят одержать общую победу.
И начал Мамай посылать послов к князю Дмитрию, просить дани, какую платили при царе Джанибеке, а не по своему договору. А христолюбивый князь, чтобы избегнуть кровопролития, хотел платить ему такую дань, какую христиане смогут, и по своему договору, что заключил с Мамаем. Но Мамай не захотел, охваченный гордостью, ожидая своего нечестивого союзника литовского. А Олег, предатель наш, перебежавший к зловерному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайле, начал ему дань платить и войско свое отправлять к нему на князя Дмитрия.
А князь Дмитрий, узнав о лжи лукавого Олега, кровопийцы христианского, нового Иуды предателя, что на своего господина зло замышляет, князь Дмитрий глубоко вздохнул и сказал: "Господи, союзы неправедных разрушь, а начинающих войны погуби. Не я начал проливать христианскую кровь, но он - новый Святополк. И воздай ему, господи, семью семь раз, ибо он ходит во тьме и забыл слово твое. Наточу, как молнию, меч мой, и исполнит твой суд моя рука: отомщу врагам и ненавидящим меня отомщу, и погружу свою стрелу в их кровь, чтобы не спрашивали неверные: Где их бог? Отверни свое лицо от них, господи, и покажи им, господи, свое немилосердие в их последний час, ибо их племя развращено и не верит в тебя, господи, и опрокинь на них гнев свой, господи, на народы, не знающие тебя, господи, и не призывающие твоего святого имени. Кто так же велик, как бог наш? Ты - наш бог, творящий чудеса, один ты".
И закончив молитву, князь Дмитрий пошел к храму Пречистой Богородицы и к епископу Герасиму и сказал ему: "Благослови меня, отче, пойти против окаянного сыроядца Мамая и нечестивого Ягайлы, и отступника нашего Олега, отступившего из света во тьму". И святитель Герасим благословил князя и всех его воинов пойти против нечестивых агарян.
И пошел князь из Коломны с большим войском против безбожных татар, месяца августа в 20 день, уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицу, приснодеву Марию, призывая на помощь честный крест. И прошел свою вотчину и свое великое княжение, встал у Оки возле устья Лопастни, перехватывая гонцов поганых татар. Тут подошел и Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич и все воины, что были оставлены в Москве. И начали переправляться за Оку, за неделю до Семена дня, в воскресенье. Переправившись за реку, вошли в землю Рязанскую. А сам князь в понедельник по броду перешел реку со своим двором, а в Москве оставил воевод своих у великой княгини Евдокии, и у детей своих - Василия, Юрия и Ивана - Федора Андреевича.
Узнали в городе Москве и в Переславле, и в Костроме, и во Владимире и во всех городах великого князя и всех князей русских, что князь великий пошел за Оку, и была в городе Москве великая печаль и во всех городских церквях горький плач и вопли и рыдания, словно Рахиль горько плачет - оплакивали сыновей своих громкими причитаниями, не зная утешения, ибо пошли они с великим князем за всю землю Русскую на острые копья. И кто не заплачет, глядя на этих жен, слыша горькие их причитания? Каждая жена сама себе говорила: "Увы мне, несчастные наши дети! Лучше бы мы вас на свет не рожали, тогда бы нам не пришлось оплакивать вашу смерть. За что мы повинны в гибели вашей?"
А великий князь подошел к Дону за два дня до Рождества святой богородицы. И тогда подоспела грамота от преподобного игумена Сергия - от святого старца благословение. В ней же написано такое благословение, призывающее великого князя биться е татарами: "Пойди, господин, на татар, и поможет тебе бог и святая богородица". И князь сказал: "Иные колесницами, а иные конями, мы же гордимся именем господа бога нашего. Даруй мне победу, господи, над врагами, и помоги мне, оружием креста опрокинь врагов наших, ибо на тебя уповая, побеждаем, молясь прилежно пречистой твоей матери". И произнеся эти слова, начал великий князь расставлять полки и велел всем надеть праздничные одежды, как и следует воинам перед великой битвой, и воеводы вооружили свои полки. Подошли к Дону и встали тут и долго совещались. Одни говорили: "Иди, князь, за Дон", а другие возражали: "Не ходи, ибо прибавилось врагов наших - не только татары, но и литовцы, и рязанцы".
А Мамай, узнав о том, что князь подошел к Дону, и увидев своих побитых воинов, грозно смотрел по сторонам, ум его помутился, лютая ярость охватила его, будто змей, дышущий гневом, вселился в него. И приказал Мамай: "Выступайте, силы мои темные, и военачальники, и князья. Пойдем и встанем у Дона напротив князя Дмитрия, пока не подоспеет к нам союзник наш Ягайла со своим войском".
А князь услышал похвальбу Мамаеву и сказал: "Господи, ты не повелел вступать на чужую землю, и я, господи, не вступил. А они, господи, подползают, как змеи к гнезду. Окаянный Мамай, нечестивый сыроядец, на христианство покусился, кровь мою хочет пролить и всю землю осквернить и святые божие церкви разорить". И сказал: "На что похожа ярость Мамаева? Будто шипящая ехидна, приполз из далекой пустыни и хочет нас пожрать. Не отдай меня, господи, во власть сыроядца этого Мамая. Покажи мне свою силу, владыка. Где лики ангельские? Где стоящие перед тобой херувимы? Где служащие тебе шестикрылые серафимы? Перед тобой трепещет все живое, тебе поклоняются небесные силы, ты сотворил солнце и луну, и землю украсил всеми красотами. Покажи мне, господи, славу свою и ныне, господи, обрати печаль мою в радость и помилуй меня, как помиловал слугу своего Моисея, в печали душевной воззвавшего к тебе, и столпу огненному повелел идти перед ним и морские глубины превратил в сушу, как владыка всего господь страшную бурю превратил в тишь". И, произнеся эти слова, князь сказал брату своему и всем князьям и воеводам: "Настало, братья, время нашей битвы и пришел праздник царицы Марии, матери божьей, богородицы и всех небесных чинов госпожи и всей вселенной, и честного ее Рождества. Если будем живы - мы в господней воле, и если умрем за этот мир - мы в господней воле".
И приказал мостить мосты через Дон и искать броды в ту ночь, в канун Рождества пречистой матери божьей богородицы. В субботу ранним утром, месяца сентября в 8 день, в самый праздник - Госпожин день, на восходе солнца была великая тьма по всей земле: тьма стояла от восхода до третьего часа. И повелел бог тьме отступить и даровал свет. А князь выстроил свои многочисленные полки, и все его князья русские свои полки выстроили, и великие его воеводы облачились в праздничные одежды. И разверзлись подземные глубины, земля страшно задрожала, ужас объял сынов, пришедших издалека - с востока и с запада. Застонала земля у Дона и в дальних концах земли, и по ту сторону Дона прошел подземный гул, грозный и беспощадный, будто само основание земли заколебалось от множества вступивших на нее войск.
А князь переправился через Дон и вышел в чистое поле, в Мамаеву землю, к устью Непрядвы. Господь бог указывал ему дорогу, не оставлял его. О, крепкая и твердая дерзость мужества! Как он не испугался, не поддался сомнениям перед таким многочисленным воинством? Ибо встали на него три земли, три рати: первая - татарская, вторая - литовская, третья - рязанская. Но он не испугался их всех, не покорился страху, а вооружился верой к богу и укрепился силой честного креста и оградился молитвами пресвятой богородицы и помолился богу, говоря: "Помоги мне, господи боже мой, и спаси, ибо ты милостив, видишь, как увеличилось число моих врагов. Господи, за что увеличилось число поднявшихся на меня? Многие поднялись на меня, многие, борющиеся со мной, многие, преследующие меня, притесняющие меня, все народы окружили меня. И я именем господним встал против них".
И в шестом часу дня начали выходить поганые измаилтяне в поле, а поле было чисто и просторно. И тут выстроились татарские полки против христиан. И тут сошлись полки. И, увидев огромные войска, двинулись с места, и земля загудела, горы и холмы задрожали от бесчисленного числа воинов, державших в руках обоюдоострые мечи и сабли. И орлы слетались, ибо сказано: "Где мертвые тела, там и орлы". Первыми понеслись друг на друга русские и татарские сторожевые полки. И сам великий князь в первом ряду сторожевых полков напал на поганого царя Тюляка и дьявола во плоти - Мамая. А потом, некоторое время спустя, отъехал князь в большой полк. И вот двинулась великая рать Мамаева и все войско татарское, а навстречу ему великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, выстроив полки, выступил против поганых половпев со всеми своими ратями. И князь, подняв взор к небу, глубоко вздохнул и сказал слово псаломское: "Братья, бог наш - прибежище и сила".
И вот сошлись оба войска великих на долгий час, и полки заняли все поле, на десять верст вокруг, так мно го было воинов. И беспощадно рубились и была страшная битва, а земля дрожала под ногами воинов, и от начала мира не было таких битв у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси.
И бились они от шестого часа дня до девятого и пролили кровь, как туча проливается дождем, обоих противников - русских сынов и поганых. Бесчисленное множество мертвых тел пало с обеих сторон, и много русских было побито татарами, и много татар побито русскими, трупы громоздились один на другом, и падали тела татарские на христианские тела. Вдруг показывался где-нибудь русский, преследующий татарина, или татарин, настигающий русского воина. Все смешалось и спуталось, в каждый искал себе противника, чтобы победить его.
И сказал себе Мамай: "Волосы наши выпадают, иссякли огненные слезы из наших очей, языки паши замолкают, а у меня пересыхает в горле и сердце останавливается, ноги меня не держат, колени подгибаются и руки цепенеют".
Как нам описать вид смертного боя? Одних рассекают мечами, других поднимают на копьях. Увидев это, застонали московские воины, что впервые вышли на поле битвы, устрашились и не надеялись уже остаться в живых, и обратились в бегство, побежали, а забыли, как древние мученики говорили друг другу: "Братья, запасемся терпением: зима сурова, но рай сладок, и ужасен меч, но желанен венец". И некоторые воины агаряне обратились в бегство, слыша громкие крики и видя смертный бой.
После этого, в девятый час дня, обратил господь милостивые очи на всех князей русских и на крепких воевод и на всех христиан, вставших за христианство и не поддавшихся страху, как великие воины. И видели христиане, как в девятом часу ангелы сражались в русском войске и полк святых мучеников, воина Георгия и славного Дмитрия и великих тезоименитых князей Бориса и Глеба, а воеводой полка небесных воинов был архистратиг Михаил. Двое татарских воевод увидели небесный полк и огненные стрелы небесного воинства, выступившего против них. И безбожные татары падали, пораженные страхом божьим и оружием христианским. И возвысил бог нашего князя и даровал ему победу над иноплеменниками.
А Мамай затрепетал от страха и громко застонал и сказал: "Велик бог христианский и велика сила его. Братья измаилтяне, нечестивые агаряне, бегите нехожеными дорогами". А сам, обратившись назад, быстро побежал к Орде. И, узнав об этом, все его темники и князья обратились в бегство. А увидев, что они бегут, все другие иноплеменники, преследуемые божьим гневом и охваченные божьим страхом, от мала и до велика обратились в бегство. Увидели христиане, что татары с Мамаем побежали, и погнались за ними, и били и секли поганых без пощады. Это бог невидимым войском устрашил полки татарские, и они повернули и подставили спины свои под удары. И в той погоне христиане побили немало татар, а другие бросились в реку и утонули. И гнали их до реки Мечи, и там погибло бесчисленное множество бежавших. И полки великого князя с боем гнали содомлян до их стана и захватили много богатств и все их содомское имущество.
А в том побоище были убиты в схватке: князь Федор Романович Белозерский, сын его Иван, князь Федор Торусский и браг его Мстислав, князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула, сын Василия Тысяцкого, Михайло Иванов, сын Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, по прозванию Валуй, Михайло Бренков, Лев Мозырев, Семен Меликов, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывший прежде брянским боярином, и много иных, чьи имена не записаны в этих книгах. Здесь же записаны лишь имена князей и воевод, и знатных и старейших бояр. А имена прочих бояр и слуг я опустил и не переписывал их, ибо их множество, ибо многие убиты в той битве.
И увидел князь великий, что доспехи его разбиты и разрублены, но на теле его нет ни одной раны, хотя он бился с татарами в первом ряду, встав во главе войска в первой схватке. Об этом многие бояре и воеводы не раз говорили ему: "Князь, господин, не становись биться впереди, но лучше сзади или с краю, или где-нибудь в другом месте". А он отвечал им: "Да как же я стану говорить: Братья мои, бросимся на врага все как один, а сам буду прятать свое лицо и скрываться в тылу? Не могу так поступить, но хочу и словом и делом быть впереди всех и у всех на виду сложить свою голову за своих братьев и за всех христиан, чтобы и другие, видев это, запасались мужеством в бою". И как сказал, так и сделал: бился с татарами, встав впереди всех. А когда справа и слева убивали его воинов, а самого его окружали татары, как реки с обоих сторон, и удары сыпались на его голову, плечи и живот, бог защитил его крепким щитом и осенил его главу оружием любви, вступился за него и крепкою рукой и высокой силой уберег его, умножил его силы, и так между многими воинами князь остался невредим. "Не на лук мой уповаю, и оружие мое не спасет меня, - как сказал пророк Давид, - всевышнего избрал ты убежищем своим, не подпустит к тебе зло и тело твое убережет от ран, ибо ангелам своим заповедает о тебе - хранить тебя на всех путях твоих, и без страха будешь следить за полетом пущенной в тебя стрелы".
Все это случилось за наши грехи. Иноплеменники вооружаются на нас, дабы мы отказались от неправедной жизни, ненависти между братьями, от сребролюбия и от неправедного суда и от насилия. Но милосерден бог человеколюбец: не до последнего часа гневается на нас, не вечно наказывает.
А оттуда, из литовской страны пришел князь литовский Ягайла со всем литовским войском на помощь Мамаю, татарам поганым помочь, а христианам повредить. Но и от них бог избавил: немного опоздали они - на один дневной переход или того меньше. И только услышали Ягайла Ольгердович и все его войско, что была битва великого князя с Мамаем, и князь великий победил, а разбитый Мамай побежал, литовцы с Ягайлом без всякого промедления быстро побежали назад, хотя никто за ними не гнался. И хотя не видели они великого князя, ни войска его, ни оружия его - одного имени его испугались литовцы и задрожали. Все было не так, как в нынешнее время, когда литовцы над нами издеваются и смеются. Но мы этот рассказ оставим и возвратимся к прежнему.
Князь Дмитрий с братом своим Владимиром и с русскими князьями и воеводами и с другими боярами, и со всеми уцелевшими воинами встали на ночлег вокруг татарских костров, на татарских костях. И князь Дмитрий стер пот со лба и, отдохнув от трудов своих, произнес благодарение богу, даровавшему такую победу на поганых, спасшему раба своего от грозного оружия: "Вспомнил ты, господи, свою милость, избавил нас, господи, от этих сыроядцев, от поганого Мамая и от нечестивых измаилтян, и от безбожных агарян, оказал нам честь, как сын оказывает честь своей матери. Ты укрепил мое стремление к подвигу, как прежде благословил на подвиг слугу своего Моисея и древнего Давида, и нового Константина, и Ярослава, сродника великих князей, выступившего против окаянного и проклятого братоубийцы, безглавого зверя Святополка. И ты, богородица, милостью своей помиловала всех нас, грешных рабов твоих, и весь род христианский, просила за нас бессмертного сына своего". И многие князья русские и воеводы высокими похвалами прославили пречистую матерь божию богородицу.
И христолюбивый князь поклонился воинам своим, что крепко бились с иноплеменниками и твердо стояли и мужественно шли на подвиг, и с божьей помощью отстояли веру христианскую.
И возвратился князь с поля боя в богохранимый град Москву, в свою вотчину, с великой победой, одолев в битве и победив врагов своих. И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: они пригнали за собой многочисленные стада коней и верблюдов и волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары.
Тогда рассказали великому князю, что князь Олег Рязанский посылал Мамаю на помощь свое войско, а сам приказал разрушить мест через реку. А кто поехал с Донского побоища домой через его вотчину, Рязанскую землю, бояре и слуги, тех велел захватывать и грабить и нагих отпускать. А князь Дмитрий собрался послать за это на Олега свое войско. Но неожиданно приехали к нему бояре рязанские и рассказали, что князь Олег бросил свою землю, а сам бежал со своей княгиней, с детьми и с боярами. И рязанские бояре долго умоляли великого князя, чтобы на них войско не посылал, а сами били ему челом и покорились княжеской власти. А князь выслушал их и принял их челобитие, войска на них не послал, а на Рязанское княжение посадил своих наместников.
Тогда же Мамай бежал в свою землю с малым отрядом. Видя себя разбитым и бежавшим и посрамленным и поруганным, еще сильнее разгневался Мамай, впал в неистовство и в ярость, собрал оставшиеся свои войска, вновь захотел совершить набег на Русь. Только он это задумал, пришла к нему весть, что идет на него некий царь с востока, Токтамыш, из Синей Орды. Мамай же, собравший войско для набега на Русь, с этим войском выступил против него, и они встретились на Калках. И была между ними схватка, и царь Токтамыш победил Мамая и прогнал его. А Мамаевы князья, сойдя с коней своих, били челом царю Токтамышу и дали ему клятву по своей вере и признали его власть, а обесславленному Мамаю изменили.
И Мамай, увидев это, быстро бежал со своими единомышленниками. Но царь Токтамыш послал за ними в погоню своих воинов. А преследуемый Мамай бежал впереди воинов Токтамыша и оказался недалеко от города Кафы и послал послов в Кафу, где прежде обещали ему защиту, чтобы его приняли и укрыли, пока не прекратится за ним погоня. И ему разрешили укрыться в городе. И прибежал Мамай в Кафу со многими богатствами, золотом и серебром. А жители Кафы подговорились обмануть его, и тут он был ими убит. Так и пришел конец Мамаю.
А Токтамыш пошел и захватил Мамаеву Орду и цариц его и казну его, и улус весь взял, а богатство Мамаево разделил между своими воинами. И тогда отправил своих послов к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, сообщая им о своем появлении и о том, как он захватил власть в Орде и как победил своего противника и их врага Мамая, а сам сел на царствии Волжском. А князья русские послов его отпустили в Орду с честью и с богатыми дарами, а сами той же зимой и весной послали каждый своих послов в Орду с богатыми дарами.

Перевод А.И. Плигузова, выполнен по изданию: Полное собрание русских летописей. Пг., 1915, т. 4, ч. 1, вып. 1, с. 311- 320; Л., 1925, вып. 2, с. 321-325.
Автор Пространной повести соединил три предшествующих свидетельства о Донской битве - московскую повесть 1408 года, новгородскую повесть 1421 года и фрагмент первоначальной редакции жития Сергия 1418 года. Прежде в науке господствовало мнение С.К. Шамбинаго, датировавшего Пространную повесть концом XIV века. М.А. Салмина по-иному смотрит на проблему датировки Пространной повести. Повесть упоминает князя Федора Тарусского, который был убит ордынцами под Белевом в 1437 году. Пространная повесть сохранилась в составе Новгородской IV и Софийской I летописей, а они, по мнению А.А. Шахматова, восходят к так называемому "своду 1448 года", следовательно, считает М.А. Салмина, Пространная повесть была создана в 1437-1448 годах.
Аргументы М.А. Салминой спорны. Если составитель Пространной повести работал в 1437-1448 годах, маловероятно, чтобы он поставил своего современника - князя Федора Тарусского в один ряд с Дмитрием Миничем и Дмитрием Монастыревым, жившими в 40-70-х годах XIV века и ошибочно включенными в перелень погибших на Куликовом поле. Ошибка с именами давно умерших людей вполне объяснима для книжника XV века, но он вряд ли мог ошибиться в описании судьбы князя 30-х годов XV века. Предполагаем, что Пространная повесть говорит о другом Федоре Тарусском, жившем в XIV веке или придуманном автором повести. За последние годы работы историков летописания оставляют все меньше доводов в пользу действительного существования "свода 1448 года"; как кажется, правильнее говорить о московском митрополичьем своде конца 10-х - начала 20-х годов XV века (А.А. Шахматов предполагал создание такого свода - "Полихрона Фотия 1421 года"). Вопрос требует дальнейшего исследования. Учитывая наблюдение Я.С. Лурье о том, что Софийская I летопись и Карамзинский список Новгородской IV летописи сохраняют сходство вплоть до известия под 1425 годом, условно датируем этот московский свод 1425 годом.

Куликовская битва (кратко)

Куликовская битва – краткое описание

Князь Московский (с 1359 года) Дмитрий Донской, а также князь Владимирский (с1362 года) и Новгородский (с 1363 года) родился двенадцатого октября 1350 года в семье княгини Александры и Ивана Красного. Своё прозвище – Донской князь, он получил после знаменательной исторической победы в результате Куликовской битвы, состоявшейся в 1380 году.

Основной причиной Куликовской битвы исследователи считают рост влияния Московского княжества , а также резкое обострение отношений с монгольской Ордой. Но формальной причиной начала военного конфликта является отказ князя московского увеличить размер дани, которую отдавали Золотой Орде.

Несмотря на высокие темпы развития Московского княжества, Дмитрий понимал, что ему необходима поддержка остальных удельных князей. Именно по этой причине он искал (и получил) благословение от Сергия Радонежского, изображения которого на иконах и сегодня можно увидеть в большинстве русских церквей. Но даже, несмотря на это, ни Тверь, ни Рязань не ответили на его призыв. А суздальские князья вообще приняли сторону Мамая.

Оба участника Куликовской битвы желали собрать как можно большее войско. Так в распоряжении у Донского были воины Владимирского и Московского княжеств, а также воины Андрея Ольгердовича. Как подсчитали современные исследователи истории, общая численность воинов Донского достигала ста тысяч человек (некоторые историки не согласны с этим мнением, настаивая на цифре пятьдесят – семьдесят тысяч). В свою очередь, ордынское войско состояло по оценкам исследователей от шестидесяти до ста пятидесяти тысяч воинов (а также воины литовского князя Ягайло). Основной задачей Дмитрия Донского было не допустить объединения всех войск Мамая, что ему и удалось. Кроме того, в мамаевом войске было около четырёх-пяти тысяч генуэзцев, ясов, наёмных мусульман и других.

Как повествуют сохранившиеся летописи, Куликовская битва состоялась в районе устья Дона и реки Непрядвы, левый берег которой как, утверждают исследователи, был покрыт в то время густым лесом. Однако историки, проводившие археологические раскопки не нашли в этих местах ни одного военного орудия, что ставит под вопрос достоверность летописной информации.

Итак, седьмого сентября войска Донского были выстроены в боевые полки (центральным командовал Вельяминов, правым Андрей Ольгердович, а левым Дмитрий Боброк-Волынский). О размещении засадного полка точных сведений нет.

Итогом данной битвы стало бегство мамаева войска. Сам же Дмитрий Донской во время сражения был сбит с коня и его нашли только после битвы.

Повзрослевший князь Дмитрий решил воспользоваться слабостью Орды, которую подтачивали внутренние распри (положение в Орде во многом напоминало поздний императорский Рим – череда интриг, заговоров, убийств, итогом которых стало возвышение военачальника Мамая: не принадлежа к роду Чингизидов, сам он ханом стать не мог и поэтому правил через потомков Темуджина, обязанных ему властью). В 1377 году Дмитрий осадил Казань и вынудил монголов заплатить выкуп, год спустя разбил на реке Вожа отряд под командованием темника – то есть командира десяти тысячи воинов – Бегича. Разгневанный Мамай собрал огромное войско, чтобы покарать Дмитрия; в составе этого войска были и генуэзские наемники, и литовские отряды князя Ягайло, сына князя Ольгерда, который трижды ходил на Москву, поддерживая своего шурина, тверского князя Михаила, признанного Ордой великим князем Руси.

Чтобы не допустить встречи Мамая с отрядами Ягайло, Дмитрий решил встретить врага в верховьях Дона, близ устья реки Непрядвы. Восьмого сентября русские переправились через Дон и встали на просторном поле, носившем название Куликова .

В том же году безбожный нечестивый ордынский князь, Мамай поганый, собрав многочисленные войска и всю землю половецкую и татарскую, нанял войска фрязов, черкасов и ясов – и со всеми этими войсками пошел на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю землю Русскую. В августе из Орды пришли вести к великому князю Дмитрию Ивановичу о том, что поднимается рать татарская на христиан, поганый род измаилтян. И Мамай нечестивый, люто гневаясь на великого князя Дмитрия о своих друзьях и любимцах и князьях, что были побиты на реке Воже, выступил с огромным войском, желая пленить землю Русскую.

Узнал об этом великий князь Дмитрий Иванович, собрал множество воинов и пошел против татар, чтобы защитить свои вотчины, за святые церкви и за правую веру христианскую и за всю землю Русскую. Когда князь переправился через Оку, пришли к нему другие вести, что Мамай собрал свои войска за Доном, стоит в поле и ждет к себе на помощь Ягайла, литовские рати.

Великий князь переправился через Дон, туда, где чистое и просторное поле. Там и собрались поганые половцы, татарские полки, на чистом поле возле устья Непрядвы. И тут выстроились оба войска и бросились в бой, противники сошлись – и была долгая битва и злая сеча. Целый день бились, и пало бесчисленное множество мертвых с обеих сторон. И Бог помог великому князю Дмитрию Ивановичу, а Мамаевы поганые полки побежали, а наши – за ними, и били и секли поганых без пощады. Это Бог чудесною силою устрашил сынов агарянских, и они побежали, подставив спины свои под удары, и многие были биты, а иные утонули в реке. И русские отряды гнали татар до речки Мечи и там множество их убили, а иные татары бросились в воду и утонули, гонимые Божьим гневом и охваченные страхом. И убежал Мамай с малой дружиной в свою землю татарскую.

И в схватке были убиты: князь Федор Романович Белозерский, сын его князь Иван Федорович, Семен Михайлович, Микула Васильевич, Михайла Иванович Окинфович, Андрей Серкизов, Тимофей Валуй, Михайла Бренков, Лев Морозов, Семен Мелик, Александр Пересвет и многие другие.

А князь великий Дмитрий Иванович с другими князьями русскими и с воеводами, и с боярами, и с вельможами, и с уцелевшими русскими полками занял поле боя, и возблагодарил Бога, и поклонился воинам своим, что крепко бились с иноплеменниками, и твердо за него сражались, и в мужественном бою отстояли веру христианскую.

И возвратился князь в Москву, в свои владения с великой победой, выиграв сражение и победив своих врагов. И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: пригнали за собою многочисленные стада коней, верблюдов, волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары.

Тогда рассказали великому князю, что князь Олег Рязанский послал на помощь Мамаю свое войско, а сам приказал разрушить мосты через реки. Князь великий за это собрался послать на Олега свое войско. Но неожиданно в то самое время приехали к нему рязанские бояре и рассказали, что князь Олег бросил свою землю, а сам бежал со своею княгинею, с детьми, с боярами и с советниками своими. И бояре просили великого князя, чтобы не посылал на них войска, а сами били ему челом и покорились княжеской власти. Великий князь, выслушав их, принял их челобитье, выполнил их просьбу – войска на Рязань не послал, а сам пошел в свою землю, а на Рязанское княжение посадил своих наместников.

Тогда же Мамай убежал с Донского побоища и прибежал в свою землю с малым отрядом. Видя себя разбитым, и бежавшим, и посрамленным, и поруганным, еще сильнее разгневался Мамай, впал в неистовство и в ярость, собрал оставшиеся свои войска, вновь захотел совершить набег на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русскую землю. Только он это задумал, пришла к нему весть, что идет на него некий царь с востока, именем Токтамыш, из Синей Орды, Мамай же, собравший войско для набега на Русь, с этим войском выступил против него, и они встретились на Калках. А Мамаевы князья, сойдя с коней своих, били челом царю Токтамышу, и дали ему клятву по своей вере, и писали клятвенную запись, и признали его власть, а Мамаю изменили, ибо он был опозорен поражением.

А Мамай, увидев это, быстро бежал со своими советниками и единомышленниками. Но царь Токтамыш послал за ним в погоню своих воинов, и они убили Мамая. А сам Токтамыш пошел и захватил Орду Мамаеву, и цариц его, и казну, и улус весь взял, и богатство Мамаево разделил между своими воинами. И послал оттуда послов на Русскую землю к великому князю Дмитрию Ивановичу и ко всем князьям русским, сообщая им о своем появлении и о том, как он захватил власть в Орде, и как победил своего противника и их врага Мамая, и сам сел на царстве Волжском. А князья русские послов его отпустили с честью и с дарами, а сами той же зимой и весной послали каждый своих послов с богатыми дарами к царю Токтамышу.

Потери русских в этом сражении составили около 100 000 человек, зато Мамай был разгромлен, а Ягайло повернул вспять. Предание гласит, что благословение на бой князь Дмитрий получил от Сергия Радонежского (в миру Варфоломея), игумена Троице-Сергиева монастыря (в 71 км к северу от Москвы), бывшего духовника князя Симеона Гордого. В Житии Сергия Радонежского рассказывается о том, как подвижник благословил князя и вдохновил русских воинов на подвиг (позднее сложилась легенда, что святой Сергий лично участвовал в битве, как и два монаха из его монастыря – Пересвет, победивший в поединке монгола Челубея, и Ослябя) .

Божьим попущением за наши грехи пришла весть, что ордынский князь Мамай собрал великое войско, всю орду безбожных татар, и идет на Русскую землю. И всех людей охватил великий страх. А великодержавный князь, что тогда держал скипетр Русских земель, достохвальный и победоносный великий Дмитрий <...> пришел к святому Сергию, ибо большую веру имел к старцу, чтобы спросить его, повелит ли ему выступить против безбожных, так как знал, что Сергий добродетелен и обладает даром пророчества. И святой, выслушав великого князя, благословил его, вооружил молитвой и сказал: «Подобает тебе, господин, заботиться о врученном тебе от Бога христоименитом стаде. Иди против безбожных и с Божьей помощью победишь и с великой славой живым возвратишься в свое отечество». И великий князь сказал: «Если Бог мне поможет, отче, поставлю монастырь во имя Пречистой Богоматери». И сказав это, принял благословение и быстро отправился в путь.

И так, собрав всех своих воинов, выступил против безбожных татар. И увидев, как велико войско их, многие начали сомневаться, многие были объяты страхом, раздумывая, как им спастись. И внезапно в тот час прибыл гонец с посланием от святого, где было сказано: «Без всякого сомнения, господин, смело иди против злобы их. Не бойся: во всем поможет тебе Бог».

И тогда великий князь Дмитрий и все войско его, наполнившись дерзостью, вышли против поганых, и князь сказал: «Великий Бог, создавший небо и землю, помоги мне в битве с противниками твоего имени». И так сразились.

Многие тела падали, и Бог помог великому победоносному Дмитрию, и побеждены были поганые татары и смертной погибели преданы были. Увидели поганые Божий гнев и Божие негодование, и все побежали. Крестоносная же хоругвь, долго преследуя врагов, бесчисленное множество их погубила. Одни убежали, израненные, иных поймали живьем. И был дивный день и чудная победа, и если прежде оружие блестело, то теперь оно было окровавлено кровью иноплеменников. И все носили знаки победы. И здесь сбылось пророческое слово: «Один гнал тысячу, а двое – десять тысяч».

А святой, о котором выше сказано, что он имел дар пророчества, все это знал, будто был рядом, видел издалека на большие расстояния, откуда за много дней не дойти, и молился с братиею, благодаря Господа за победу над погаными.

Немного времени прошло с тех пор, как до конца были побеждены безбожные, и все случившееся святой рассказал братьям: победу и смелость великого князя Дмитрия Ивановича, описал славную победу над погаными, а всех, убитых ими, назвал по именам и молился о них всемилостивому Богу.

А достохвальный и победоносный великий князь Дмитрий, одержав славную победу над врагами-варварами, возвращается с многою радостью в свое отечество. И без промедления приходит к святому старцу Сергию, благодаря его за добрый совет и всесильного Бога прославляя и благодаря за молитвы старца и братию, и с сердечною радостью рассказал все случившееся, как много милостей Господь оказал ему, и богатую милостыню дал монастырю. <…>

Казалось, могущество Золотой Орды сокрушено, но два года спустя на Русь обрушился новый удар: пришел хан Тохтамыш, вознамерившийся покарать Дмитрия за то, что тот отказался платить дань .

Пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, черкасов, и ясов, и буртасов. Также собрался с Мамаем, единомыслен с ним и единодушен, и литовский князь Ягайло Ольгердович со всеми силами литовскими и польскими, и с ними же заодно Олег Иванович, князь рязанский. Со всеми этими сообщниками пошел Мамай на великого князя Дмитрия Ивановича и на брата его князя Владимира Андреевича. Но человеколюбивый бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой его матери от порабощения измаилтянского, от поганого Мамая, и от сборища нечестивого Ягайла, и от велеречивого и ничтожного Олега Рязанского, не соблюдшего своей веры христианской. И станет ему, исчадию ада и ехидне, день великий господен кончиной!

Окаянный же Мамай возгордился, возомнив себя царем, начал злой заговор плести, созывать своих поганых темников-князей и сказал им: «Пойдем на русского князя и на всю землю Русскую, как было при Батые. Христианство погубим, а церкви божий сожжем, и кровь христианскую прольем, а законы их изничтожим». И это потому, что нечестивый люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже. И начал неистово и поспешно силы свои собирать, в ярости подвигнувшись и в силе великой, желая пленить христиан. И тогда двинулись все племена татарские.

И начал Мамай посылать в Литву, к нечестивому Ягайлу, и к хитрому сотонщику, сообщнику дьявола, отлученному от сына божия, помраченному тьмою греховной и не хотящему уразуметь - Олегу Рязанскому, помощнику бесерменскому, лживому сыну, как сказал Христос: «От нас вышли и на нас поднялись». И заключил старый злодей Мамай бесчестное соглашение с поганой Литвой и душегубцем Олегом: собраться им у Оки-реки в Семенов день на благоверного князя.

А душегубец Олег начал зло к злу прилагать: послал к Мамаю и к Ягайлу своего боярина-единомышленника, антихристова предтечю, именем Епифана Кореева, веля им прийти в указанный день, и тот же уговор подтвердил - собраться у Оки с трехголовыми зверьми - сыроядцами и кровь пролить. О, враг и изменник Олег, лихоимства являешь примеры, а не ведаешь, что меч божий угрожает тебе, ибо пророк сказал: «Оружие обнажили грешники и натянули лук, чтоб убивать во мраке праведников. И оружие их вонзится в сердца их, и луки их сокрушатся».

И когда наступил август, пришли из Орды вести к христолюбивому князю, что поднимается на христиан измаилтянский род. Олег же, отступивший уже от бога, так как злой сговор учинил с погаными, послал к князю Дмитрию с лживой вестью: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя, а знай и то, что идет на тебя и литовский Ягайло со всеми силами своими».

Князь же Дмитрий, услышав, что настало недоброе время, что идут на него все царства, творящие беззаконие, и, промолвив: «Еще в наших руках сила», - пошел к соборной церкви матери божьей Богородицы и, обливаясь слезами, произнес: «Господи, ты всемогущий, всесильный и твердый в бранях, поистине ты царь славы, сотворивший небо и землю, - помилуй нас молитвами пресвятой матери, не оставь нас, когда отчаиваемся! Ты ведь бог наш, и мы - люди твои, протяни руку свою свыше и помилуй нас, посрами врагов наших и оружие их притупи! Могуч ты, господи, и кто воспротивится тебе! Вспомни, господи, о милости своей, которую искони оказываешь роду христианскому! О, многоименитая дева, госпожа, царица чинов небесных, вечная владычица всей вселенной и всей жизни человеческой кормительница! Вознеси, госпожа, руки свои пречистые, в которых носила бога воплощенного! Не презри нас, христиан, избавь от сыроядцев и помилуй меня!»

И, встав с молитвы, вышел из церкви, и послал за братом своим Владимиром, и за всеми князьями русскими, и за великими воеводами. И обратился к брату своему Владимиру и ко всем князьям и воеводам: «Пойдем против окаянного, и безбожного, и нечестивого, и темного сыроядца Мамая за правоверную веру христианскую, за святые церкви, и за всех младенцев и старцев, и за всех христиан, живых и усопших. И возьмем с собою скипетр царя небесного - неодолимую победу, и восприимем Авраамову доблесть». И, воззвав к богу, сказал: «Господи, прислушайся к мольбе моей, боже, на помощь мне поспеши! Пусть устыдятся враги, и посрамлены будут, и узнают, что имя твое - господь, что ты - один всевышний во всей земле!»

И, соединившись со всеми князьями русскими и со всеми силами, вскоре выступил против них из Москвы, чтобы защитить свою отчину. И пришел в Коломну, собрал воинов своих сто тысяч и сто, помимо князей и воевод местных. От начала мира не бывало такой силы русской - князей русских, как при этом князе. А всех сил и всех ратей числом в полтораста тысяч или двести. К тому же еще подоспели в тот ратный час издалека великие князья Ольгердовичи поклониться и послужить: князь Андрей Полоцкий с псковичами и брат его - князь Дмитрий Брянский со всеми своими мужами.

В то время Мамай встал за Доном, со всем своим царством, бушуя, и кичась, и гневаясь, и стоял три недели. Пришла к князю Дмитрию еще одна весть: сказали ему, что Мамаево войско за Доном собралось и в поле стоит, поджидая на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соединятся, одержать сообща победу. И послал Мамай к князю Дмитрию дани просить не по своему договору, а как было при царе Джанибеке. Христолюбивый же князь, не желая кровопролития,

хотел ему выплатить дань посильную для христиан и по своему договору, как было установлено с ним. Тот же не захотел и высокомерничал, ожидая своего нечестивого сообщника литовского.

Олег же, отступник наш, присоединившись к зловерному и поганому Мамаю и к нечестивому Ягайлу, стал дань ему платить и войско свое к нему посылать на князя Дмитрия. Князь же Дмитрий узнал о хитрости коварного Олега, кровопийцы христианского, нового Иуды-предателя, неистовствующего на своего повелителя. И, тяжко вздохнув, князь Дмитрий произнес из глубины сердца своего: «Господи, заговор неправедных сокруши и развязавших войну погуби, не я начал кровь христианскую проливать, но он, Святополк новый! Воздай же ему, господи, семьюжды семь раз, ибо во тьме ходит и забыл благодать твою! Поострю, как молнию, меч мой, и прииму суд в руки свои, воздам месть врагам и ненавидящим меня воздам, и напою стрелы мои кровью их, чтобы не говорили неверные: «Кто бог их?» Отврати, господи, лицо свое от них и покажи им, господи, все зло их напоследок, ибо род их развращен и нет веры у них в тебя, господи! И излей на них гнев твой, господи, на народы, не ведающие тебя, господи, и имени твоего святого не призывающие! Какой бог более велик, чем бог наш! Ты один бог, творящий чудеса!»

И, помолившись, пошел к Пречистой и к епископу Герасиму и сказал ему: «Благослови меня, отче, пойти на этого окаянного сыроядца Мамая, и нечестивого Ягайла, и изменника нашего Олега, отступившего от света в тьму». И епископ Герасим благословил князя и воинов его всех пойти на нечестивых агарян.

И вышел из Коломны в великом множестве против безбожных татар месяца августа двадцатого дня, уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицу, на приснодеву Марию, призывая на помощь святой крест. И, пройдя свою отчину и великое свое княжение, встал у Оки в устье Лопасни, перехватывая вести от поганых. Сюда же приехал Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич, и все остальное войско, которое оставалось в Москве. И начали переправляться через Оку за неделю до Семенова дня, в день воскресный. И, переехав за реку, вступили в землю Рязанскую. А сам князь в понедельник переехал реку вброд со своим двором. В Москве же оставил он воевод своих у великой княгини Евдокии и у своих сыновей, у Василия, у Юрия и у Ивана - Федора Андреевича.

И когда услышали в городе Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире, и во всех городах великого князя и всех князей русских, что пошел князь великий за Оку, то настала в Москве и во всех его пределах печаль великая, и поднялся плач горький, и разнеслись звуки рыданий. И слышно было рыдание безысходное, - словно Рахиль, которая, оплакивая детей своих с великими слезами и с воздыханием, не могла утешиться,- ибо пошли с великим князем на острые копья за всю землю Русскую! Да и кто не заплачет, видя, как рыдают и горько плачут жены эти, каждая ведь из них причитала: «Горе мне! Бедные наши чада, лучше для нас было бы, если бы вы не родились, тогда бы эту злострастную и горькую печаль о вашем убиении не испытали бы! Отчего же повинны мы в гибели вашей!»

Князь же великий подошел к реке Дону за два дня до Рождества святой богородицы. И тогда пришла грамота с благословением от преподобного игумена Сергия, от святого старца; в ней же писано благословение его - чтоб бился с татарами: «Чтобы ты, господин, так и пошел, а поможет тебе бог и святая богородица». Князь же сказал: «Эти на колесницах, а эти на конях. Мы же к господу богу обратимся с молитвой: «Победу даруй мне, господи, над супостатами, и помоги нам оружием крестным, низложи врагов наших; на тебя уповая, побеждаем, молясь прилежно пречистой твоей матери». И, сказав так, начал полки строить, и облек их в одежды местные. Подобно великим ратникам и воеводы вооружили свои полки, и пришли к Дону, и стали тут, и долго совещались. Одни говорили: «Пойди, князь, за Дон». А другие возражали: «Не ходи, так как слишком умножились враги наши, не только татары, но и литовцы, и рязанцы».

Мамай же, услышав о приходе князя к Дону и убитых своих воинов увидев, рассвирепел, и помутился ум его, и распалился он лютой яростью, и раздулся, словно аспид некий, гневом дышащий, и сказал: «Подвигнемся, силы мои темные, и властители, и князья! Пойдем, встанем у Дона против князя Дмитрия, пока не прибудет к нам союзник наш Ягайло со своими силами».

Князь же, слышав похвальбу Мамая, сказал: «Господи, не велел ты в чужой предел вступать, я же, господи, не вступил. Этот же, господи, окаянный Мамай, пришедший, как змей к гнезду, нечистый сыроядец, на христианство дерзнул, и кровь мою хочет пролить, и всю землю осквернить, и святые церкви божии разорить». И сказал: «Что есть великая ярость Мамаева? Словно некая ехидна, прыская, явилась из некой пустыни и пожрать нас хочет! Не предай же меня, господи, сыроядцу этому Мамаю, покажи мне величие своего божества, владыка! Где же сонм ангельский, где херувимское предстояние, где серафимов шестокрылых служение? Перед тобой трепещет вся тварь, тебе поклоняются небесные силы! Ты солнце и луну сотворил и землю украсил всеми красотами! Яви, боже, величие свое и ныне; господи, перемени печаль мою на радость! Помилуй меня, как помиловал слугу своего Моисея, в горести душевной возопившего к тебе, и огненному столпу повелел ты идти перед ним, и морские глубины в сушу превратил, как владыка и господь, ты страшное возмущение на тишину обратил».

И, все это сказав, обратился к брату своему и ко всем князьям и воеводам великим: «Пришло, братья, время брани нашей и настал праздник царицы Марии, матери божьей богородицы и всех небесных чинов, госпожи всей вселенной, и святого ее Рождества. Если останемся живы - ради господа, если умрем за мир сей - ради господа!» И приказал мосты мостить на Дону и броды разыскивать в ту ночь, в канун праздника пречистой божьей матери.

Наутро же в субботу рано, месяца сентября в восьмой день, в самый праздник богородицы, во время восхода солнца, была тьма великая по всей земле, и туманно было то утро до третьего часа. И велел господь тьме отступить, а свету пришествие даровал. Князь великий собрал полки свои великие, и все его князья русские свои полки приготовили, и великие его воеводы облачились в одежды местные. И врата смертные растворились, страх великий и ужас охватил собранных издалека, с востока и запада, людей. Пошли за Дон, в дальние края земли, и скоро перешли Дон в гневе и ярости, и так стремительно, что основание земное содрогнулось от великой силы. Князя, перешедшего за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы, вел один господь бог, и не отвернулся бог от него. О, крепкое и твердое дерзновение мужества! О, как не устрашился, не смутился духом, увидя такое множество воинов! Ведь на него поднялись три земли, три рати: первая - татарская, вторая - литовская, третья - рязанская. Однако же он всех их не убоялся, не устрашился, но, верою в бога вооружившись, силою святого креста укрепившись и молитвами святой богородицы оградившись, богу помолился, говоря: «Помоги мне, господи, боже мой, спаси меня милостью своею, видишь, как умножилось число врагов моих. Господи, за что умножились досаждающие мне? Многие поднялись на меня, многие борются со мной, многие преследуют меня, мучают меня, все народы обступили меня, но именем господним я противился им».

И в шестой час дня появились поганые измаилтяне в поле, - а было поле открытое и обширное. И тут выстроились татарские полки против христиан, и встретились полки. И, увидев друг друга, двинулись великие силы, и земля гудела, горы и холмы сотрясались от бесчисленного множества воинов. И обнажили оружие - обоюдоострое в руках их. И орлы слетались, как и писано - «где будут трупы, там соберутся и орлы». В урочный час сперва начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка, называемого воплощенным дьяволом Мамая. Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк. И вот двинулась великая рать Мамаева, все силы татарские. А с нашей стороны - князь великий Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, изготовив полки, пошел против поганых половцев со всею ратью своею. И, воззрев на небо с мольбою и преисполнившись скорби, сказал словами псалма: «Братья, бог нам прибежище и сила». И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, и покрыли полки поле верст на десять - такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. Когда бились они, от шестого часа до девятого, словно дождь из тучи, лилась кровь и русских сынов, и поганых, и бесчисленное множество пало мертвыми с обеих сторон. И много руси было побито татарами, и татар - русью. И падал труп на труп, падало тела татарское на тело христианское; то там, то здесь можно было видеть, как русин за татарином гнался, а татарин преследовал русина. Сошлись вместе и перемешались, ибо каждый хотел своего противника победить. И сказал сам себе Мамай: «Волосы наши повыдраны, очи наши не успевают горячих слез источить, языки наши коснеют, и моя гортань пересыхает, и сердце останавливается, чресла меня не держат, колени слабеют, а руки мои цепенеют».

Что нам сказать или о чем говорить, видя злострастную смерть! Одни мечами перерублены, другие сулицами проколоты, иные же на копья подняты! И отчаяние охватило тех москвичей, которые не бывали на ратях. Видя все это, испугались они, и, простившись с жизнью, обратились в бегство и побежали, а не вспомнили, как говорили мученики друг другу: «Братья,

потерпим немного, зима люта, но рай сладок; и страшен меч, но славен венец». А некоторые сыны агарянские обратились в бегство от кликов громких, видя жестокую смерть.

И после этого в девять часов дня воззрел господь милостивыми очами на всех князей русских и на мужественных воевод, и на всех христиан, дерзнувших встать за христианство и не устрашившихся, как и подобает славным воинам. Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали

христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименитых - Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов - архистратиг Михаил. Двое воевод видели полки поганых, и трисолнечный полк, и огненные стрелы, летящие на них; безбожные же татары падали, объятые страхом божьим и от оружия христианского. И воздвиг бог десницу нашего князя на одоление иноплеменников. А Мамай, в страхе затрепетав и громко восстенав, воскликнул: «Велик бог христианский и велика сила его! Братья измаилтяне, беззаконные агаряне, бегите не готовыми дорогами!» И сам, повернув назад, быстро побежал к себе в Орду. И, услышав об этом, темные его князья и властители тоже побежали. Видя это, и прочие иноплеменники, гонимые гневом божьим и одержимые страхом, от мала до велика, обратились в бегство. Христиане же, увидев, что татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя поганых без милости, ибо бог невидимою силою устрашил полки татарские, и, побежденные, обратились они в бегство. И в погоне этой одни татары пали под оружием христиан, а другие в реке утонули. И гнали их до реки до Мечи, и там бесчисленное множество бегущих побили. Князья же гнали полки содомлян, избивая, до стана их, и захватили большое богатство, и все имущество их, и все стада содомские.

Тогда же на том побоище были убиты в схватке: князь Федор Романович Белозерский и сын его Иван, князь Федор Тарусский, брат его Мстислав, князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула Васильев, сын тысяцкого, Михаило Иванов Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, именуемый Волуй, Михаило Бренков, Лев Морозов, Семен Меликов, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывший прежде боярином брянским, и иные многие, имена которых не записаны в книгах сих. Здесь же названы только князья и воеводы, и знатных и старейших бояр имена, а прочих бояр и слуг опустил я имена и не написал из-за множества имен, так как число их слишком велико для меня, ибо многие в той битве убиты были.

У самого же великого князя все доспехи были помяты, пробиты, но на теле его не было ран, а сражался он с татарами лицом к лицу, находясь впереди всех в первой схватке. Многие князья и воеводы не раз говорили ему: «Князь господин, не стремись впереди сражаться, но позади будь или на крыле, или где-либо в стороннем месте». Он же отвечал им: «Да как же я скажу - братья мои, подвигнемся все вместе до единого, а сам свое лицо скрою и стану прятаться позади? Не могу так поступить, но хочу как словом, так и делом первым быть и на виду у всех главу свою сложить за свою братию и за всех христиан. Пусть и другие, это видя, будут отчаянны в своей дерзости». И как сказал, так и сделал, сражаясь тогда с татарами впереди всех. И сколько раз справа и слева от него его воинов избивали, а самого обступали, подобно воде, со всех сторон! И много ударов нанесли ему по голове, и по плечам его, и по утробе его, но бог защитил его в день брани щитом истины и оружием благоволения осенил главу его, десницею своей защитил его и рукою крепкою и мышцею высокою спас его бог, давший крепость ему. И так, оказавшись среди многих врагов, он остался невредимым. «Не на лук мой уповаю, и оружие мое не спасет меня», - как сказал пророк Давид. - «Вышнего сделал прибежищем твоим, и не придет к тебе зло, и раны не будет на теле твоем, ибо заповедует своим ангелам хранить тебя на всем пути твоем и не устрашишься стрелы, летящей во дне».

Это из-за наших грехов приходят войной на нас иноплеменники, чтобы мы отступились от своих прегрешений: от братоненавистничества, и от сребролюбия, и от неправедного суда, и от насилия. Но милосерден бог-человеколюбец, не до конца гневается на нас, не вечно памятует зло.

А отсюда, от страны Литовской, Ягайло, князь литовский, пришел со всеми силами литовскими Мамаю в подмогу, татарам поганым на помощь, а христианам на горе. Но и от тех бог избавил, ибо не поспели немного к сроку, на один день или меньше. Но едва услышал Ягайло Ольгердович и все воины его, что у князя великого с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай побежал, - и тогда без всякого промедления литовцы с Ягайлом поспешно повернули назад, не будучи никем гонимы. Не видели они тогда ни князя великого, ни рати его, ни оружия его, одного имени его литовцы боялись и трепетали; а не то что в нынешнее время - литовцы над нами издеваются и надругательства творят. Но мы этот разговор отложим и к прежнему рассказу возвратимся.

Князь же Дмитрий с братом своим Владимиром, и с князьями русскими, и с воеводами, и с прочими боярами, и со всеми оставшимися воинами, став в ту ночь на обедищах поганых, на костях татарских, утер пот свой и, отдохнув от трудов своих, великое благодарение вознес богу, даровавшему такую победу над погаными, избавляющему раба своего от оружия лютого: «Вспомнил ты, господи, о милости своей, избавил нас, господи, от сыроядцев этих, от поганого Мамая и от нечестивых измаилтян, и от беззаконных агарян, воздавая честь, как сын, своей матери. Придал нам стремление страстное, как придал слуге своему Моисею, и древнему Давиду, и новому Константину, и Ярославу, сроднику великих князей, на окаянного и на проклятого братоубийцу, безглавого зверя Святополка. И ты, богородица, помиловала милостью своею нас, грешных рабов своих, и весь род христианский, умолила вечного сына своего». И многие князья русские и воеводы достохвальными похвалами прославили пречистую матерь божию богородицу. И еще христолюбивый князь похвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками, и стойко оборонялась, и доблестно мужествовала, и дерзнула по воле божьей встать за веру христианскую.

И возвратился князь великий оттуда в богохранимый град Москву, в свою отчину с победой великой, одолев противников, победив врагов своих. И многие воины его возрадовались, захватив добычу большую: пригнали с собой стада коней, и верблюдов, и волов, которым нет числа, и доспехи захватили, и одежды, и все добро их.

Поведали князю великому, что князь Олег Рязанский посылал Мамаю на помощь свои силы, а сам на реках мосты разломал. А кто с Донского побоища поехал восвояси через его отчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, то тех приказал он хватать и грабить и обобранными отпускать. Князь же Дмитрий за это хотел на Олега послать рать. И вот неожиданно приехали к нему бояре рязанские и поведали, что князь Олег оставил свою землю и сам побежал и с княгиней,

и с детьми, и с боярами. И упрашивали великого князя о том, чтобы на них рати не посылал, и сами били ему челом, и соглашались быть у него в подчинении. Князь же внял им, и принял их челобитье, рати на них не послал, а на Рязанском княжении посадил своих наместников.

Тогда же Мамай с немногими убежал и пришел в свою землю с небольшой дружиной. И, видя, что он разбит, и обращен в бегство, и посрамлен, и поруган, снова распалился гневом и собрал оставшиеся свои силы, чтобы опять напасть на Русь. Когда он так порешил, пришла к нему весть, что идет на него с востока некий царь Тохтамыш из Синей Орды. Мамай же, подготовивший войско против нас, с тем войском готовым и пошел на него. И встретились на Калках, и была у ник битва. И царь Тохтамыш одолел Мамая и прогнал его. Мамаевы же князья, сойдя с коней своих, били челом царю Тохтамышу, и принесли присягу ему по своей вере, и стали на его сторону, а Мамая оставили посрамленным; Мамай же, увидев это, поспешно бежал со своими единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ним в погоню воинов своих. А Мамай, гонимый ими и спасаясь от Тохтамышевых преследователей, прибежал в окрестности города Кафы. И вступил он в переговоры с кафинцами, уговариваясь с ними о своей безопасности, чтобы приняли его под защиту, пока он не избавится от всех преследователей своих. И разрешили ему. И пришел Мамай в Кафу со множеством имения, золота и серебра. Кафинцы же, посовещавшись, решили обмануть Мамая, и тут он был ими убит. И так настал конец Мамаю.

А сам царь Тохтамыш пошел и завладел Ордой Мамаевой, и захватил жен его, и казну его, и улус весь, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И оттуда послов своих отправил к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, извещая о своем приходе и о том, как воцарился он и как противника своего и их врага Мамая победил, а сам сел на царстве Волжском. Князья же русские посла его отпустили с честью и с дарами, а сами той зимой и той весной отпустили с ними в Орду к царю каждый своих киличиев с большими дарами.

Краткую и Пространную повести, как близкие по времени создания произведения, может быть, даже одного автора, следует рассматривать суммарно.

Летописная повесть о Куликовской битве дошла до нас в двух видах: кратком и пространном. Краткая летописная повесть входит в состав летописей, ведущих свое происхождение от летописного свода Киприана 1408 г. (Троицкой летописи). Пространная летописная повесть в своем наиболее раннем виде представлена Новгородской четвертой и Софийской первой летописями, т. е. должна была находиться в своде 1448 г.

В краткой летописной повести, составленной, как считает М. А. Салмина, составителем свода 1408 г., сообщается о жестокости и кровопролитности сражения, продолжавшегося целый день, перечисляются имена убитых князей и воевод, рассказывается о судьбе Мамая. Автор пространной летописной повести, взяв за основу краткую, значительно расширил ее (возможно, воспользовавшись для этого «Сказанием о Мамаевом побоище» либо какими-то другими источниками), вставил в свой текст резкие обличения Олега Рязанского.

Краткая и пространная летописные повести, текстуально связанные между собою, одна сжато, другая более подробно освещают обстоятельства Куликовской битвы. Пространная летописная повесть, кроме того, отличается риторичностью и публицистичностью, в ней много внимания уделено обличению рязанского князя Олега, заключившего союз с врагом великого князя московского, Мамаем.

В науке существуют различные точки зрения на характер взаимоотношения краткой и пространной летописных повестей и на время их возникновения. До недавнего времени краткая летописная повесть рассматривалась как сокращенный вариант пространной. М. А. Салмина, исследовавшая летописную повесть о Мамаевом побоище в разных видах и в связи с историей тех летописей, в которые эта повесть включена, доказала, что пространная летописная повесть восходит к краткой, написанной ранее; возникновение ее она связывает с созданием летописного свода 1448 года. Такая датировка пространной летописной повести спорна: повесть могла быть создана гораздо раньше конца 40-х годов XV века, и включение ее в свод 1448 года, как и появление в ней некоторых хронологических ошибок,- отражение более позднего этапа литературной истории произведения.

краткая - переданы исторические сведения о куликов.битве. мамай спасается бегством, но собирает силу. о битве - кратко. отношение автора - через эпитеты. пространная -почти весь текст краткой здесь. более подробно описана битва. автор включает риторические сведения по поводу событий. есть молитва дмитрия. появляются новые персонажи, детали.

51.«Повесть о Мутьянском воеводе Дракуле». Идейно-художественный анализ.

«Сказание о Дракуле воеводе, или Повесть о мутьянском воеводе Дракуле», созданная в конце XV в., ставит вопрос о характере власти единодержавного властителя, о значении его личности и занимает важное место в развитии жанра историко-легендарной повести.

В 40-е годы прошлого столетия А. X. Востоков выдвинул предпо­ложение, что автором ее является государев дьяк Федор Курицын. Эта гипотеза встретила поддержку и у современного исследователя повести Я. С. Лурье.

Исторический прототип Дракулы - воевода Влад Цепеш, управ­лявший Румынией в 1456-1462 и 1476 гг. О его необычайной жесто­кости в Европе ходило много рассказов. Текст русской повести вероятнее всего восходит к устным рассказам, услышанным ее автором в Венгрии и Румынии.

Написанная в форме посольской «отписки», «Повесть о Дракуле» главное внимание сосредоточивает на деяниях самовластного воеводы.

Эти деяния излагаются в форме небольших, преимущественно сюжетных рассказов-анекдотов, где первостепенное значение приоб­ретает диалог, а судьба персонажа, с которым ведет беседу Дракула, зависит от ума и находчивости собеседника. Зломудрый государь превыше всего ценит в человеке ум, находчивость, умение выйти из затруднительного положения, воин­скую доблесть «Грозный», неподкупный владыка ненавидит зло и казнит всякого за совершенное им злодеяние.

В то же время Дракула, имя которого в переводе с румынского означает «дьявол», необычайно жесток: велит прибить гвоздями «капы» (шляпы) к головам послов, которые по обычаю своей страны не сняли их, явившись к «государю велику» и учинив тем самым ему «срамоту»; казнит воинов, которые были ранены в спину; сажает на кол посла, осудившего жестокость Дракулы; сжигает стариков, калек и нищих, мотивируя свой поступок «гуманными» целями: тем самым он осво­бодил их от нищеты и недугов.

В целом же повесть лишена христианского дидактизма. Все поступки Дракула совершает по своей воле, не подстрекаемый к ним никакими потусторонними силами. Они свидетельствуют о его «зломудрии».

Не прославляя и не осуждая своего героя, автор повести как бы приглашал читателей принять участие в решении центрального воп­роса - каким должен быть «великий государь»: подобает ли ему быть «милостиву» или «грозному».

Этот вопрос затем становится главным в публицистике XVI в., и на него будут отвечать Иван Пересветов и Иван Грозный, Максим Грек и Андрей Курбский.

52.«Повесть о взятии Царьграда» Нестора Искандера. Идейно-художественный анализ.

Падение Констан­тинополя под ударами турок-сельджуков в 1453 г. получает философ­ское историческое осмысление в «Повести о взятии Царьграда», написанной Нестором-Искандером. В рассказ об основании города Константином Флавием вводится символическое знамение борьбы змея (символ мусульманства) с орлом (символ христианства): победа змея над орлом временная, и в конечном итоге христианство востор­жествует. Падение Константинополя - исполнение первой части про­рочества. Это было истолковано как указание на русский народ, миссия которого - освободить Царьград от «неверных». Все это придавало «Повести» публицистическую остроту.

Основное внимание в повести уделяется описанию осады города. Автор передает психологическое состояние осажденных, поведение Константина. Это мужественный воин, презирающий смерть, долг и честь для него превыше всего. Несмотря на страшные, грозные зна­мения, предвещающие падение Царьграда, Константин отказывается покинуть город ради спасения своей жизни. Он героически гибнет в неравном бою. С оружием в руках гибнет и верный союзник Констан­тина генуэзский принц Зустенея (Юстиниан).

Мужественным и храбрым воином изображен в повести турецкий султан Магмет. Он жесток, но справедлив, ценит воинскую доблесть противника. Такое изображение врага явилось новым шагом в развитии жанра исторической повести. Описания батальных сцен исполнены динамизма, напряженности и художественной выразительности. Со­чувствие автора на стороне осажденных.

«Повесть о взятии Царьграда» явилась важным этапом в развитии жанра исторической повести. Сочетание конкретного описания воен­ных событий с художественным вымыслом (небесные знамения, вы­мышленные монологи, раскрывающие внутреннее состояние героев, эмоциональная оценка, широкое философско-историческое осмысле­ние событий) составляет отличительную особенность повести, подго­товившей историческое обоснование политической теории Русского государства: Москва-третий Рим. Повесть пользовалась большой популярностью у читателей и служила образцом для исторических повестей XVI -первой четверти XVII в.

53.«Житие Стефана Пермского». Идейно-художественный анализ.

«Житие Стефана Пермского» было написано Епифанием, по-ви­димому, вскоре после смерти Стефана в 1396 г. Цель жития - про­славить миссионерскую деятельность русского монаха, показать торжество христианства над язычеством. Тщательно собрав фактический матери­ал о Стефане, Епифаний оформляет его в изящный и торжественный панегирик.

«Житие Стефана Пермского» открывается риторическим вступле­нием, далее следует биографическая часть и три плача (пермских людей, пермской церкви и «Плач и похвала инока списающа»).

Во вступлении Епифаний пространно говорит о мотивах, которые побуждают его взяться за перо. Сообщает об источниках, которыми он располагал, приступая к работе, и о встретившихся трудностях.

В биографической части дан ряд конкретных сведений о жизни и деятельности Стефана. Он родился в Устюге, в семье соборного клирика. Научившись грамоте, прочитал много книг Ветхого и Нового завета, внимательно слушал «чистые повести» и «учительные словеса». Он заранее готовит себя к будущей миссионерской деятельности. Более того, Стефан изучил греческий язык.

Таким образом, прежде чем идти в Пермскую землю, Стефан тщательно и всесторонне готовит себя к подвигу «учителя». Епифаний говорит, что мысль идти в Пермскую землю и «учити люди некрещеныя» возникла у его героя «издавна». Разгораясь духом Стефан ставит целью своей жизни «просветить» этих людей.

Центральное место занимает в житии описание миссионерской деятельности Стефана. Он ведет энергичную борьбу с языческими обрядами: разоряет «кумирню», сру­бает волшебную березу, которой поклонялись пермя­ки, посрамляет шамана Пама. Стефан проявляет большую силу воли, выдержку, терпение и убежденность, а также полное бескорыстие. Благодаря этим качествам он одерживает моральную победу. Он предлагает шаману войти с ним в горящий костер, опуститься в ледяную прорубь. От подобных испытаний Пам катего­рически отказывается и окончательно теряет авторитет у зырян. Одер­жав победу, Стефан защищает Пама от ярости пермяков, которые требуют его казни, добивается замены ее изгна­нием.

Епифаний Премудрый по-новому подходит к изображению отри­цательного героя. Противник Стефана Пам - это личность незауряд­ная, имеющая большое влияние на пермяков. Он стремится убедить сиоих соотечественников не принимать христианства, видя в Стефане ставленника Москвы. «Речь» Пама делает образ языческого шамана психологически убедительным, жизненно достоверным. Победа над Памом дается Стефану нелегко, отмечает Епифаний, и этим еще более подчеркивает значение личности победителя, его нравственного примера.

Главную заслугу Стефана Епифаний видит в его просветительской деятельности, в создании пермской азбуки и переводе на пермский язык книг «священного писания».

Особого мастерства в «плетении словес» Епифаний достигает в «Плаче пермских людей», «Плаче пермской церкви». Епифаний пользуется риторическими вопросами и восклицаниями, сопоставлениями с библейскими персонажами, мета­форическими сравнениями. Поражает необычайное богатство словаря, многообразие синонимов, которые употребляет Епифаний.

В похвале порой встречаем до 20-25 синонимических эпитетов, с помощью которых автор стремится выразить свои чувства уважения и восхищения героем.

Плачи в «Житии Стефана Пермского» выражают не только чувство скорби пермских людей, но и чувство восторга, удивления перед величием подвига героя.

В создании торжественного риторического стиля Епифаний опи­рался на традиции литературы Киевской Руси, и в частности - на «Слово о законе и благодати» Илариона.

По-видимому, Епифаний предназначал его для индивидуального чте­ния и, подобно своему другу Феофану Греку, писал, невзирая на канонические образцы.

54.«Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Идейно-художественный анализ.

Выдающимся произведе­нием конца XV в. является «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, помещенное под 1475 г. в Софийской летописи.

Свое «хождение» в Индию Никитин совершал с 1466 по 1472 г.. Он был одним из первых европейцев, вступивших на землю «брахманов», о громадных богатствах и сказочных чудесах которой рассказывали «Александрия» и «Сказание об Индии богатой».

«Хождение» - это драгоценный исторический документ, живое слово человека XV столетия, замечательнейший памятник литературы. Для своего произведения Афанасий избирает жанр путевых записок, очерков. В отличие от «путешествий-хождений» XII-XIII вв., его «хождение» лишено религиозно-дидактических целей. Никитин едет в неведомую русским людям Индию для того, чтобы собственными глазами видеть ее, чтобы там «посмотреть товаров на Русскую землю».

Таким образом, не только любознательность, но и практическая сметка купца руководила Афанасием в его путешествии.

На основании «Хождения за три моря» мы можем отчетливо пред­ставить себе личность русского человека, патриота своей родины, прокладывающего пути в неведомые страны. Никакие невзгоды и испытания, выпавшие на долю Афанасия на многотрудном пути, не могли испугать его, сломить его волю. Лишившись в устье Волги своих кораблей, которые были разграблены степными кочевниками, он продолжает путь. Возвраще­ние назад в Тверь не сулило ему ничего, кроме тюрьмы, а вперед манила даль неведомых земель.

Переплыв Каспий, пройдя через Персию и переехав Индийское море, Никитин, наконец, достигает цели. Он в центре Индии: посещает города Чивиль, Джуннар, Бедер, Парват.

Пытливо присматриваясь к нравам и обычаям чужой страны. Афанасий свято хранит в своем сердце образ родины - Русской земли. Чувство родины обостряется на чужбине, и хотя на Руси много непорядков, ему дорога его отчизна.

Православная вера является для Никитина символом родины. Отсутствие возможности точного и строго соблюдения религиозного обряда в чужой стране вызывает у него чувство горечи. Никакими угрозами невозможно заставить Афанасия принять мусульманство. Переменить веру для него равносильно изменить родине. Однако Афанасий чужд религиозного фанатизма. Он внимательно присматривается к религиозным верованиям индийцев, подробно описывает буддийские святыни в Парвате. Поражает Никитина обилие в Индии каст - «вер» - 84.

«Хождение за три моря» отличается обилием автобиографического материала, Никитин подробно описывает свои внутренние пережива­ния. Однако центральное место в «Хождении» занимает рассказ Афанасия об Индии.

Русского человека интересуют быт и нравы чужой страны. Его поражает «черный» цвет кожи местных жителей, их одежда. Особенно странным и необычным для русского человека был вид «простоволосых» замужних женщин. Ведь для русской женщи­ны «опростоволоситься» - раскрыть свои волосы - было величай­шим позором.

Бросается в глаза Афанасию социальные неравенство и религиоз­ная рознь.

Описывает Никитин пышный выезд на охоту султана, великолепие и роскошь султанского дворца, имеющего семь ворот, в которых сидят по сто сторожей да по сто писцов, запи­сывающих входящих и выхо­дящих.

Русского купца привлекает ежегодный грандиозный базар, прово­димый близ Бедера. Никитин ищет товаров «на нашу землю» и сначала ничего не находит. Интересует русского путешественника вооружение индийского войска и техника ведения боя. Однако он с осуждением говорит о бессмысленности и пагубности войн.

Отмечает Афанасий и особенности климата Индии: «...зима у них стала с троицына дни», а всюду вода, да грязь и тогда пашут и сеют пшеницу, просо, горох и все съестное. Весна же наступает с Покрова дня, когда на Руси начинаются первые зазимки.

Описание Индии у Афанасия Никитина строго фактично, и лишь в двух случаях он приводит местные легенды. Такова легенда о птице «гукук» в городе Алянде. Она летает по ночам и кричит «гу-кук» и на «которой хоромине сядет, тут человек умрет»; а кто ее хочет убить, «то ино у нее из рта огонь выйдет».

Заканчивается «Хождение» кратким путевым дневником о возвра­щении героя на родину, где он и умер близ Смоленска.

Трудно переоценить литературное значение произведения Афана­сия Никитина. Просторечная и разговорная лексика русского языка переплетается с арабскими, персидскими и турецкими словами, усвоенными Никити­ным во время путешествия. Характерно, что к иноязычной лексике он прибегает и тогда, когда выражает свои сокровенные мысли о Русской земле, о любви к родине и осуждает несправедливость русских вельмож.

55.«Новая повесть о преславном Российском царстве». Идейно-художественный анализ.

«Новая повесть о преславном, Российском царстве» - публицистическое агитационное воззвание. Написанная в конце 1610 - начале 1611 г., в самый напряженный момент борьбы, когда Москва была захвачена польскими войсками, а Новгород - шведскими феодалами. «Новая повесть», обращаясь ко «всяких чинов людям», звала их к активным действиям против захватчиков. Она резко обличала предательскую политику боярской власти, которая, вместо того чтобы быть «земледержцем» родной земли, превратилась в домашнего врага. Разоблачались в повести планы польских магнатов и их главаря Сигизмунда III, который лживыми обещаниями стремился усыпить бдительность русских. Прославлялся мужественный подвиг смолян, самоотверженно оборонявших свой город, не давая врагу овладеть этой важной ключевой позицией. Идеалом патриота «Новая повесть» изображает патриарха Гермогена, наделяя его чертами верного христианина, мученика и борца за веру против богоотступников. На примере поведения «крепких» смолян и Гермогена «Новая повесть» выдвигала на первый план стойкость как необходимое качество поведения истинного патриота.

Характерной особенностью повести является ее демократизм, новая трактовка образа народа. К народу обращены призывы и послания Гермогена, народа страшатся враги и предатели, к народу апеллирует автор повести. Однако народ в повести еще не выступает в роли действенной силы.

В отличие от других произведений того времени, в «Новой повести» отсутствуют исторические экскурсы; она наполнена злободневным материалом, призывает москвичей к вооруженной борьбе с захватчиками. Это и определяет особенности стиля «Новой повести», в котором деловая энергичная речь сочетается с взволнованным патетическим призывом. «Лирическую стихию» повести составляют авторское патриотические настроения, стремление поднять москвичей на вооруженную борьбу с врагом.

Общий патетический тон изложения сочетается в «Новой повести» с многочисленными психологическими характеристиками. Впервые в литературе появляется стремление обнаружить и показать противоречия между помыслами и поступками человека. В этом возрастающем внимании к раскрытию помыслов человека, определяющих его поведение, и заключается литературное значение «Новой повести».

56.«Житие Юлиании Лазаревской». Идейно-художественный анализ.

Изменения традиционного жанра жития ярко прослеживаются в «Повести о Юлиании Лазаревской». Эта повесть является первой в древнерусской литературе биографией жен­щины-дворянки. Она была написана сыном Юлиании Дружиной Осорьиным, губным старостой города Мурома, в 20-30-х годах XVII в. Автору повести хорошо знакомы факты биографии героини, ему дорог ее нравственный облик, ее человеческие черты. Положи­тельный характер русской женщины раскрывается в обыденной обста­новке богатой дворянской усадьбы.

На первый план выдвигаются качества образцовой хозяйки. После выхода замуж на плечи юной Юлиании ложится ведение сложного хозяйства дворянского поместья. Угождая свекру и свекрови, золовкам, она следит за работой холопов, за ведением домашнего хозяйства; при этом ей часто приходится улаживать социальные конфликты, возни­кающие между дворней и господами. Эти конфликты приводят к открытому мятежу «рабов», который, правда, объясняется в повести традиционным мотивом - кознями дьявола. Во время такого стихий­но вспыхнувшего бунта был убит старший сын Юлиании. Безропотно переносит Юлиания невзгоды, которые выпадают на ее долю. Дважды пришлось пережить ей страшные голодные годы: в молодости и в старости, когда Юлиания вынуждена была даже отпустить своих «рабов», чтобы они сами добывали себе пропитание.

Повесть правдиво изображает положение замужней женщины в большой дворянской семье, ее бесправие и многочисленные обязан­ности. Ведение хозяйства настолько поглощает Юлианию, что она лишена возможности посещать церковь, и тем не менее она «святая». Повесть утверждает святость подвига высоконравственной мирской жизни, служения людям. Юлиания помогает голодающим, ухаживает за больными во время «мора».

«Повесть о Юлиании Лазаревской» создает образ энергичной умной русской женщины, образцовой жены и хозяйки, с терпением перено­сящей испытания, которые обрушивает на нее жизнь. Осорьин изо­бражает в повести не только реальные черты характера своей матери, но и рисует идеальный облик русской женщины таким, каким он представлялся русскому дворянину первой половины XVII в.

В жизнеописании Юлиании Осорьин еще не отходит полностью от агиографической традиции, с ней связано начало повести. Юлиания происходит от «боголюбивых» и «нищелюбивых» родителей; она выросла во всяком «благоверии. В характере Юлиании подчеркиваются черты христианской кротости, смирения и терпения, нищелюбия и щедрости. Как и подобает христианским подвижникам, Юлиания, хотя и не уходит в монастырь, под старость предается аскезе: отказывается от «плотского «совокупления с мужем», спит на печи, подкладывая «под ребра» поленья и «ключи железны», ходит зимой без теплой одежды, «в сапоги же босыма ногами обувашеся. Использует Осорьин и традиционные для агиографии мотивы религиозной фантастики: бесы хотят убить Юлианию, но вмешатель­ство святого Николая спасет ее. В ряде случае «бесовские козни» носят весьма конкретное бытовое и даже социальное очертание. Таковы раздоры в семье, мятеж «рабов».

Как и подобает святой, Юлиания сама предчувствует свою кончину и благочестиво умирает. Десять лет спустя обретают ее нетленное тело, которое творит чудеса.

Таким образом, в «Повести о Юлиании Лазаревской» тесно пере­плетаются элементы бытовой повести с элементами житийного жанра, но преобладающее место явно уже начинает занимать бытовое пове­ствование. Повесть лишена традиционного для жития вступления, плача и похвалы. Стиль ее довольно прост. Он отражает канцелярскую практику муромского губного старосты.

«Повесть о Юлиании Лазаревской» - свидетельство нарастания в обществе и литературе интереса к частной жизни человека, его пове­дению в быту. Эти реалистические элементы, проникая в жанр жития, разрушают его и способствуют постепенному его превращению в жанр светской биографической повести.

57.«Повесть о Савве Грудцыне». Идейно-художественный анализ.

Тематически к «Повести о Горе и Злочастии» близка «Повесть о Савве Грудцыне», созданная в 70-е годы XVII в. В этой повести также раскрывается тема взаимоотношений двух поколений, противопоставляются два типа отношений к жизни. Основа сюжета - жизнь купеческого сына Саввы Грудцына, пол­ная тревог и приключений. Повествование о судьбе героя дается на широком историческом фоне. Юность Саввы протекает в период борьбы русского народа с польской интервенцией; в зрелые годы герой принимает участие в войне за Смоленск в 1632-1634 гг. В повести упоминаются исторические личности: царь Михаил Федорович, боярин Стрешнев, воевода Шеин, сотник Шилов; да и сам герой принадлежит к известной купеческой семье Грудцыных-Усовых. Однако главное место в повести занимают картины частной жизни.

Повесть состоит из ряда последовательно сменяющих друг друга эпизодов, составляющих основные вехи биографии Саввы: юность, зрелые годы, старость и смерть.

В юности Савва, отправленный отцом по торговым делам в город Орел предается любовным утехам с женой друга отца Бажена Второго, смело попирая святость семейного союза и святость дружбы. В этой части повести центральное место отводится любовной интриге и делаются первые попытки изобразить любовные переживания человека. Опоенный любовным зелием, изгнанный из дома Бажена, Савва начинает терзаться муками любви. Чтобы рассеять свою скорбь, утолить сердечную тоску, Савва идет за город.

Автор сочувствует Савве, осуждает поступок «злой и неверной жены», коварно прельстившей его. Но этот традиционный мотив прельщения невинного отрока приобретает в повести реальные психологические очертания.

Вводится в повесть и средневековый мотив союза человека с дьяволом: в порыве любовной скорби Савва взывает к помощи дьявола, и тот не замедлил явиться на его зов в образе юноши. Он готов оказать Савве любые услуги, требуя от него лишьпродать свою душу. Герой исполняет требование беса, не придав этому особого значения, и даже поклоняется самому Сатане в его царстве, дьявол, приняв образ «брата названого», становится предан­ным слугою Саввы.

Идейно-художественная функция образа беса в повести близка функции Горя в «Повести о Горе и Злочастии». Он выступает вопло­щением судьбы героя и внутренней смятенности его молодой и поры­вистой души. При этом образ «названого брата», который принимает в повести бес, близок народной сказке.

С помощью «названого брата» Савва вновь соединяется со своей возлюбленной, спасается от гнева родительского, переносясь со ска­зочной быстротой из Орла на Волгу и Оку. В Шуе «брат названый» обучает Савву воинскому артикулу, затем помогает ему в разведке укреплений Смоленска.

Показывая участие Саввы в борьбе русских войск за Смоленск, автор повести героизирует его образ. Победа Саввы над вражескими богатырями изображается в героическом былинном стиле.

Характерно, что на службу к царю Савва поступает по совету своего «названого брата» - беса.

Царская служба рассматривается бесом как средство дости­жения купеческим сыном знатности, перехода его в служилое дворян­ское сословие. Приписывая эти «греховные мысли» Саввы бесу, автор осуждает честолюбивые помыслы героя. Героические подвиги Саввы приводят в удивление «все... российское воинство», но вызывают яро­стный гнев воеводы - боярина Шеина. Шеин требует, чтобы Савва немедленно покинул Смоленск и вернулся к своим богатым родителям. Конфликт боярина с купеческим сыном ярко характеризует начавшийся во второй половине XVII в. процесс формирования новой знати.

Если в эпизодах, изображающих юность героя, на первый план выдвинута любовная интрига и раскрывается пылкая, увлекающаяся натура неопытного юноши, то в эпизодах, повествующих о зрелых годах Саввы, на первый план выступают героические черты его харак­тера: мужество, отвага, бесстрашие. В этой части повести автор удачно сочетает приемы народной эпической поэзии со стилистическими приемами воинских повестей.

В последней части повести, описывая болезнь Саввы, автор широко использует традиционные демонологические мотивы: в «храмину» к больному великой толпой врываются бесы и начинают его мучить. В этих «бесовских мучениях» нетрудно обнаружить характерные признаки падучей болезни. Узнав о мучениях Саввы, царь посылает к нему двух «караульщиков» оберегать от бесовских терзаний.

Развязка повести связана с традиционным мотивом «чудес» бого­родичных икон: Богородица своим заступничеством избавляет Савву от бесовских мучений, взяв предварительно с него обет уйти в мона­стырь. Исцелившись, получив назад свое заглаженное «рукописание», Савва становится монахом. При этом обращает на себя внимание тот факт, что на протяжении всей повести Савва остается «юношей».

Образ Саввы, как и образ Молодца в «Повести о Горе и Злочастии», обобщает черты молодого поколения, стремящегося сбросить гнет вековых традиций, жить в полную меру своих удалых молодецких сил.

В стиле повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. Новаторство повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоре­чивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.

58.«Повесть о Горе-злочастии». Идейно-художественный анализ.

Одним из выдающихся произведений литературы второй половины XVII в. является «Повесть о Горе и Злочастии». Центральная тема повести - тема трагической судьбы молодого поколения, старающегося порвать со старыми формами семейно-бытового уклада, домостроевской моралью.

Вступление к повести придает этой теме общечеловеческое обоб­щенное звучание. Библейский сюжет о грехопадении Адама и Евы трактуется здесь как непокорность, неповиновение первых людей воле создавшего их Бога. Источник этого неповиновения - не дьявол-ис­куситель, как толковала Библия, а сам человек, его сердце «несмысленное. Такая трактовка библейского сюжета говорит о новом миропонимании, сложившемся у автора: причина преступления чело­веком заповеди смирения, покорности - в нем самом, в его характере, а не результат воздействия потусторонних сил.

Основу сюжета повести составляет трагическая история жизни Молодца, отвергнувшего родительские наставления и пожелавшего жить по своей воле, «как ему любо». Появление обобщенно-собира­тельного образа представителя молодого поколения своего времени было явлением весьма примечательным и новаторским. В литературу на смену исторической личности приходит вымышленный герой, в характере которого типизированы черты целого поколения переходной эпохи.

Молодец вырос в патриархальной купеческой семье, окруженный неусыпными заботами и попечением любящих родителей. Однако он рвется на свободу из-под родного крова, жаждет жить по своей воле, а не по родительским наставлениям. Постоянная опека родителей не научила Молодца разбираться в людях, понимать жизнь, и он платится за свою доверчивость, за слепую веру в святость уз дружбы. Губит его «царев кабак». Но Молодец не сдается, он не несет свою повинную голову в родительский дом, он хочет доказать свою правоту. Личный опыт убедил его, что без совета «добрых людей» жить нельзя.

Причиной дальнейших злоключений героя является его характер. Губит Молодца похвальба своим счастьем и богатством. С этого момента в повести появляется образ Горя, которое, как и в народных песнях, олицетворяет трагическую участь, судьбу, долю человека. Этот образ раскрывает также внутреннюю раздвоенность, смятенность души героя, его неу­веренность в своих силах.

В сознании Молодца еще живучи традиционные представления. Так, он не может преодолеть старого взгляда на женщину как на «сосуд дьявола», источник всех бед и злоключений мужчины; сохраняет он верность и религиозным верованиям своих отцов. Не поверив ковар­ным советам Горя, Молодец, однако, не в силах ослушаться этих же советов, когда они исходят от архангела Гавриила, облик которого приняло Горе.

В советах, которые дает Молодцу Горе, легко обнаружить тягостные раздумья самого героя над жизнью, над неустойчивостью своего мате­риального благополучия.

Молодец, отвергавший родительскую власть, не захотевший поко­риться отцу и матери, вынужден склонить свою гордую голову перед Горем. «Добрые люди» сочувствуют участи Молодца, сове­туют ему вернуться под родительский кров и попросить прощения. Однако теперь уже Горе не желает отпускать свою жертву. Оно упорно и неотступно преследует Молодца, издеваясь над всеми его попытками убежать от своей «злочастной доли». Молодец уходит в монастырь. Для героя и автора повести монастырь является отнюдь не идеалом праведной жизни, а последней возможностью спастись от своей злочастной доли.

В повести резко противопоставлены два типа отношения к жизни, два миропонимания: с одной стороны, родителей и «добрых людей» - большинства, с другой стороны,- Молодца, воплощающего стремление нового поколения к свободной жизни.

Судьба Молодца излагается в форме его жития, но повесть уже не имеет ничего общего с традиционной агиографией. Перед нами ти­пично светская бытовая биографическая повесть.

Автор в совершенстве владеет поэтикой фольклора, его образной системой, формами былинного стиха. Образ доброго Молодца, «нагого, босого», Горя, эпическая картина пира, песенная символика эпизода преследования Горем Молодца - все это находит прямое соответствие и в эпической народной поэзии, и в лирических песнях о Горе.

Переплетение эпоса и лирики придает повести эпический размах, сообщает ей лирическую задушевность. В целом же повесть, по словам Н. Г. Чернышевского, следует верному течению народнопоэтического слова.

59.«Калязинская челобитная». Идейно-художественный анализ.

Ярким обличительным документом, изображающим быт и нравы монашества, является «Калязинская челобитная». Монахи удалились от мирской суеты вовсе не для того, чтобы, умерщвляя свою плоть, предаваться молитве и покаянию. За стенами монастыря скрывается сытая и полная пьяного разгула жизнь. Объектом сатирического обличения повесть избирает один из крупнейших монастырей Руси - Калязинский мужской монастырь, что позволяет автору раскрыть типичные черты жизни русского монашества XVII в.

В форме слезной челобитной жалуются монахи архиепископу тверскому и кашинскому Симеону на своего нового настоятеля монастыря Гавриила. Используя форму делового докумен­та, повесть показывает несоответствие жизненной практики монаше­ства требованиям монастырского устава. Нормой жизни иноков стало пьянство, чревоугодие и разврат, а не пост и молитва. Поэтому и возмущены монахи новым настоятелем, который круто меняет заведенные ранее «порядки» и требует строгого соблюдения устава. Возмущены монахи и тем, что Гавриил начал строго блюсти их нравственность. По его приказу у монастырских ворот поставлен с шелепом кривой Фалалей, нас, богомольцев твоих, за ворота не пускает, в слободы ходить не велит - скотья двора посмот­реть, чтобы телят в стан загнать, и кур в подпол посажать, коровницам благословенья подать».

Челобитная подчеркивает, что основной статьей монастырского дохода является винокурение и пивоварение, а запрет Гавриила только чинит поруху монастырской казне.

Сами же монахи готовы вовсе не ходить в церковь.

Жестокий, жадный и корыстолюбивый наставник является так­же объектом сатирического обличения. Жадный наставник морит монастыр­скую братию голодом, ставя на стол «репу пареную, да редьку вяленую.

За внешним балагурством пьяных монахов в повести скрыта на­родная ненависть к монастырям, к церковным феодалам. Основным средством сатирического обличения является язвительная ирония, скрытая в слезной жалобе челобитчиков.

Характерной особенностью стиля челобитной является его афори­стичность: насмешка часто выражена в форме народных рифмованных прибауток.

60.«Повесть о Фроле Скобееве». Идейно-художественный анализ.

бедный дворянин Фрол Скобеев, герой одноименной повести, уже беззастен­чиво попирает этические нормы, добиваясь личного успеха в жизни: материального благополучия и прочного общественного положения.

Фролка Скобеев делает девизом своей жизни «фортуну и карьеру». «Или буду полковник, или покойник!» - заявляет он. Ради осуществления этой цели Скобеев не брезгует ничем. Он неразборчив в средствах и пускает в ход подкуп, обман, шантаж. Для него не существует ничего святого, кроме веры в силу денег. Он покупает совесть мамки, соблазняет дочь богатого стольника Аннушку, затем похищает ее, разумеется с согласия Аннушки, и вступает с ней в брак. Хитростью и обманом супруги добиваются родительского благословения, потом полного прошения и отпущения своей вины. Отец Аннушки в конце концов вынужден признать своим зятем «вора, плута» и «ябедника» Фролку Скобеева, сесть с ним за один стол обедать и «учинить» своими наследником.

Повесть является типичной плутовской новеллой. Она отразила начало процесса слияния бояр-вотчинников и служилого дворянства в единое дворянское сословие.

Резкому сатирическому осмеянию подвергнуты в повести боярская гордость: знатный стольник бессилен что-либо предпринять против «захудалого» дворянина и вынужден примириться с ним и признать своим наследником. Все это дает основание полагать, что повесть возникла после 1682 г., когда было ликвидировано местни­чество.

Добиваясь поставленной цели, Фрол Скобеев не надеется ни на бога, ни на дьявола, а только на свою энергию, ум. Религиозные мотивы занимают в повести довольно скромное место. Поступки человека определяются не волею божества, беса, а его личными качествами.

Примечателен в повести также образ Аннушки. Она заявляет о своих правах выбирать себе суженого, смело нарушает традиции, активно участвует в организации побега из родительского дома; легко соглашается на притворство и обман, чтобы вновь вернуть благосклон­ность одураченных отца и матери.

Таким образом, судьба героев повести отражает характерные об­щественные и бытовые явления конца XVII в.: зарождение новой знати и разрушение традиционного бытового уклада.

Стиль повести, пересыпанный канцеляризмами: «иметь место житель­ства», и т. п. Эти обороты перемежаются с архаическими выражениями книжного стиля и просторечиями, особенно в речах героев, а также варваризмами, широко хлынувшими в это время в литературный и разговорный язык («квартера», «корета», «банкет», «персона» и т. п.).