Это был огромный город, в котором жили они: чиновник коммерческого
банка Петров и тот, другой, без имени и фамилии.
Встречались они раз в год - на Пасху, когда оба делали визит в один и
тот же дом господ Василевских. Петров делал визиты и на Рождество, но,
вероятно, тот, другой, с которым он встречался, приезжал на Рождество не в
те часы, и они не видели друг друга. Первые два-три раза Петров не замечал
его среди других гостей, но на четвертый год лицо его показалось ему уже
знакомым, и они поздоровались с улыбкой,- а на пятый год Петров предложил
ему чокнуться.
- За ваше здоровье!- сказал он приветливо и протянул рюмку.
- За ваше здоровье!- ответил, улыбаясь, тот и протянул свою рюмку.
Но имени его Петров не подумал узнать, а когда вышел на улицу, то
совсем забыл о его существовании и весь год не вспоминал о нем. Каждый день
он ходил в банк, где служил уже десять лет, зимой изредка бывал в театре, а
летом ездил к знакомым на дачу, и два раза был болен инфлуэнцой - второй
раз перед самой Пасхой. И, уже всходя по лестнице к Василевским, во фраке и
с складным цилиндром под мышкой, он вспомнил, что увидит там того, другого,
и очень удивился, что совсем не может представить себе его лица и фигуры.
Сам Петров был низенького роста, немного сутулый, так что многие принимали
его за горбатого, и глаза у него были большие и черные, с желтоватыми
белками. В остальном он не отличался от всех других, которые два раза в год
бывали с визитом у господ Василевских, и когда они забывали его фамилию, то
называли его просто "горбатенький".
Тот, другой, был уже там и собирался уезжать, но, увидев Петрова,
улыбнулся приветливо и остался. Он тоже был во фраке и тоже с складным
цилиндром, и больше ничего не успел рассмотреть Петров, так как занялся
разговором, едой и чаем. Но выходили они вместе, помогали друг другу
одеваться, как друзья; вежливо уступали дорогу и оба дали швейцару по
полтиннику. На улице они немного остановились, и тот, другой, сказал:
- Дань! Ничего не поделаешь.
- Ничего не поделаешь,- ответил Петров,- дань!
И так как говорить было больше не о чем, они ласково улыбнулись, и
Петров спросил:
- Вам куда?
- Мне налево. А вам?
- Мне направо.
На извозчике Петров вспомнил, что он опять не успел ни спросить об
имени, ни рассмотреть его. Он обернулся: взад и вперед двигались экипажи,-
тротуары чернели от идущего народа, и в этой сплошной движущейся массе
того, другого, нельзя было найти, как нельзя найти песчинку среди других
песчинок. И опять Петров забыл его и весь год не вспоминал.
Жил он много лет в одних и тех же меблированных комнатах, и там его
очень не любили, так как он был угрюм и раздражителен, и тоже называли
"горбачом". Он часто сидел у себя в номере один и неизвестно, что делал,
потому что ни книжку, ни письмо коридорный Федот не считал за дело. По
ночам Петров иногда выходил гулять, и швейцар Иван не понимал этих
прогулок, так как возвращался Петров всегда трезвый и всегда один - без
женщины.
А Петров ходил гулять ночью потому, что очень боялся города, в котором
жил, и больше всего боялся его днем, когда улицы полны народа.
Город был громаден и многолюден, и было в этом многолюдии и
громадности что-то упорное, непобедимое и равнодушно-жестокое. Колоссальной
тяжестью своих каменных раздутых домов он давил землю, на которой стоял, и
улицы между домами были узкие, кривые и глубокие, как трещины в скале. И
казалось, что все они охвачены паническим страхом и от центра стараются
выбежать на открытое поле, но не могут найти дороги, и путаются, и
клубятся, как змеи, и перерезают друг друга, и в безнадежном отчаянии
устремляются назад. Можно было по целым часам ходить по этим улицам,
изломанным, задохнувшимся, замершим в страшной судороге, и все не выйти из
линии толстых каменных домов. Высокие и низкие, то краснеющие холодной и
жидкой кровью свежего кирпича, то окрашенные темной и светлой краской, они
с непоколебимой твердостью стояли по сторонам, равнодушно встречали и
провожали, теснились густой толпой и впереди и сзади, теряли физиономию и
делались похожи один на другой - и идущему человеку становилось страшно:
будто он замер неподвижно на одном месте, а дома идут мимо него бесконечной
и грозной вереницей.
Однажды Петров шел спокойно по улице - и вдруг почувствовал, какая
толща каменных домов отделяет его от широкого, свободного поля, где легко
дышит под солнцем свободная земля и далеко окрест видит человеческий глаз.
И ему почудилось, что он задыхается и слепнет, и захотелось бежать, чтобы
вырваться из каменных объятий,- и было страшно подумать, что, как бы скоро
он ни бежал, его будут провожать по сторонам все дома, дома, и он успеет
задохнуться, прежде чем выбежать за город. Петров спрятался в первый
ресторан, какой попался ему по дороге, но и там ему долго еще казалось, что
он задыхается, и он пил холодную воду и протирал платком глаза.
Но всего ужаснее было то, что во всех домах жили люди. Их было
множество, и все они были незнакомые и чужие, и все они жили своей
собственной, скрытой для глаз жизнью, непрерывно рождались и умирали,- и не
было начала и конца этому потоку. Когда Петров шел на службу или гулять, он
видел уже знакомые и приглядевшиеся дома, и все представлялось ему знакомым
и простым; но стоило, хотя бы на миг, остановить внимание на каком-нибудь
лице - и все резко и грозно менялось. С чувством страха и бессилия Петров
вглядывался во все лица и понимал, что видит их первый раз, что вчера он
видел других людей, а завтра увидит третьих, и так всегда, каждый день,
каждую минуту он видит новые и незнакомые лица. Вон толстый господин, на
которого глядел Петров, скрылся за углом - и никогда больше Петров не
увидит его. Никогда. И если захочет найти его, то может искать всю жизнь и
не найдет.
И Петров боялся огромного, равнодушного города. В этот год у Петрова
опять была инфлуэнца, очень сильная, с осложнением, и очень часто являлся
насморк. Кроме того, доктор нашел у него катар желудка, и когда наступила
новая Пасха и Петров поехал к господам Василевским, он думал дорогой о том,
что он будет там есть. И, увидев того, другого, обрадовался и сообщил ему:
- А у меня, батенька, катар.
Тот, другой, с жалостью покачал головой и ответил:
- Скажите пожалуйста!
И опять Петров не узнал, как его зовут, но начал считать его хорошим
своим знакомым и с приятным чувством вспоминал о нем. "Тот",- называл он
его, но когда хотел вспомнить его лицо, то ему представлялись только фрак,
белый жилет и улыбка, и так как лицо совсем не вспоминалось, то выходило,
будто улыбаются фрак и жилет. Летом Петров очень часто ездил на одну дачу,
носил красный галстук, фабрил усики и говорил Федоту, что с осени переедет
на другую квартиру, а потом перестал ездить на дачу и на целый месяц запил.
Пил он нелепо, со слезами и скандалами: раз выбил у себя в номере стекло, а
другой раз напугал какую-то даму - вошел к ней вечером в номер, стал на
колени и предложил быть его женой. Незнакомая дама была проститутка и
сперва внимательно слушала его и даже смеялась, но, когда он заговорил о
своем одиночестве и заплакал, приняла его за сумасшедшего и начала визжать
от страха. Петрова вывели; он упирался, дергал Федота за волосы и кричал:
- Все мы люди! Все братья!
Его уже решили выселить, но он перестал пить, и снова по ночам швейцар
ругался, отворяя и затворяя за ним дверь. К Новому году Петрову прибавили
жалованья: 100 рублей в год, и он переселился в соседний номер, который был
на пять рублей дороже и выходил окнами во двор. Петров думал, что здесь он
не будет слышать грохота уличной езды и может хоть забывать о том, какое
множество незнакомых и чужих людей окружает его и живет возле своей
особенной жизнью.
И зимой было в номере тихо, но, когда наступила весна и с улиц скололи
снег, опять начался грохот езды, и двойные стены не спасали от него. Днем,
пока Петров был чем-нибудь занят, сам двигался и шумел, он не замечал
грохота, хотя тот не прекращался ни на минуту; но приходила ночь, в доме
все успокаивалось, и грохочущая улица властно врывалась в темную комнату и
отнимала у нее покой и уединенность. Слышны были дребезжанье и разбитый
стук отдельных экипажей; негромкий и жидкий стук зарождался где-то далеко,
разрастался все ярче и громче и постепенно затихал, а на смену ему являлся
новый, и так без перерыва. Иногда четко и в такт стучали одни подковы
лошадей и не слышно было колес - это проезжала коляска на резиновых шинах,
и часто стук отдельных экипажей сливался в мощный и страшный грохот, от
которого начинали подергиваться слабой дрожью каменные стены и звякали
склянки в шкапу. И все это были люди. Они сидели в пролетках и экипажах,
ехали неизвестно откуда и куда, исчезали в неведомой глубине огромного
города, и на смену им являлись новые, другие люди, и не было конца этому
непрерывному и страшному в своей непрерывности движению. И каждый
проехавший человек был отдельный мир, со своими законами и целями, со своей
особенной радостью и горем,- и каждый был как призрак, который являлся на
миг и, неразгаданный, неузнанный, исчезал. И чем больше было людей, которые
не знали друг друга, тем ужаснее становилось одиночество каждого. И в эти
черные, грохочущие ночи Петрову часто хотелось закричать от страха,
забиться куда-нибудь в глубокий подвал и быть там совсем одному. Тогда
можно думать только о тех, кого знаешь, и не чувствовать себя таким
беспредельно одиноким среди множества чужих людей.
На Пасху того, другого, у Василевских не было, и Петров заметил это
только к концу визита, когда начал прощаться и не встретил знакомой улыбки.
И сердцу его стало беспокойно, и ему вдруг до боли захотелось увидеть того,
другого, и что-то сказать ему о своем одиночестве и о своих ночах. Но он
помнил очень мало о человеке, которого искал: только то, что он средних
лет, кажется, блондин и всегда одет во фрак, и по этим признакам господа
Василевские не могли догадаться, о ком идет речь.
- У нас на праздники бывает так много народу, что мы не всех знаем по
фамилиям,- сказала Василевская.- Впрочем... не Семенов ли это?
И она по пальцам перечислила несколько фамилий: Смирнов, Антонов,
Никифоров; потом без фамилий: лысый, который служит где-то, кажется, в
почтамте; белокуренький; совсем седой. И все они были не тем, про которого
спрашивал Петров, но могли быть и тем. Так его и не нашли.
В этот год в жизни Петрова ничего не произошло, и только глаза стали
портиться, так что пришлось носить очки. По ночам, если была хорошая
погода, он ходил гулять и выбирал для прогулки тихие и пустынные переулки.
Но и там встречались люди, которых он раньше не видал, а потом никогда не
увидит, а по бокам глухой стеной высились дома, и внутри их все было полно
незнакомыми, чужими людьми, которые спали, разговаривали, ссорились;
кто-нибудь умирал за этими стенами, а рядом с ним новый человек рождался на
свет, чтобы затеряться на время в его движущейся бесконечности, а потом
навсегда умереть. Чтобы утешить себя, Петров перечислял всех своих
знакомых, и их близкие, изученные лица были как стена, которая отделяет его
от бесконечности. Он старался припомнить всех: знакомых швейцаров,
лавочников и извозчиков, даже случайно запомнившихся прохожих, и вначале
ему казалось, что он знает очень много людей, но когда начал считать, то
выходило ужасно мало: за всю жизнь он узнал всего двести пятьдесят человек,
включая сюда и того, другого. И это было все, что было близкого и знакомого
ему в мире. Быть может, существовали еще люди, которых он знал, но он их
забыл, и это было все равно, как будто их нет совсем.
Тот, другой, очень обрадовался, когда увидел на Пасху Петрова. На нем
был новый фрак и новые сапоги со скрипом, и он сказал, пожимая Петрову
руку:
- А я, знаете, чуть не умер. Схватил воспаление легких, и теперь тут,-
он постучал себя о бок,- в верхушке не совсем, кажется, ладно.
- Да что вы?- искренно огорчился Петров.
Они разговорились о разных болезнях, и каждый говорил о своих, и когда
расставались, то долго пожимали руки, но об имени спросить забыли. А на
следующую Пасху Петров не явился к Василевским, и тот, другой, очень
беспокоился и расспрашивал г-жу Василевскую, кто такой горбатенький,
который бывает у них.
- Как же, знаю,- сказала она.- Его фамилия Петров.
- А зовут как?
Госпожа Василевская хотела сказать, как зовут, но оказалось, что не
знала, и очень удивилась этому. Не знала она и того, где Петров служит: не
то в почтамте, не то в какой-то банкирской конторе.
Потом не явился тот, другой, а потом пришли оба, но в разные часы, и
не встретились. А потом они перестали являться совсем, и господа
Василевские никогда больше не видели их, но не думали об этом, так как у
них бывает много народа и они не могут всех запомнить.
Огромный город стал еще больше, и там, где широко расстилалось поле,
неудержимо протягиваются новые улицы, и по бокам их толстые, распертые
каменные дома грузно давят землю, на которой стоят. И к семи бывшим в
городе кладбищам прибавилось новое, восьмое. На нем совсем нет зелени, и
пока на нем хоронят только бедняков.
И когда наступает длинная осенняя ночь, на кладбище становится тихо, и
только далекими отголосками проносится грохот уличной езды, которая не
прекращается ни днем ни ночью.

На свете миллион таких городишек. И в каждом так же темно, так же одиноко, каждый так же от всего отрешен, в каждом - свои ужасы и свои тайны.
Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков»
Л.Андреев не относится к числу писателей, у которых многоцветная игра тонов создает впечатление живой жизни. Он предпочитает контраст черного и белого. Этот контраст мы видим и в рассказе «Город». Читая описание города, складывается впечатление, что город пропитан холодом и мраком, серостью. Мы также замечаем, что город не просто большой, а «огромный» («Город был громаден и многолюден, и было в этом многолюдии и громадности что-то упорное, непобедимое и равнодушно-жестокое»). А при детальном и внимательном прочтении город предстает нам как некое «живое» существо: мы видим его физиологические особенности «(тяжестью своих каменных раздутых домов он давил землю», «высокие и низкие, то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича»), можем проследить состояние его души («упорное, непобедимое и равнодушно-жестоко»), видим даже его отношение и влияние на жителей («человеку становилось страшно, равнодушно встречали и провожали»). Поэтому, можно сделать вывод, что город предстает некой живой субстанцией мертвой внутри.
Что касается времени в произведении, то оно «сжато» событиями, такое чувство, что Андрееву скучно в текущем времени, его притягивает вечность. И та вечность пропитывает этот город, жизнь этого города.
В рассказе «Город» говорится о маленьком чиновнике подавленном и бытом, и бытием, протекающем в каменном мешке города («Но всего ужаснее было то, что во всех домах жили люди. Их было множество, и все они были незнакомые и чужие, и все они жили своей собственной, скрытой для глаз жизнью»). Казалось бы, он окружен сотней тысяч людей, но он задыхается от одиночества, от бессмысленного существования, против которого протестует в жалкой комической форме. На мой взгляд, здесь Андреев продолжает тему «маленького человека» заданную еще Н.В.Гоголем, однако, писатель меняет трактовку этой темы: у Гоголя «маленький человек» подавлен богатством и властью «большого человека», а у Андреева материальной положение и чин не играют важней роли, у него преобладает одиночество («сидел у себя в номере один», «чувствовать себя таким беспредельно одиноким среди множества чужих людей», «когда он заговорил о своем одиночестве, то заплакал…»).
Мотив одиночества, выросший из равнодушия города и его жителей по отношению друг к другу, порождает еще один мотив – мотив отчуждения. Город словно гора песка, каждый житель песчинка, но не имея взаимодействия друг с другом, это всего лишь гора или «кучка» ненужного песка. Трагедию автор видит в том, что индивидуальности не составляют сообщества, общества, одного целого.
Нельзя не обратить внимания на некоторые детали, которые мы встречаем уже в самом начале, а именно имена героев. Петров и «тот другой». Почему тот другой? Но далее мы видим диалог:
- За ваше здоровье!- сказал он приветливо и протянул рюмку. - За ваше здоровье!- ответил, улыбаясь, тот и протянул свою рюмку.
Возникает ощущения эха. Словно один в пустой комнате герой говорит сам с собой, и если посмотреть дальше остальные диалоги, которых не так уж и много, складывается впечатление, что разговор не просто с самим собой, а самим с собой в зеркале. Эта зеркальная функция указывает на одинаковость каждого из жителей: их речь, их образ жизни, их сама жизнь («…делались похожи один на другой - и идущему человеку становилось страшно»)… Но есть ли жизнь в этом городе? Есть ли жизнь в рассказе? Автор говорит, что за толщей каменных домов, есть широкое поле, которое герой почувствовал при прогулке, и ему невыносимо захотелось бежать туда, где есть солнце, свободная земля, есть жизнь. Но вот только город настолько безжалостен к своим жителям, что этот «кусочек свободы» становится все меньше. Город разрастается с каждым днем, и одиноких и равнодушных людей становится больше. Возможно, не только жители города видят свое зеркальное отражение в других, но и сам город смотрит в свое зеркало и разрастается, разрастается….

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Филологический факультет

Кафедра русской и зарубежной литературы

Спе циальность «филология»

Курсовая работа

Образ города в ранних рассказах Л. Андреева

Введение

1. Пространство и время в литературе

2. Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

3. Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

3.1 « Петька на даче»

3.2 « В тумане»

3.3 «Город»

Заключение

Библиографический список

Введение

творческий андреев пространство город

Творческое наследие Леонида Николаевича Андреева, формировавшееся в период переломной исторической эпохи рубежа веков, богато и разнообразно. Писатель известен нам как фельетонист, автор рассказов, повестей, романов и один из ведущих драматургов своего времени.

Широкую известность литературная деятельность Андреева получает в начале 1900-х годов, когда был напечатан первый сборник его рассказов. Нужно отметить, что в конце 19 - начале 20 века ведущее положение в русской литературе занял малый эпический жанр, в частности жанр рассказа. Один из факторов, способствовавший распространению жанра рассказа в эпоху «безвременья», заключался в том, что эта эпическая форма с ее лаконичной и емкой структурой, концентрацией изобразительных средств позволяла «исследовать нравственные проблемы философски углубленно и обобщенно и в то же время на уровне почти молекулярном». Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19-20 века. Л., 1979. С.199.

На рубеже веков эпические жанры «смешиваются» друг с другом, их границы размываются. Поэтому, как считает И.И.Московкина, чаще всего ученые не разграничивают рассказы и новеллы Андреева, называют рассказами его повести. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.Н. Красный смех. Релизов А.М. Петушок. М., 2001. С.108-121. Эта проблема жанрового своеобразия писателя требует специального рассмотрения.

В ранних произведениях Андреева ощутимо влияние Помяловского, Г.Успенского, Л.Толстого, Чехова, Достоевского, Гаршина, Горького. «Андреев пишет об « униженных и оскорбленных», о засасывающей пошлости и отупляющем воздействии на человека мещанской среды, о детях, задавленных нуждой, лишенных радостей, о тех, кто брошен судьбой на самое «дно» жизни, о мелком чиновном люде, о стандартизации человеческой личности в условиях буржуазного общества». Соколов А.Г. История русской литературы конца 19-начала 20 века. М., 1999. С.380-381. Л.Андреев будит тревогу за людские души. В своих произведениях он пишет о героях, ужаснувшихся абсурдности жизни, находящихся в напряженном, взвинченном состоянии, в состоянии «шока».

Непосредственно ранней художественной прозе писателя посвящена монография Л.Иезуитовой. В этой работе по сумме содержательных и формальных признаков многие рассказы Андреева разделены автором на три группы.

Первую группу составляют рассказы «философского настроения», которые более других близки к событийно-бытовым («У окна», «Петька на даче», «Большой шлем», «Жили-были», «В тумане» и другие). Герой здесь показан в потоке будней. Андреев акцентирует внимание на бессознательно трагическом, на трагическом повседневного в жизни обыкновенного, слабого человека. Автор показывает своего героя как бы со стороны, хотя нередко отдельные стороны жизни персонажа даны сквозь призму его собственных чувственных и душевных реакций.

Ко второй группе рассказов относятся эскизы, этюды, зарисовки («Смех», «Ложь», «Набат», «Бездна»). Их сближает чрезмерно экспрессивная языковая стилистика. Эмпирический элемент полностью подчинен настроению, взрыву чувств (это крик, ритм, звук, крайняя степень чего-то катастрофического).

Наконец, третью группу составляют «исповедально-мировоззренческие» рассказы («Рассказ о Сергее Петровиче», «Мысль»). Герой здесь не просто существует, плывет по течению, а размышляет над собственной жизнью. Он показан в процессе осознания себя, своего места в мире.

Л.Иезуитова выделяет и центральную проблему всего творчества Леонида Андреева. Эта проблема - «человек и рок». «Отношения человека с «роком» - подчинени е или неподчинение ему, уяснение того, что выше сил человеческих и что сам человек, каковы границы и возможности его «я» - все это становится предметом художественного анализа Андреева» . Иезуитова Л.А. Творчество Л.Андреева (1892-1906). Л., 1976. С.75. Отсюда следуют размышления автора о роковом значении смерти в жизни человека, о смысле бытия.

Проблема творческого метода Леонида Андреева вызывает до сих пор спорные суждения. Исследователи причисляют писателя к разным литературным направлениям и течениям от реалистических до декадентских. Некоторые из них полагают, что ведущее начало в творчестве писателя - реалистическое, что его экспрессия не переходит в экспрессионизм, его символ реалистичен. Другие утверждают, что Андреев был наиболее ярким представителем русского экспрессионизма. Третьи видели в нем предтечу экзистенционализма. Действительно, трагедия человека Л.Андреева, «словно навечно заключенного в камеру одиночества» , Колобаева Л.А. Личность в художественном мире Л.Андреева // Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М., 1990. С.120. была близка идее одиночества, отчаяния в экзистенциалистской философии Л.Шестова.

В.Келдыш предложил концепцию, согласно которой художественная система писателя принадлежит к «промежуточным» явлениям «двойственной эстетической природы», сочетающим принципы реализма, символизма и экспрессионизма. Келдыш В.А. Русский реализм начала 20 века. М., 1975. С.210-277. Несмотря на то, что ученые так и не пришли к единому мнению о соотношении литературных направлений в разные периоды творчества писателя, в целом говорят о реалистическом характере ранней прозы и драматургии Андреева и о синтезе модернистских течений в его зрелом творчестве.

Главная тема ранних рассказов Андреева - открытие гуманно-человеческого в человеке, протест против подавления личности. Писателя интересовала актуальная для рубежа веков проблема человека и цивилизации. Автор затрагивал вопрос о влиянии города на сознание и душу человека в современном ему обществе.

Цель нашего исследования - раскрыть образ города в ранних рассказах Леонида Андреева. Для достижения поставленной цели мы предлагаем решить следующие задачи:

1 рассмотреть особенности создания образа города в русской литературе;

2 проанализировать образ города в ранних рассказах Л.Андреева на примере нескольких произведений.

Анализ будет проводиться на основе рассказов, написанных Андреевым с 1898 по 1904 год и опубликованных в первом томе собрания сочинений писателя. Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

В связи с малой изученностью данного аспекта в творчестве Леонида Андреева наша работа представляется актуальной.

1. Пр остранство и время в литературе

Мир художественного произведения литературы часто воспринимается читателем как реально существующий. Мы анализируем поступки вымышленных героев так, словно они совершались на самом деле. Это объясняется тем, что автор «бессознательно, не придавая этому художественного значения, перено сит в создаваемый им мир явления действительност и или представления и понятия своей эпохи». Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

Однако мир художественного произведения является результатом не только отображения, но и активного преобразования действительности, связанного с идеей и целями писателя. Этот внутренний мир представляет собой единое художественной целое, особым образом организованное и обладающее своими собственными законами развития. Восприятие целостной и самобытной «действительности» произведения обеспечивается во многом благодаря таким категориям литературы, как художественное время и художественное пространство.

Следует отметить, что в сфере искусства различают реальное, концептуальное и перцептуальное пространство и время. Концептуальное пространство и время отображают то историческое пространство и время, в котором протекают события, изображенные в книге. Например, в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети» основные события разворачиваются в России летом 1859 года. Перцептульное пространство и время - это прежде всего пространство - время представления и воображения.

«…В рамках перцептуального пространства-времени допустимыми являются такие э ффекты, как растяжение и сжатие временных интервалов, деформации пространственных отношений, которые недопустимы на уровне физического (реального) пространства-времени». Зобов Р.А. Мостепаненко А.М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974. С.20. Следовательно, художественный образ может быть реализован только с помощью перцептуального пространства и времени субъекта, создающего или воспринимающего художественного произведение.

В разных жанрах литературы пространство и время воспроизводятся по-разному. Так, в драматических произведениях художественное время обычно совпадает по протяженности с композиционным временем действия. В эпических и лиро-эпических жанрах они не тождественны.

Говоря о времени в литературе, обычно имеют в виду сюжетное время, то есть время, которое является объектом изображения и которое распознается в силу причинно-следственных связей событий. «События в сюжете предшествует друг другу и следуют друг за другом, встраиваются в сложный ряд, и благодаря этому читатель способе н замечать время в художественном произведении, даже если о времени в нем ничего специально не говорится». Лихачев Д.С. Художественное время словесного произведения // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971. Время может быть динамичным в повествовании о поступках героев, передаче диалогов и статичным в пейзажных, портретных характеристиках, в философских отступлениях автора. Время может течь хронологически безостановочным путем (от начала к концу), а может прерываться, развертываться в обратном направлении в «припоминаниях» героя. Время может определяться краткостью, когда описывается один день из жизни героя, или длительностью, когда оно растягивается на много лет.

В художественном произведении изображается не только сюжетное время, но и собственно авторское время (и пространство). Об этом подробно говорится в монографии Б.Успенского «Поэтика композиции». Успенский Б. Поэтики композиции. СПб., 2000. Автор может не участвовать в действии, и тогда авторское время сосредотачивается в какой-то определенной точке, из которой он ведет повествование (внутренней или внешней). Но авторское время в произведении может развиваться самостоятельно и иметь свою сюжетную линию, как, например, в «Евгении Онегине» А.С.Пушкина.

Писатель создает и определенное пространство, в котором локализовано действие произведения. Это пространство может быть замкнутым, ограниченным рамками одной комнаты (например, в рассказе Л.Андреева «Большой шлем»), и охватывать огромные территория (почти вся Европа в «Войне и мире» Л.Н.Толстого). Пространство может быть топографически конкретным и абстрактным, выходящим за пределы земной планеты; реальным (как в летописи или историческом романе) или воображаемым (как в сказке). Лихачев Д.С. Художественное время словесного произведения // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971.

Важно отметить, что рассматриваемые категории литературы тесно связаны друг с другом. На эту связь еще в 30-е годы 20 века указал М.М.Бахтин. В работе «Эпос и роман» Бахтин называет взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, специальным термином - хронотопом (который буквально означает «времяпространство»). Литературовед подчеркивает неразрывность пространства и времени и определяет время как четвертое измерение пространства. В хронотопе «время…сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории». Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000. По словам Бахтина, именно хронотоп определяет жанровую разновидность и образ человека в литературе.

Необходимо помнить, что изображение и осмысление пространства и времени менялось, как менялись и сами жанры в разные исторические эпохи.

2. Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

В эмпирически данной реальности город представляет собой физическое (географическое) пространство существования человека, преобразованное им самим, а значит, и взаимосвязанное с пространством социальным. Социальное пространство - это пространство общения людей, в котором обнаруживается их конкретное поведение. Конев В.А. Пространственная особенность мира человека // Конев В.А. Социальная философия. Самара, 2006. С. 55. А город, безусловно, влияет на жизнь человека, определяет и организует его бытие.

В окружающей нас действительности пространство города характеризуется локальностью, объемностью, конкретностью, замкнутостью и заполненностью. Эти особенности пространства города могут в той или иной степени отражаться в художественном мире литературного произведения. Они могут и видоизменяться в соответствии с замыслом писателя, его методом и стилем.

Изначально город возникает на Руси как укрепление, крепость, то есть как населенное место, огороженное стеной для защиты от неприятеля. Постепенно город превращается в относительно крупный населенный пункт, торгово-промышленный, административный и культурный центр.

В средневековых летописных сводах, в исторических повестях встречаются упоминания о таких городах Русской земли, как Киев, Новгород, Владимир, Суздаль, Ярославль и другие. В этих произведениях древнерусской литературы города выступают лишь фоном действия, событий, повествующих о жизни и подвигах того или иного князя. Сами же города не индивидуализируются и не несут никакой дополнительной смысловой нагрузки в тексте.

В русской литературе, начиная с 18 столетия, непосредственно создается образ города (что было во многом связано с увеличением его роли в общественной жизни человека). В «Бедной Лизе» Н.М.Карамзина возникает образ «дворянской» Москвы и ее окрестностей, в «Цыганах» А.С.Пушкина - неволя душного города, из которого бежит Алеко.

Под образом города в художественном произведении часто понимается городской пейзаж, обладающий эмоционально-психологической значимостью. Этот урбанистический пейзаж сформировался в реалистическом направлении литературы 19 века (например, в «Мертвых душах» Н.В.Гоголя, в лирике Н.А.Некрасова).

Пейзаж, в том числе городской, в качестве элемента художественного пространства участвует в создании образа хронотопа. Например, в рассказах А.П.Чехова «Ионыч», «Дама с собачкой» описания губернских городков с серыми заборами и запахом жареного лука формируют хронотоп провинции. Литература: Основные термины и понятия // Справочник школьника. М., 2002. С.209.

В русской литературе наиболее яркое отражение городской пейзаж нашел в образе Петербурга, города, который с 1712 по 1918 год был столицей Российской империи.

С момента основания Петербурга начали складываться мифы и легенды об этом городе. С одной стороны, северная столица олицетворяла собой новую Россию, ассоциировалась с культурным, цивилизованным, европейским городом, которым страна может гордиться. С другой стороны, Петербург строился на болоте руками рабочих, которые жили в тяжелых условиях, голодавших, гибнущих тысячами. Город, переполненный иностранцами и спроектированный зарубежными архитекторами, имел нерусский облик. Таким образом, Петербург в сознании народа стал воплощением идеи добра в первом случае и идеи зла во втором.

В.Н.Топоров писал, что «эта двуполюсность Пете рбурга и основанный на ней соте риологический миф («петербургская» идея) наиболее полно и адекватно отражены как раз в Петербургском тексте литературы...» Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С.261. . Текст о Петербурге Топоров относит к числу «сверхнасыщенных реальностей», которые неотделимы от сферы символического.

В литературе 18 века создается образ пышного и парадного города в торжественных одах, похвальных словах и речах (Ф.Прокоповича, М.В.Ломоносова, В.К.Тредиаковского, А.П.Сумарокова). А.С.Пушкин в «Медном всаднике» показывает два облика северной столицы: град Петров во вступлении и город несчастного Евгения в основной части поэмы. Пушкин, по словам Л.Долгополова, «выступает последним певцом светлой, величественной стороны Петербурга и первым представителем письменной литературы, воплотившим в реальных художественных чертах его роковую и трагическую роль в судьбе человека». Долгополов Л. Миф о Петербурге и его преобразования в начале века // Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца 19- начала 20 века. Л., 1985. С.156. В дальнейшем на первый план выдвинулся образ мрачного, призрачного и бездушного Петербурга. В «Петербургских повестях» Н.В.Гоголя, стихотворениях Н.А.Некрасова, романах Ф.М.Достоевского и И.А.Гончарова Петербург становится городом, губительно действующим на человека. В 20 веке «петербургский текст» оформляется и завершается в произведениях А.Белого, А.Блока, А.Ахматовой, О.Мандельштама, Вагинова.

Описание Петербурга в русской литературе не исчерпывается его топографическими, климатическими, этнографически-бытовыми, культурными характеристиками. «Петербургский текст» определяется единством и цельностью смыслов и идей, которые в нем заложены его творцами.

3. Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

Леонид Николаевич Андреев родился в городе Орле. В родительском доме на 2-й Пушкарной улице орловской слободки, населенной беднотой, прошли его детские и юношеские годы. Закончив классическую гимназию, Андреев поступает на юридический факультет Петербургского университета, но продолжает учебу уже в Московском университете. Получив диплом, работает помощником присяжного поверенного и публикуется в газетах, пишет судебные репортажи, фельетоны, очерки.

Литературная деятельность писателя началась, как он сам признавал, в 1898 году, когда был опубликован первый его рассказ «Баргамот и Гараська». В нем отразились живые впечатления Леонида Андреева о губернском городе Орле, а герои рассказа имели реальных прототипов. «Населенная сапожниками, пенькотрепальщиками, кустарями-портными и иных свободных профессий представителями, обладая двумя кабаками, воскресеньями и понедельниками, все свои часы досуга Пушканая посвящала гомерической драке, в которой принимали непосредственное участие жены, растрепанные, простоволосые, растаскивавшие мужей, и маленькие ребятишки, с восторгом взиравшие на отвагу тятек». Андреев Л. Баргамот и Гараська // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. М., 1990. Т.1. С.44.

Андреев почти не выдумывал сюжеты для своих произведений. Он писал «о том немногом, что показала ему жизнь в Орле, Петербурге и Москве, о людях и событиях, объективно не поднимающихся выше и не опускающихся ниже усредненной рутины и скучной повседневности. И во всем этом нужно было увидеть что-то скрытое от других глаз, сказать о привычном особенными, «странными» словами, чтобы заставить читателя заговорить о себе - в ответ». Богданов А. Между стеной и бездной // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. М., 1990. Т.1. С.11.

Образ города явно или отдельными штрихами создается почти во всех ранних рассказах Леонида Андреева. Многие его герои - жители провинциальных городков, Москвы и Петербурга. В описании городов прослеживается как реалистически объективный способ изображения действительности, так и повышенно экспрессивный. В рассказах воспроизводится городской пейзаж, внешний облик городов и жизнь людей в городских квартирах и домах. Внутреннее пространство городских построек может совершенно отгораживать человека от внешнего мира («У окна»), может быть социально иерархичным («В подвале»). В произведениях упоминаются топографически достоверные отличительные особенности городов, например, Воробьевы горы и Третьяковская галерея в «Рассказе о Сергее Петровиче» или набережная Невы рассказа «В тумане». Обычно же город не конкретизируется, характеризуется в общих чертах.

Образ города Леонида Андреева может быть разным. Но это всегда город, тлетворно влияющий на сознание и душу простого человека. Человек ощущает дисгармонию в нем, гибнет в условиях стремительно крепнущей буржуазной цивилизации. В создании образа города отразилась склонность Андреева к восприятию мрачных и трагических сторон жизни.

Подробнее рассмотрим образ города в таких рассказах Леонида Андреева, как «Петька на даче», «В тумане» и «Город».

3.1 «Петька на даче»

Рассказ «Петька на даче» можно совершенно определенно отнести к раннереалистическим произведениям Л.Андреева, пробуждающим гуманное отношение к человеку. Этим человеком в рассказе становится маленький мальчик десяти лет. Ребенок одинокой и бедной кухарки лишен беззаботного детства. Он с раннего возраста был вынужден прислуживать в парикмахерской, где слышал лишь злой окрик - «Мальчик, воды!» и угрозу - «Вот погоди!» . Петьку наказывали за то, что он проливал воду, но он не жаловался. Тяжелое и однообразное существование притупляло чувства в ребенке, физически истощало мальчика и превращало его в апатичного старика. Он все худел, а «около глаз и под носом у него прорезались морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на карлика».

Петька родился и вырос в одном из нищих районов Москвы. Здесь он работал в грязной парикмахерской, невдалеке от которой «находился кварт ал, заполненный домами дешевого разврата». И Петька привыкал к этой грубой и неприглядной жизни человека, где обычным явлением были кражи и грабежи. На улицах города встречал он равнодушные и злые лица грязно одетых людей, видел, как пьяный мужчина избивал пьяную женщину, но никто из сбегавшейся толпы не вступался за нее. Это был город обезличенных, бесприютных, социально обездоленных людей.

Петька не сознательно, а интуитивно не мог принять свою жизнь в качестве нормы. Мальчику казалось, что «все вокруг него не правда, а длинный неприятный сон» , и ему очень хотелось попасть куда-нибудь в другое место. Проблема отчуждения личности представлена в рассказе как врожденное чувство протеста, возникающее у ребенка в условиях давящей повседневности.

Символом другой жизни для Петьки оказалась дача в Царицыно, куда пригласили мальчика господа его матери Надежды. «Он не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стремился».

Петька жил в предельно замкнутом пространстве города. Это пространство было ограничено темной парикмахерской, магазинами, лавками и кабаками, расположенными рядом с ней, а также бульваром с его «опустившимися» жителями. Ежедневные драки и пьянки здесь составляли характерную часть человеческой жизни. Другой жизни ребенок не знал.

За чертой города для Петьки открылся удивительный мир, о существовании которого он и не подозревал. Это был мир полей, равнин, гор, лесов, речек и широкого ясного неба. Это был мир свободы и простора, представший перед глазами мальчика как нечто новое и странное. «В противоположность дикарям минувших веков, терявшимся при переходе из пустыни в город, этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы . Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю».

Городской пейзаж обрисован в темных и печальных тонах: грязная, черная от копоти парикмахерская, серые от пыли деревья, порыжевшая на солнце трава. Петька, живя в этом городе, не мог даже осознать, скучно ему или весело. Он механически выполнял приказы хозяина Осипа Абрамовича или кого-нибудь из подмастерьев.

Красота природы пробудила душу ребенка. Петька словно научился понимать свои ощущения и выражать свои чувства. В восприятии мальчика теперь по небу плывут беленькие радостные облака, а зеленые и светлые полянки с яркими цветами становятся веселыми. Когда же Петьку спрашивали, нравится ли ему жить на даче, он «конфузливо улыбался и отвечал: Хорошо!..»

На даче Петька наконец-то обрел настоящее детство. Он ловил рыбу, купался в пруду, лазал по развалинам дворца, бегал босой, играл в «классики». У Петьки разгладились морщинки на лице, и сам он заметно помолодел на свежем воздухе (и это в десять лет?!).

Но через неделю на дачу пришло письмо «куфарке Надежде», в котором хозяин парикмахерской требовал, чтобы Петька вернулся в город. Когда мальчику сообщили эту страшную новость, он не сразу понял, куда ему нужно ехать. Дача стала для него родным домом, а про город он совсем забыл. Осознав случившееся, Петька не просто заплакал - он закричал. Ребенок в истерике всем своим существом выражал протест и несогласие, ведь так не хотелось терять обретенное счастье и возвращаться в город, где никому нет дела до его страданий.

Петька и его мать приехали на поезде в Москву. «Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу, и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву».

Композиция произведения представляет собой круг: рассказ оканчивается на том же месте, с которого начался. Город не отпускал и преследовал ребенка, как злой рок. И маленький человек Леонида Андреева не смог противостоять этой силе, стоящей выше его. Снова оказавшись в душной парикмахерской, Петька беспрекословно исполнял приказания. И только по ночам с замиранием сердца он вспоминал о даче и рассказывал Николке о том, «чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал».

В рассказе естественная, природная среда, которая дарит внутреннюю свободу, противопоставляется пространству города, замкнутому, сковывающему и порабощающему человека. Подобная антитеза была значимой в творчестве Андреева. Она встречается в таких рассказах писателя, как «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Гостинец», «Город», «Рассказ о Сергее Петровиче».

3.2 «В тумане»

В рассказе Леонида Андреева отображается психическое состояние 17-летнего юноши, обостренно переживающего собственную нравственную ничтожность. Гимназист Павел Рыбаков был близок с продажными женщинами и заболел постыдной болезнью, «о которой нельзя подумать без ужаса и отвращения к себе» . В душе героя происходит борьба двух начал: мечты о светлой любви к чистой и невинной Кате Реймер сосуществуют с неоднократными его «падениями». Павел чувствует себя дурным, погибшим человеком, скрывает болезнь от своей семьи и страдает в одиночестве.

Леонид Андреев раскрывает в произведении явление «распада» буржуазно-интеллигентской среды. Сергей Андреевич, отец Павла, думал, что знает своего сына, ведь он всегда обсуждал с ним многие вопросы жизни серьезно и откровенно, как с взрослым. Но оказалось, что Павел «в каких-то загадочных настроениях, в каких-то омерзительных рисунках…» . Даже в этой относительно благополучной по части воспитания семье одна из острых проблем нравственности - сохранение молодым поколением чистоты не только духовной, но и физической - остается нерешенной.

Л.Андреева интересуют кардинальные проблемы неблагополучия человеческого бытия. Писатель, по убеждению В.Гречнева, говорит о том, что общество не может ответить на важный вопрос: как поступить с тем, что человек издавна живет двойной жизнью - явной, которой он гордится, и тайной, которую презирает и пытается скрыть. Явная жизнь описана в умных и полезных книгах: это музыка, театр, выставки… «И рядом с ней продолжает течь совсем другая жизнь - отвратительно грязная и ци нично бесстыдная, она и вне человека и внутри него, она и отталкивает его своим безобразием и непостижимым образом влечет к себе, о ней не забывает он и на лоне природы, и в сутолоке городских улиц». Гречнев В.Я. Трагедия в повседневности (тип героя, конфликт и своеобразие психологизма в рассказах Л.Андреева) // Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19- начала 20 века. Л., 1979. С.139. Псевдонравственное общество закрывает глаза на эту оборотную сторону цивилизации, не позволяет себе думать о ней.

Павел Рыбаков опускается на дно уличного разврата с переездом в Петербург. Образ столицы раскрывается в рассказе метонимически: через природно-климатическую характеристику города - туман. Туман не столько является деталью городского пейзажа, сколько воссоздает символический план произведения, отражает душевное состояние Павла. Ноябрьский туман окрашивается Андреевым-художником в тревожный темно-желтый цвет. Он покрывает все: улицы, дома каменного города, фигуры прохожих. Туман проникает и в комнату Павла: «все было от него желтое: потолок, стены и измятая подушка», «желтели…тетради и бумаги», «желтело от него и лицо Павла».

В рассказе метафорически сближаются грязный городской туман и «грязная» болезнь главного героя. Они несут в себе смерть. В тумане, который сравнивается с бесформенной желтобрюхой гадиной, гибнут запоздалые болезненно-яркие цветы. Из-за болезни Павел чувствует себя жалким, страшно одиноким, «как прокаженный на своем гноище ». Он решается на самоубийство и убийство проститутки Манечки именно в тот день, когда город с самого рассвета задыхался в желтом тумане.

В Петербурге Павел находится во власти чего-то фатального, не оставляющего никаких надежд на спасение. Здесь его беспощадно преследуют женщины с холодными и наглыми глазами. Когда Павел «спит и бессилен управлять своими чувствами и желаниями, они огненными призраками вырастают из глубин его существа; когда он бодрствует, какая-то страшная сила берет его в свои железные руки и … бросает в грязные объятия грязных женщин».

В экспрессивном описании города заметно влияние на Л.Андреева творчества Ш.Бодлера, Э.По. В сознании Павла город кишит женщинами, «как разложившееся мясо червями» . В этом городе он заболел и из-за болезни ощущает себя «в каких-то зловонных помоях» . Город производит жуткое и неприятное впечатление не только на Павла, но и на читателя: «на мостовой лежала липкая и серая грязь», «воздух неподвижен и тяжел», «по скользким, высоким стенам ползают мокрицы».

Равнодушный город покрыт мутным и холодным туманом. И Павлу непонятным и странным казалось то, «что в этом свинцовом, пахнущем гнилью тумане, продолжает течь какая-то своя, неугомонная и бойкая жизнь…» .

Образ Петербурга рассказа Леонида Андреева «В тумане» продолжает в русской литературе фольклорную традицию, согласно которой Петербург является центром зла и преступления, страдания и смерти.

3.3 «Город»

Наиболее полно и характерно для творчества Леонида Андреева городской пейзаж представлен в рассказе под названием «Город», написанном в 1902 году.

В рассказе говорится о небогатом чиновнике, который чувствует себя абсолютно одиноким среди тысяч людей, живущих в огромном городе. Петров очень боялся этого города, особенно днем, когда улицы полны чужих и незнакомых ему людей. У главного героя не было ни семьи, ни друзей. Не было никого вокруг, кому бы он мог рассказать о своих переживаниях и страхах. В городе «каждый … человек был отдельный мир, со своими законами и целями, со своей особенной радостью и горем, - и каждый был как призрак, который являлся на миг и, неразгаданный, неузнанный исчезал. И чем больше было людей, которые не знали друг друга, тем ужаснее становилось одиночество каждого».

На фоне всеобщего отчуждения Петров все же ищет человеческого общения. Раз в год, на Пасху, он встречает в доме господ Василевских другого несчастного чиновника. Их встречи постепенно перерастают в знакомство. Между ними вроде бы устанавливаются приятельские отношения, где проявляются чувства радости, беспокойства, огорчения. Но душевных бесед не получается, а в немногословных разговорах каждый из них говорит о своем. В конце концов, они даже остаются друг для друга (и для читателей) безымянными: другой чиновник в воспоминаниях Петрова лишь «тот» , сам Петров для «того» - «горбатенький».

С одной стороны, герой Леонида Андреева - рядовой, слабый человек, он принадлежит к безликой массе жителей города. Каждый день Петров ходил на службу, зимой изредка бывал в театре, а летом ездил к знакомым на дачу. Жизнь его текла размеренно и однообразно, как у всех, и «измерялась» сменой времен года.

С другой стороны, писатель выделяет из толпы маленького чиновника, который интуитивно осознает мелкость и обыденность своей личности. В отличие от остальных жителей города Петров задумывается о том, почему он одинок среди множества людей, почему возникают преграды на пути сближения человека с человеком. Непонимание и одиночество приводят Петрова к своеобразному протесту. В пьяном бунте со слезами он кричит: «Все мы люди! Все братья!» . Герой Андреева почти буквально повторяет восклицания Башмачкина из гоголевской повести: «Я брат твой», «Зачем вы меня обижаете?»). Петров протестует под влиянием алкоголя, но выразить свои страдания по-другому он просто не может.

В этом рассказе Андреев продолжает развивать тему «маленького человека» в литературе. Писатель, однако, не акцентирует внимание на невысоком социальном положении чиновника, на притеснениях его со стороны господ. В.А.Мескин справедливо замечает: «трагедия здесь не в том, что индивидуальность отвергает общество, и не в том, что общество отвергает индивидуальность , а в том, что индивидуальности не составляют единого общества». Мескин В.А. Между «двух правд» // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001. С.93-94.

Разобщение людей происходит в границах города. В описании этого города наблюдается тяготение Андреева к гиперболизации. Это и понятно, ведь читатель видит городской пейзаж глазами запуганного Петрова. «Город был многолюден и громаден» - эти характерные особенности повторяются в тексте в разных вариациях несколько раз.

Городской пейзаж конкретизируется в экспрессивно насыщенных описаниях улиц и домов. «Колоссальной тяжестью своих каменных раздутых домов он ‹город› давил землю, на которой стоял, и улицы между домами были узкие, кривые и глубокие, как трещины в скале» . Улицы, «изломанные, задохнувшиеся, замершие в страшной судороге», одушевляются, наделяются способностью быть охваченными паническим страхом, бежать из города в открытое поле. Но, как и Петров, улицы находятся в плену города. Дома же уподобляются обезличенным жителям: «то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича, то окрашенные темной и светлой краской, они с непоколебимой твердостью стояли по сторонам, равнодушно встречали и провожали, теснились густой толпой и впереди и сзади, теряли физиономию и делались похожи один на другой…» .

Леонид Андреев не стремился объективно воссоздать какой-то реальный город в своем произведении, хотя в нем и угадываются черты Петербурга. Для писателя гораздо важнее передать эмоциональное восприятие города его обитателем, показать взаимоотношение субъекта сознания (Петрова) и объекта изображения (города).

Город выступает по отношению к герою как «что-то упорное, непобедимое, равнодушно-жестокое». Петров находится во власти каменного города, чувствует себя «песчинкой среди других песчинок» и задыхается от одиночества.

Город-исполин, созданный когда-то руками человека, оживает, абстрагируется и начинает жить самодостаточной жизнью. Он безжалостно «умерщвляет» своих жителей: Смирновых, Антоновых, Никифоровых. И «маленький человек» Л.Андреева, затерянный в городских меблированных комнатах, обезличивается под влиянием жизни в этом городе. Петров, однако, не смиряется со своим положением и пытается «восстать» против злого рока судьбы, но все заканчивается победой равнодушного города. «Огромный город стал еще больше, и там, где широко расстилалось поле, неудержимо протягиваются новые улицы, и по бокам их толстые, распертые каменные дома грузно давят землю, на которой стоят. И к семи бывшим в городе кладбищам прибавилось новое, восьмое».

Таким образом, город Андреева парадоксален, дисгармоничен. Он не соединяет, а, наоборот, разъединят людей, живущих в нем. Город выступает символом одиночества, символом разобщающего начала. Мистический город губит людей, превращая их в призраков. Он чужд человеку и представляет для него пространство ужаса и духоты. Этот «мертвый» город, захватывающий свободное поле, никому не оставляет надежд на «воскрешение».

Заключение

Мы рассмотрели образ города в ранних рассказах Леонида Андреева на примере произведений, которые Л.Иезуитова относит к рассказам «философского настроения». Именно в них образ города отразился наиболее ярко и полно, здесь он играет значительную роль.

В описании города проявилось трагическое мировосприятие писателя. Город выступает по отношению к герою как враждебное и губительное начало. В пределах городского пространства над человеком независимо от его социального положения в обществе, возраста, жизненного опыта властвует роковая сила, фатальная предопределенность судьбы. И Л.Андреев не видел возможностей преодоления этого зла цивилизации. По мнению писателя, формировавшегося в эпоху религиозного нигилизма и разочарования в материалистических теориях «общественного прогресса», неладно что-то в самых глубинных основах жизни людей.

Библиографический с писок

I. Художественная литература

1.Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

II. Научная и критическая литература

1. Ачатова А.А. Своеобразие жанра рассказа Л.Андреева начала 900-х годов // Проблемы метода и жанра. Томск, 1977. Вып. 5.

2. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.

3. Богданов А. Между стеной и бездной // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

4. Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19-20 века. Л., 1979.

5. Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца 19 - нач.20 века. Л., 1985.

6. Зобов Р.А., Мостепаненко А.М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974.

7. Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л., 1976.

8. Карпов И.П. Слово Леонида Андреева // Андреев Л.Н. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

9. Келдыш В.А. Русский реализм начала 20 века. М., 1975.

10. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М., 1990.

11. Кулова Т.К. Творческие искания Леонида Андреева // Критический реализм 20 в. и модернизм. М., 1967.

12. Левин Ф. Л.Н.Андреев // Андреев Л. Повести и рассказы. Куйбышев, 1981.

13. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

14. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971.

15. Мескин В.А. Между «двух правд» // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

16. Мескин В.А. Художественный метод Леонида Андреева и экспрессионизм // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

17. Михеева Л.Н. С думой о России, о человеке: Страницы творчества А.И.Куприна, И.А.Бунина, Л.Н.Андреева. М., 1992.

18. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

19. Муратова К.Д. Леонид Андреев // История русской литературы. Т.4. Л., 1983.

20. Новикова Т.Н. Поэтика жанра рассказа 80-90-х годов 19 в. в русской критике // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

21. Смирнова Л.А. Творчество Л.Н.Андреева: Проблемы художественного метода и стиля. М., 1986.

22. Соколов А.Г. История русской литературы конца 19 - начала 20 века. М., 1999.

23. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

24. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб., 2000.

25. Шипачева Н.А. «Язык и стиль рассказа Л.Н.Андреева «Город» // Русская речь. 1988. №3.

III. Справочная литература

1. Краткая литературная энциклопедия. В 9-ти томах. Т.9. М., 1971.

2. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Становление творческой индивидуальности Л. Андреева. Богоборческая тематика в рассказах "Иуда Искариот" и "Жизнь Василия Фивейского". Проблемы психологии и смысла жизни в рассказах "Большой шлем", "Жили-были", "Мысль", "Рассказ о Сергее Петровиче".

курсовая работа , добавлен 17.06.2009


Начало литературной деятельности Л.Н. Андреева. Ранние рассказы "Петька на даче", "Ангелочек". Рассказы "Жизнь Василия Фивейского" и "Красный смех", их место в развитии специфического художественного метода и стиля писателя. Идейные поиски в годы реакции.

презентация , добавлен 17.04.2013


Личность и творческая судьба писателя Л.Н. Андреева. Понятие заглавия, персонажа, пространства и времени в произведениях. Анализ рассказов "Иуда Искариот", "Елезар", "Бен-Товит". Различия и сходство между андреевскими рассказами и евангельскими текстами.

дипломная работа , добавлен 13.03.2011


Двойственность образа Петербурга в литературе XIX века. Петербург как воплощение антигуманной государственности. Петербургские "проклятые вопросы" в творчестве писателей-шестидесятников. Тема Петра Первого. Семантика скульптуры царя в пространстве города.

курсовая работа , добавлен 14.12.2013


Краткая летопись жизненного и творческого пути Л.Н. Андреева. Вхождение в большую литературу и расцвет творческой карьеры. Художественное своеобразие "Рассказа о семи повешенных" Л.Н. Андреева. Проблема борьбы добра со злом. Вопрос о жизни и смерти.

курсовая работа , добавлен 20.05.2014


Автобиографическое начало произведений, образ города в мировой литературе XX века. Джеймс Джойс и общая картина мира в произведении "Улисс" ("больной книги больного века"). Гюнтер Грасс: воплощение противоречий современной эпохи в "Жестяном барабане"

курсовая работа , добавлен 03.03.2010


Обзор категорий Добра и Зла в русской культуре. Жизнеописание Нежданова - главного героя романа И.С. Тургенева "Новь". Образ Иуды в произведении Леонида Андреева "Иуда Искариот". Особенности сюжета о Христе и Антихристе. Жизнеописание князя Святополка.

реферат , добавлен 28.07.2009


Поселения в окрестностях Аткарска. Определение понятия "образ". Стихотворения Ю.П. Анненкова, в которых встречается образ города Аткарска. Художественная специфика образа населенного пункта. Использование сравнения, эпитета, анафоры и метафоры.

реферат , добавлен 19.01.2011


Объем теоретических понятий "образ", "традиция", "картина мира", "поэтика". Связь "картины мира" и "поэтики" русского футуризма и рок-поэзии. Художественная трактовки образа города в творчестве В.В. Маяковского. Образ города в творчестве Ю. Шевчука.

курсовая работа , добавлен 10.02.2011


Анализ художественных составляющих образа дома в драматургии Николая Коляды. Образ дома в русской фольклорной и литературной традициях. Его модификации в драме. Описания пространства города, где живут герои. Роль интерьера и предметной детали в пьесах.

Андреев "Губернатор" - сочинение "Сочинение по рассказу Андреева «Губернатор»"

В начале 1906 года в социал-демократическом журнале «Правда» был напечатан рассказ Андреева «Губернатор». Действие рассказа происходит в провинции, но легко угадывается намек на события 9 января в Петербурге. Центральный персонаж произведения повинен в расстреле рабочей демонстрации. Однако автора интересуют не события, а душевное состояние губернатора, казнящего себя внутренним судом. Мучительный самоанализ доводит его до того, что он сам отправляется навстречу смерти, на пули террористов.

Прогрессивная критика (Горький, Луначарский), высоко в общем оценивая рассказ, отмечала в нем нарочитость некоторых ситуаций (сон губернатора наяву), абстрактно-гуманистическое сострадание к виновнику гибели рабочих, слащавость (образ гимназистки). Трудно, однако, согласиться с теми критиками, которые в слащавом письме гимназистки усматривают «авторское сочувствие к раскаявшемуся грешнику».

Есть в рассказе и мотив осознания губернатором неотвратимости возмездия, не случайно произведение заканчивается символическим образом «грозного Закона-Мстителя». Это, пожалуй, основное в рассказе, хотя и выражено расплывчато и смутно. Тема возмездия царским жандармам нашла отражение во многих произведениях как русской, так и украинской литературы, и рассказ «Губернатор» занимает в этом отношении одно из заметных мест. Некоторые исследователи считают, что он в какой-то степени явился толчком к созданию этюда М. Коцюбинского «Неизвестный». Бросается в глаза общность не только темы, но и художественных приемов: раскрытие психологии человека перед казнью. Однако эти произведения и очень существенно отличаются одно от другого: у Андреева показаны переживания губернатора, приговоренного террористами к расстрелу, у Коцюбинского — исповедь террориста накануне убийства царского сановника.

Вряд ли стоит, однако, так резко противопоставлять рассказ Андреева и этюд Коцюбинского, как это делает, к примеру, П. Колесник. Ведь если Неизвестный, убивая губернатора, выполнил волю народа, то и персонаж рассказа Андреева осужден на смерть народом. Самыми беспощадными судьями губернатора были люди наиболее трудной жизни — женщины, жены и матери рабочих с самой нищей улицы Канатной: «Быть может, именно в женской голове зародилась мысль о том, что губернатор должен быть убит».

Решение темы у Андреева и Коцюбинского различно, но оба писателя нередко прибегали к сходным приемам. В «Губернаторе» и в таких произведениях Коцюбинского, как Неизвестный», «220», «Смех», есть элементы символизма и экспрессионизма. Не всегда мы найдем в них четкую мотивировку поступков. Писатели прибегают к условным приемам, показывая резкие, внешне не мотивированные изменения в сознании героя. Так, пан Чубинский («Смех» Коцюбинского), присмотревшись к служанке Варваре, вдруг понял ее трудную жизнь и оправдал её ненависть к хозяевам. Так и андреевский губернатор вдруг признал, что стрелять в голодных не является государственной необходимостью. И все же, при некотором сходстве творческой манеры, рассказы Коцюбинского полемичны по отношению к андреевским, ибо в них прежде всего подчеркнута идея справедливой мести народа, тогда как для Андреева в первую очередь важен психологический момент, переживания человека вообще, вне его социальных связей.

ная традиция в историко-литературном процессе: Межвузовский сборник научных трудов. - Л.: Наука, 1988. - 276 с.

19. Саблина Н.П. «Не слышатели забытливы слова, но творцы». Органическое православие русской поэзии // Христианство и русская литература. Сб. 3. - СПб.: Наука, 1999. - С. 3-25.

20. Степун Федор. Историософское и политическое миросозерцание Александра Блока // Степун Федор. Встречи. - М.: «Аграф», 1988. -С. 142-156.

21. Сувчинский П. Типы творчества (Памяти Блока) // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли: Сб. трудов евразийцев. - М.: «Беловодье», 1997. - С. 309-329.

22. Троицкий В.Ю. Духовность слова. - М.: ИТРК, 2001. - 184 с.

23. Федотов Г.П. На поле Куликовом // Лит. учеба. - 1989. - №>4. - С. 133-142.

24. Финал «Двенадцати» - взгляд из 2000 // Знамя. - 2000. - №>11. - С. 190-206.

25. Флоренский П. О Блоке // Лит. учеба. -1990. - №6. - С. 93-104.

26. Ханзен-ЛевеА. Русский символизм: система поэтических мотивов: ранний символизм. -СПб., 1999.

27. Цветаева М.И. Поэты с историей и поэты без истории // Цветаева М. Соч.: В 2 т. - М.: Художественная литература,1995. - Т. 2. - С. 430-443.

28. ЮркевичД.П. Сердце и его значение в жизни человека по учению Слова Божия // Б.Н. Тарасов. Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе. - М.: «Кругъ», 2008. - С. 528-565.

УДК 882 (Андреев Л.)

Н.А. Бондарева ГЛАВНАЯ ТЕМА ТВОРЧЕСТВА ЛЕОНИДА АНДРЕЕВА

Статья посвящена проблеме взаимодействия человека с миром и с самим собой, что позволяет назвать главную тему произведений Леонида Андреева.

Ключевые слова: человек, душа, одиночество, город, страх, апокалипсис.

Леонид Андреев - один из самых обсуждаемых писателей русской литературы. начала XX века. Его творчество - реакция на неспокойное, «смутное» время, «страшные годы» России. Произведения Л. Андреева вобрали в себя дух эпохи. Не случайно главным героем произведений Л. Андреева становится ужаснувшийся абсурдности жизни и отчаявшийся человек.

Осуществляя поиск сущностных основ бытия, стремясь охватить жизнь во всех её проявлениях, Леонид Андреев выдвигает на передний план человека. Центр и цель всего - человек, причём как субъект, а не как часть системы мира. В произведениях Андреева перед нами просто человек, сильный и трусливый, добрый и низкий - такой, каким создан он творцом вселенной.

На первый взгляд, несколько парадоксальным выглядит обращение Андреева к, казалось бы, традиционно реалистической теме - теме «маленького человека». На самом деле цель такого обращения вполне объяснима: освободить человека от сковывающих его условностей, попытать-

ся за его словами, поступками, жестами разглядеть подлинную душу человека.

В период любых социальных потрясений опасность грозит не какой-либо отдельной культуре или мироощущению, а прежде всего отдельному «Я». Леонид Андреев, в частности, пишет: «Человека, отдельного человека, я стал и больше ценить и больше любить..., но зато к остальным, к большинству, к громаде испытываю чувство величайшей ненависти..» .

«Как в жёсткую скорлупу заключён каждый человек в свою оболочку из тела, платья и жизни. Кто он? - об этом мы только догадываемся...» . Увидеть человека в человеке - вот цель многих рассказов Леонида Андреева. Это и подлинное лицо героини Любы, которое открывается революционеру из «Тьмы»; и богатый внутренний мир другой проститутки, Маши, внезапно раскрывшийся перед Керженцевым («Мысль»); и истинная, человеческая сущность преступника в рассказах «Вор», «Предстояла кража»; это, как оказалось, и достойная понимания мать Вали, когда-то бросившая своего ребёнка

© Н.А. Бондарева, 2009

(«Валя»); это и способность Каблукова разглядеть человека в своём денщике Кукушкине («Из жизни штабс-капитана Каблукова»); опять же проститутки в «Защите», «Христианах», за внешним обликом которых скрывается незащищённая, ранимая душа. И даже в облике Идиота иногда сквозит что-то человеческое («Жизнь Василия Фивейского»).

Попытка разглядеть душу живого человека, очищенную от культурных и социальных влияний, порождала у Андреева повышенный интерес к проявлениям этой души, спонтанным, внезапным, часто совершенно нереальным. В связи с этим тема просветления, пробуждения, воскресения человека приобретает несколько нетрадиционную окраску. В рождественском рассказе «Что видела галка» грабители пытаются убить священника, но, узнав, что тот торопится к больным со «святыми дарами», раскаиваются. Встреча проститутки Любы и революционера во «Тьме» переворачивает жизненное восприятие обоих. В рассказе «Предстояла кража» вор находит на дороге щенка; кража срывается, и он идёт домой. В «Ангелочке» подчёркнуто грубый и неотёсанный Сашка плачет от появления в доме ангелочка, и эти слёзы знаменуют новый этап в отношениях отца и сына, их неожиданно возникшую человеческую общность. Отца Василия Фивейского пробуждения и просветления настигают внезапно, скачками, от «веры в веру» - до полного отчаяния. С подобным мы сталкиваемся в рассказах «Губернатор», «В Сабурове», «Петька на даче», «Праздник», «Молчание» и многих других.

В рассказах «На реке», «Иностранец», «Гостинец», «Кусака», «Алёша-дурачок», «Весной» перегородки, разделяющие людей, падают, и люди находят пути друг к другу. Даже такой трагический персонаж, как отец Василий («Жизнь Василия Фивейского»), приходит к пониманию этой истины: «С каждым часом всё сильнее нарастает в нём чувство неразрывной солидарности с людьми..» .

К.И. Чуковский пишет о творчестве Леонида Андреева: «Принято утверждать, будто все герои Андреева - одиноки., никто не хотел заметить, как много у него слияний, сближений человеческого «я» . Однако если одиночество между людьми преодолимо, то одиночество перед силами мироздания - фатально.

Герои Андреева - одинокие люди. Их одиночество - явление не случайное. Оно - результат

умственного бессилия, неспособности найти ответ на жгучие вопросы жизни, осмыслить причины общественных настроений и найти из всего этого выход. То, что совершается перед ними, кажется им безумием, ужасом, бессмыслицей.

И нет оправдания этой бессмыслице. Нет у этих людей веры в объективный смысл истории человечества, нет уверенности, что жизнь может стать лучше под влиянием планомерного социального строительства. Нет знаний, которые указали бы путь, по которому движется человечество к лучшей жизни и ослаблению природных и социальных катаклизмов. В конце концов, нет веры в загробную жизнь, нет той необходимой каждому человеку силы альтруизма, которая позволяет жить не только сегодняшним днём, но и радостным сознанием лучшего будущего для следующих поколений.

Отсутствие или слабое развитие социальных инстинктов и общественных знаний приводит к тому, что человек сосредоточивает всё своё внимание на неразрешимых проблемах своего бытия, придаёт исключительное значение отвлечённым философским теориям, живёт между страхом жизни и страхом смерти, совершенно изолируясь от других людей, от общих задач и общих обязанностей. Таков путь к полному одиночеству.

Многие герои Андреева боятся жизни, устали от неё, «забиваются в угол» и смотрят на жизнь только издалека, «из окна». «Страшнее жизни ничего нет», - говорит Савва. Герои Андреева глупы, не чтят проповедников, душат друг друга, оскорбляют правду, дышат злобой и ненавистью. Спасение от этой жизни, раз невозможно чудо изменения её - это уход от жизни. В рассказе «В подвале» Хижняков спасается от жизни в одиночестве, в своём подвальном углу. Пьяницы из «Жизни человека» отсиживаются от жизни в грязном кабаке. Лучше ужасы кабацкой жизни, чем сама жизнь. Бессмысленна, ужасна, жестока, жизнь, нет ей оправдания и нет выхода в единении с людьми, образующими бесконечный поток жизни. Бессмысленна жизнь не только потому, что люди осквернили её, но и потому, что сам человек не видит смысла жизни, его собственная жизнь нелепа.

Отсюда естественное отрицание города, как места скопления людей, как центра, где совершается непонятная для героев Андреева бессмыслица, где стремительный поток вечно спешащих людей несётся к смерти в каменных берегах, об-

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2009

разуемых домами, где так много людей и, несмотря на это так одиноко чувствует себя отдельно взятый человек.

Герой рассказа «Город» Петров боялся города, особенно днём, когда улицы полны народа. Гуляя по улицам, он чувствовал, что толща каменных домов отделяет его от широкого свободного поля, где легко дышит под солнцем свободная земля, и далеко видит человеческий глаз.

Город рисуется Андрееву в своём многолю-дии как нечто непобедимое и равнодушно жестокое. Он давит землю тяжестью своих огромных многоэтажных домов, а боковые улицы, узкие и кривые, словно охвачены паническим страхом и пытаются убежать от центра в открытое поле, но не могут найти дорогу и путаются, и клубятся как змеи и перерезают друг друга и в безнадёжном отчаянии устремляются назад.

Людей в городе много. Каждый человек - отдельный мир со своими законами и целями, со своими радостью и горем, но все они как-то похожи друг на друга. На всех в праздник одинаковые фраки, все шаблонны в своих привычках. Андреева смущает и эта шаблонность, и одиночество человека. В «Проклятии зверя» он пишет: «Я боюсь города. я люблю пустынное море и лес. Моя душа мягка и податлива; и всегда она принимает образ того места, где живёт, образ того, что слышит она и видит. В большом городе она точно сжимается в комок, протягивается как серый коридор между глухих каменных стен... Дверей много, а выхода нет, так кажется моей душе, когда попадает она в город, где в каменных клетках живут городские люди. Потому что все эти двери - обман. Когда откроешь одну, за ней стоит другая; а когда откроешь эту, за ней ещё и ещё; и сколько бы ни шёл ты по городу, везде ты увидишь двери и обманутых людей, которые входят и выходят» .

Традиционно реалистическая тема «маленького человека» приобретает иную окраску у Леонида Андреева. Человек - беспомощное существо перед лицом зловещих сил, бесконечно одинокое и страдающее.

В «Большом шлеме» Андреева внешний мир для игроков в карты просто не существует. Карты оживают, в них сконцентрирована жизнь играющих, для которых мистические комбинации карт -это своеобразный уход от действительности. В «Жизни Василия Фивейского»: «.среди людей он был одинок, словно планета среди планет» , в «Смехе»: «И как он был далёк от меня, этот мир! И как одинок я был под этой маской!» , в рассказах «Мысль», «Город», «Вор», «Ложь», «Молчание» между человеком и миром - пропасть.

Беспомощность, униженность «маленького человека» у Леонида Андреева подчёркиваются внешними характеристиками персонажей. Отец Василий, например, «... был сух голосом, мямлил.», был «запуганным», и над ним «за глаза насмехались». У Алёши-дурачка из одноимённого рассказа «жалкая, просящая улыбка», «мольба, полная тоски и муки», «странная походка», «тоскливая безропотность и глубокая, животная покорность судьбе». Батюшка из «Неосторожности» стоит растерянный, смятый; голова его бессильно мотается, и пыльные морщинки на бледном лице темнеют бессмысленно кротко и жалко.

Необходимо отметить пристальное внимание Леонида Андреева ко всему, что связано с нравственным потрясением: присутствие или отсутствие страха, преодоление его. В центре его рассказов - страх смерти и страх жизни, а она не менее ужасна, чем смерть. «Маленький человек» испытывает панический ужас перед мирозданием. Андреев пишет: «И, объятый пустотой и мраком, безнадёжно трепетал Человек перед ужасом Бесконечного» .

В «Воре» Андреева Федор Юрасов превращается в «комок смятения и страха». В «Проклятии зверя» передано смятение героя перед лабиринтами города, перед необходимостью быть частицей этого мира. Заурядный Сергей Петрович испытывает страх перед жизнью, которая представляется ему «мертвенно-печальной пустыней» («Рассказ о Сергее Петровиче»).

Ключевой образ андреевских произведений -Апокалипсис, человечество, сбившееся с пути. В «Красном смехе» персонажи, например, «.не знают, куда они идут,. зачем это солнце, они ничего не знают» . «Рушится мир» -трижды повторяется в финале «Жизни Василия Фивейского»: «Небо охвачено огнём. В нём клубятся и дико мечутся разорванные тучи и всею гигантскою массою своею падают на потрясённую землю - в самых основах своих рушится мир. И оттуда, из огненного клубящегося хаоса, несётся громоподобный хохот, и треск, и крики дикого веселья» .

Таким образом, можно сделать вывод, что человек для Леонида Андреева интересен как

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2009

субъект, а не как часть общественной системы. Человек для него - носитель «идеала свободы», принимающего разные формы.

Библиографический список

1. Андреев Л.Н. Собрание сочинений. В 6 т. -М.: Худож. лит., 1990-1995. (В тексте статьи ссылки на это издание даны с указанием тома и страницы).

2. Андреев Л.Н. S.O.S.: Дневник (1914-1919); Письма (1917-1919); Статьи и интервью (1919); Воспоминания современников (1918-1919) / Под ред. Р Дэвиса и Б. Хеллмана. - М.; Спб.: АШепеит; Феникс, 1994.

3. Реквием. Сб. памяти Леонида Андреева. -М.: Федерация, 1930.

4. Чуковский К.И. Л. Андреев большой и маленький. - СПб, 1911.

УДК 811.161.1 "42:821-1

Р.Н. Бутов ENJAMBEMENT КАК ФЕНОМЕН РИТМИКИ И ГРАФИКИ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА (к вопросу уточнения классификации)

В статье рассматривается явление, наиболее чётко отличающее поэзию от прозы, - стихотворный перенос. На основе анализа произведений известных русских поэтов предлагается новая классификация переносов.

Стихотворный перенос - явление, наиболее ярко отличающее стихи от прозы и совмещающее в себе два аспекта: структурный и семантический.

С одной стороны, маркируя сильную позицию конца / начала строки, ещатЬетеШ: членит поэтический текст на соизмеримые отрезки. Поскольку «обычным является положение дел, при котором границы строк и синтаксических единиц совпадают» , перенос является ярким примером нарушения этого обычного положения дел и едва ли не единственным признаком, отличающим стих от прозы. «Сегментация речевого потока на стихотворные ряды - единственный абсолютный признак, отличающий стихотворную речь от нестихотворной. Если проза имеет лишь один - синтаксический - принцип членения речевого потока, то в стихе их два - синтаксический и собственно стиховой, - причём ведущим является членение на стихотворные строки, совпадающие или не совпадающие с синтаксической сегментацией» .

А с другой, перенос на следующую строку части синтаксического целого (слога, слова, синтагмы или предложения) - невозможный в прозе - подчиняется не только структурным требованиям поэтического метра, но и законам выражаемого в данном стихотворении уникального смысла. Как известно, перенос выполняет функ-

цию тема-рематического членения предложения, поскольку вызван «несовпадением заканчивающей строку постоянной ритмической паузы с паузой смысловой (выделено нами. - Р.Б.) (синтаксической)» . В рамках этой общей функции ещатЬетей служит для осуществления специфических функций, индивидуальных у каждого автора (например, автометаописательной и др. у И. Бродского).

Перенос давно известен в европейской поэзии. Однако теоретическое осмысление и описание этого явления, на наш взгляд, ещё явно недостаточно. Есть несколько определений и классификаций переноса, которые дополняют друг друга.

В «Поэтическом словаре» А. Квятковского (1966) перенос определяется следующим образом: «Перенос - (франц. ещатЬетеШ, от ещатЬег - перешагнуть, перескочить) - несовпадение интонационно-фразового членения в стихе с метрическим членением, причем фраза (или часть ее, составляющая цельное синтаксическое сочетание), начатая в одном стихе, переносится в следующий стих. Существуют три типа переноса: строчной, строфический и слоговой» . В строчном ещатЬетеШе А. Квятковский выделяет четыре наиболее распространённые формы переноса фразы: а) фраза, заполняющая почти целиком первую строку, заканчивается в начале следующей; б) краткая фраза, начинаю-

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2009