"Ванина Ванини (Vanina Vanini)"

ИТАЛЬЯНСКИЯ ХРОНИКИ:

Виттория Аккорамбони.- Ченчи.- Герцогиня Пальяно.- Ванина Ванини.- Сан-Франческо-а-Рипа.

ВАНИНА ВАНИНИ,

Подробности о последней венте карбонариев, открытой в Папской Области.

В весенний вечер 182* весь Рим был в движении. Герцог Б***, знаменитый банкир, давал бал в своем новом дворце на Венецианской площади. Все, что могли произвести наилучшего искусства Италии, роскошь Парижа и Лондона, было собрано для украшения этого дворца. Стечение народа было громадно. Белокурые и гордые красавицы благородной Англии удостоили бал своим присутствием и являлись во множестве. Самые первые римские красавицы оспаривали у них первенство красоты. В залу вошла, идя под руку со своим отцом, молодая девушка римлянка, судя по блеску глаз и цвету волос. Все взгляды обратились на нее. Особенная гордость виднелась в каждом её движении.

Иностранцы, входя, поражались великолепием этого бала. "Праздники, даваемые королям Европы, не могут сравняться с этим", говорили они.

У королей нет дворцов римской архитектуры: они обязаны приглашать своих придворных дам, герцог-же Б*** принимает только хорошеньких женщин. В этот вечер ему особенно посчастливилось; мужчины были ослеплены. Надо было решить вопрос: кто самая красивая из всех этих замечательных женщин. Выбор сделан был не сразу: произошло некоторое колебание. Наконец, царицей бала была провозглашена княжна Ванина Ванини, молодая девушка с черными волосами и огненными глазами. В ту-же минуту иностранцы и молодые римляне собрались в той зале, где она была.

Ея отец, князь, дон-Асдрубал Ванини, пожелал, чтобы она сначала протанцовала с двумя или тремя германскими монархами. Затем, она приняла приглашение нескольких англичан, очень красивых и очень знатных; их принужденный тон надоел ей. Очевидно, ей гораздо приятнее было мучить молодого Ливио Савелли, повидимому, очень влюбленного в нее. Это был самый блестящий молодой человек в Риме и, к тому-же, князь; но если-бы ему дали прочесть роман, то он, не дойдя и до двадцатой страницы, бросил-бы его, говоря, что от него у него только голова болит. В глазах Ванины это было важным недостатком.

Около полуночи на балу распространилась новость, которая произвела большое впечатление. Из крепости св. Ангела убежал, при помощи переодеванья молодой карбонарий. Дойдя до последней тюремной стражи, он, с самой необузданной удалью, напал со шпагою на солдат, по сам был ранен и сбиры выслеживают его по улицам по следам его крови и надо надеяться, что поймают его.

В то время, как рассказывали эту историю, дон-Ливио Савелли, ослепленный прелестями и успехами Ванины, с которой только-что танцовал, говорил ей, провожая ее на место:

Но, Бога ради, скажите, кто-бы мог вам нравиться?

Этот молодой карбонарий, который только-что спасся, отвечала Ванина; но крайней мере, он сделал что-нибудь более, чем то, что дал себе труд родиться.

Князь дон-Асдрубал подошел к своей дочери. Это был богатый человек, который уже лет двадцать, как не рассчитывался с своим управляющими, дающим ему на высокие проценты его-же собственные доходы. Если вы его встретите на улице, то непременно примете за старого комедианта; вы и не заметите, что его пальцы украшены несколькими кольцами с очень большими бриллиантами. Два его сына поступили в орден иезуитов и умерли сумасшедшими. Он их позабыл; но ему очень неприятно, что его единственная дочь Ванина не хочет выходить замуж. Ей уже девятнадцать лет, а она отказала самым блестящим партиям. Какая этому причина? Та-же самая, которая заставила Силлу отречься: её презрение к римлянам.

На другой день бала Ванина заметила, что отец ея, беспечнейший из людей и никогда не державший ключа в руках, с большим вниманием запирал дверь маленькой лестницы, ведущей в комнаты третьяго этажа. Окна этих комнат выходили.на террасу, обсаженную апельсиновыми деревьями. Ванина отправилась делать визиты; возвращаясь, она должна была въехать в задний двор, так как главные ворота дворца были загромождены приготовлениями к иллюминации. Ванина подняла глаза и с удивлением увидела, что окно одной из комнат, запертых её отцом с такою тщательностью, было открыто. Она поспешила удалить свою компаньонку; поднялась в людские комнаты дворца и, наконец, нашла маленькое решетчатое окно, выходящее на террасу. Открытое окно, замеченное ею, было в двух шагах. Конечно, эта комната была обитаема, но кем? На другой день Ванине удалось достать ключ маленькой двери, выходящей на ту-же террасу.

На цыпочках подошла она к все еще открытому окну. Занавеска помогла ей укрыться. В глубине комнаты стояла кровать и кто-то лежал на ней. Первым её движением было удалиться, но она заметила женское платье, брошенное на стул. Пристальнее вглядываясь в особу, лежавшую на кровати, она увидала, что она, была белокура и очень молода, Ванина более не сомневалась, что это женщина. Платье, валявшееся на стуле, было окровавлено; кровь виднелась и на башмаках женщины. Незнакомка сделала движение; Ванина увидала, что она ранена. Большое полотенцо, запачканное кровью, покрывало её грудь; это полотенцо было прикреплено, только лентами; уже конечно, не рука хирурга делала эту перевязку. Ванина заметила, что отец её ежедневно запирался в своих комнатах около четырех часов и поднимался к незнакомке; через несколько минут он спускался и в карете ехал к графине Виттелески. Как только он уезжал, Ванина взбегала на террасу, с которой могла видеть незнакомку. Ея чувствительность была сильно возбуждена в пользу этой молодой женщины, повидимому, такой несчастной; она старалась отгадать, что могло с нею случиться. Окровавленное платье, лежащее на стуле, было, повидимому, проколото шпагой. Ванина могла сосчитать все дыры.

Однажды, она яснее увидала незнакомку; её голубые глаза были обращены к небу; она точно молилась. Вскоре слезы наполнили её чудные глаза; молодая княжна едва удержалась, чтобы не заговорить с нею. На другой день Ванина осмелилась спрятаться на террасе до прихода своего отца. Она видела, как дон-Асдрубал входил к незнакомке; он нес маленькую корзину с провизией. Князь был, очевидно, в большом беспокойстве; он сказал только несколько слов и прошел так тихо, что хотя балконная дверь и была открыта, но Ванина ничего не могла рассчитать. Он вскоре-же и ушел.

У этой женщины, должно быть, очень страшные враги, если отец мой, всегда такой беспечный, не смеет никому довериться и дает себе труд подниматься ежедневно по ста двадцати ступеням.

Однажды вечером, когда Ванина осторожно просовывала голову к окну незнакомки, она встретилась с нею глазами и все было открыто. Ванина упала на колени и вскрикнула:

Я люблю вас, я предана вам.

Незнакомка сделала ей знак войти.

Как должна я перед вами извиняться! воскликнула Ванина, о как мое глупое любопытство должно казаться оскорбительным! Клянусь; что я сохраню вашу тайну и.если вы того потребуете, никогда более не вернусь к вам;

Кто бы мог не чувствовать себя счастливым, видя вас? сказала незнакомка. Вы живете в этом дворце?

Конечно, отвечала Ваншга. Но я вижу, что вы меня не знаете. Я Ванина, дочь дон-Асдрубала.

Незнакомка с удивлением посмотрела на нее, очень покраснела и прибавила:

Осчастливьте меня надеждой, что я буду вас видеть каждый день, но я желала-бы; чтобы князь не знал о ваших посещениях.

Сердце Ванины сильно билось; манеры незнакомки ей казались полными достоинства. Эта бедная женщина, вероятно, оскорбила какого-нибудь могущественного человека; быть может, в минуту ревности, сна убила своего любовника? Ванина не могла допустить обыкновенной причины её несчастия. Незнакомка сказала ей, что была ранена в плечо и что рана доходит до груди и очень ее мучит. Часто рот её наполняется кровью.

Ну вас нет хирурга? воскликнула Ванина.

Вы знаете, что в Риме хирурги обязаны доносить полиции о всех ранах, которые они лечат. Князь так добр, что сам перевязывает мне раны.

Незнакомка с большей грацией избегала говорить о своем приключении. Ванина полюбила ее до безумия. Однако, она очень удивилась, когда, посреди самого серьезного разговора, незнакомка едва удержалась от внезапного желания смеяться.

Я была-бы счастлива узнать ваше имя, сказала Ванина.

Меня зовут Клементиной.

И так, милая Клементина, завтра в пять часов я приду к вам.

На другой день Ванина нашла своего нового друга в очень дурном состоянии.

Я хочу привести к вам хирурга, сказала она, обвиняя ее.

Я соглашусь лучше умереть. Неужели я захочу скомпрометировать моих благодетелей?

Хирург епископа Савелли-Катанцара, губернатора Рима, сын одного из наших слуг, с живостию возразила Ванина; он нам предан и по своему положению никого не боится. Отец не отдает достаточной справедливости его верности; я пошлю за ним.

Я не хочу хирурга! вскричала незнакомка с живостию, удивившею Ванину. Навещайте меня, и если Богу угодно будет призвать меня к себе, я умру счастдивая на ваших руках.

На другой день незнакомке было еще хуже.

Если вы меня любите, сказала Ванина уходя, вы позовете хирурга.

Если он явится, то мое счастие исчезнет.

Я пошли за вин, возразила Вапина.

Не сказав вы слова, незнакомка взяла ее за руку и покрыла ее поцелуями. Оно долго молчали; у незнакомки на глазах были слезы. Наконец, она выпустила руку Ванины и сказала взволнованным голосом, точно шла на смерть:

Я должна сделать вам призвание. Третьяго дня я солгала, сказав, что меня зовут Клементиной; я несчастный карбонарий...

Удивленная Ванина отодвинула свой стул и вскоре встала.

Я чувствую, продолжал карбонарий, что это признание заставит меня потерять единственное счастие, которое привязывает меня к жизни; но обманывать вас не достойно меня. Меня зовут Пьетро Мисирилли; мне девятнадцать лет; мой отец бедный хирург в Сант-Анжело-ин-Вадо, а я - карбонарии. Нашу венту открыли; меня вели в цепях от Романьи до Рима. Брошенный в тюрьму, день и ночь освещенную лампой, я провел там тринадцать месяцев. Одна великодушная душа вздумала помочь мне бежать. Меня одели женщиной. Выходя из тюрьмы и проходя мимо стражи: у последних дверей, один из солдат произнес проклятие карбонариям; я дал ему пощечину. Уверяю вас, что это не была пустая бравада, но рассеянность. После этой неосторожности, преследуемый ночью по улицам Рима, раненый, теряя силы, я вбежал в дом, двери которого были открыты; слышу, что солдаты поднимаются за мною, прыгаю в сад и падаю к ногам прогуливающейся женщины.

Графиня Виттелески! друг моего отца, сказала Ванина.

Как! она вам сказала? вскричал Мисирилли. Как бы то ни было, но эта дама, имя которой не должно быть никогда произносимо, спасла мне жизнь. Когда солдаты, входили к ней, чтобы схватить меня, ваш отец через другие ворота увозил меня в своей карете. Я чувствую себя очень худо; уже несколько дней этот удар шпагой в грудь мешает мне дышать. Я умру в отчаянии, потому что более не увижу вас.

Ванина слушала с нетерпением, она поспешно вышла: в её прекрасных глазах Мисирилли не нашел ни капли жалости, но только одну оскорбленную гордость.

К ночи явился хирург; он был один. Мисирилля был в отчаянии; он боялся, что более не увидит Ванины. Он обратился к хирургу с несколькими вопросами; тот пустил ему кровь и ничего не ответил. Тоже молчание и в следующие дни. Глаза Пьетро не отрывались от окна террасы, в которое Ванина всегда входила; он был очень несчастлив. Раз, около полуночи, ему кто-то показался в темноте террасы: была-ли то Ванина?

Ванина приходила каждую ночь и смотрела в окно на молодого карбонария.

Если я заговорю с ним, говорила она себе, я пропала! Нет, я не должна более его видеть.

Приняв это решение, ей невольно вспомнилась дружба, которую она почувствовала к этому молодому человеку, когда имела глупость принимать его за женщину. После столь приятных отношений, приходилось его забыты В самые свои благоразумные минуты Ванина пугалась перемене, происшедшей в её мыслях. С тех пор как Мисирилли назвал себя, все предметы, о которых она привыкла размышлять, как будто покрылись туманом, и показывались только в отдалении.

Не прошло и недели, как Ванина, бледная и трепещущая, вошла с хирургом в комнату карбонария. Она пришла сказать ему, что надо уговорить князя заменить себя слугою. Она оставалась не более десяти секунд, но несколько дней спустя, опять пришла по человеколюбию. Однажды вечером, хотя Мисирилли было гораздо лучше и Ванине уже нечего было бояться за его жизнь, она осмелилась придти одна. Увидя ее, Мисирилли был на верху блаженства, но постарался скрыть свою любовь; ему больше всего хотелось сохранить достоинство, приличное мужчине. Ванина вошла к нему с краскою стыда на лице и с боязнью объяснения в любви; дружба, благородная и преданная, но далеко не нежная, с которой он ее встретил, несколько разочаровала ее. Она вскоре ушла и он не подумал удержать ее.

Через несколько дней она вернулась и нашла туже сдержанность, те же уверения в преданности, уважении и вечной благодарности. Вовсе не желая сдерживать восторгов молодого человека, Ванина спрашивала себя, неужели она любит одна? Это молодая девушка, до тех пор столь гордая, с горечью почувствовала всю глубину своего безумия. Она притворялась веселой и даже холодной, приходила менее часто, но не могла заставить себя прекратить посещения.

Мисирилли, пылая любовью, но не забывая своего темного происхождения и своих обязанностей относительно самого себя, дал себе слово не говорить Ванине о любви, если только она не навестит его впродолжении восьми дней. Гордость молодой княжны уступала шаг за шагом.

Ну, что-же! - сказала она себе,- если я его вижу, то это для меня самой, ради удовольствия, которое он мне доставляет, и никогда я ему не признаюсь в чувстве, которое он внушает мне.

Она делала долгие визиты Мисирилли, который разговаривал с нею точно в присутствии двадцати человек. Однажды она весь день чувствовала к нему одну ненависть и решила быть к нему еще строже и холоднее обыкновенного, а вечером призналась, что любит его. Вскоре ей уже нечего было ему отказывать.

Не смотря на все свое безумие, Ванина была совершенно счастлива. Мисирилли больше не заботился о том, что он считал достоинством мужчины; он любил, как любят в первый раз в девятнадцать лет, да еще и в Италии. Тонкая деликатность его любви страсти дошла до того, что он признался этой гордой княжне, каким способом заставил ее полюбить себя. Он удивлялся избытку своего счастия. Четыре месяца пролетели совсем незаметно. Наконец, хирург выпустил своего больного на свободу. Что я буду делать? думал Мисирилли; скрываться у одной из прелестнейших женщин Рима? А подлые тираны, державшие меня тринадцать месяцев без солнечного света, подумают, что они сломили меня! Италия, ты действительно несчастна, если твои сыны покидают тебя из-за таких пустяков! Ванина не сомневалась, что самым большим счастием для Пьетро была жизнь подле нея; он казался слишком счастливым; но одно слово генерала Бонапарте горько раздавалось в ушах молодого человека и влияло на его отношения к женщинам. В 1796 году, когда генерал Бонапарте уезжал из Брешии, провожавший его муниципалитет сказал ему, что брешианцы любят свободу более всех других итальянцев.

Да,- отвечал он,- она любят говорить о ней своим любовницам.

Мисирилли сказал Ванине с некоторым беспокойством:

Как только наступит ночь, мне надо уйти.

Постарайся вернуться до восхода солнца; я буду ждать тебя.

При восходе солнца я буду за несколько миль от Рима.

Прекрасно,- сказала холодно Ванина,- а куда вы отправитесь?

В Романью, чтобы отмстить за себя.

Так как я богата,- возразила Ванина весьма спокойно,- то надеюсь, что вы возьмете от меня оружие и деньги.

Несколько минут Мисирилли не отрывал от неё глаз, потом, бросившись к ней, сказал:

Жизнь моя, ты заставляешь меня забывать все, даже мой долг. Но чем твое сердце благороднее, тем более ты должна меня понимать.

Ванина много плакала, и они решили, что он оставит Рим только после завтра.,

Пьетро,- сказала, она ему на другой день,- вы часто мне говорили, что человек известный, римский князь, например, могущий располагать большими деньгами, мог бы оказать большие услуги делу свободы, когда Австрия будет вовлечена в большую войну, далеко от нас.

Конечно,- сказал удивленный Пьетро.

Итак, у вас есть теперь мужество, мне не достает только важного положения: я предлагаю вам свою руку и двести тысяч ливров годового дохода. Я берусь получить согласие отца.

Пьетро упал к её ногам; Ванина сияла от радости.

Я люблю вас страстно,- отвечал он;- но я бедный слуга родины; чем Италия несчастнее, тем вернее я должен служить ей: чтобы получить согласие Дон Асдрубала, мне целые годы придется играть весьма печальную роль. Ванина, я отказываюсь от тебя.

Мисирилли поторопился связать себя этими словами. Мужество чуть не изменило ему.

Все мое несчастие в том,- воскликнул он,- что я люблю тебя более жизни; что уехать из Рима для меня самая худшая мука. О! отчего Италия еще не освободилась от варваров! С какою радостью я отправился-бы в Америку.

Ванина точно застыла. Этот отказ от её руки поразил её гордость; но вскоре она бросилась в объятия Мисирилли.

Никогда ты не казался мне так мил,- воскликнула она;- да, мой маленький деревенский хирург, я твоя на всю жизнь. Ты также велик, как наши древние римляне.

Все мысли о будущем, все неприятные возражения здравого смысла исчезли; это была минута совершеннейшей любви, Когда сделалось возможно говорить разумно, Ванина сказала:

Я буду в Романьи почти в одно время с тобою. Я заставлю себе прописать ванны в Поретто. Я остановлюсь в нашем замке в Сан-Николо, близ Фирли...

Там я буду жить вместе с тобою,- воскликнул Мисирилли.

Отныне я должна на все отважиться,- сказала Ванина со вздохом.- Я погублю себя для тебя, но это пустяки... Будешь-ли ты любить девушку погибшую?

Не жена-ли ты моя,- воскликнул Мисирилли,- и жена на века обожаемая? Я сумею тебя любить и защитить.

Ванина должна была ехать на бал. Едва она оставила Мисирилли, как он начал находить свое поведение варварским,

Что такое родина? - говорил он себе.- Это не живое существо, которому мы обязаны благодарностью за благодеяния, существо несчастное, могущее проклинать нас, если мы не выполним своего обязательства. Родина и свобода - это точно мой плащ, это вещь для меня необходимая, которую, правда, я должен купить, если не получил ее в наследство от своего отца; но, наконец, я люблю родину и свободу потому, что оне обе полезны мне. Если оне не нужны мне как плащ в мае или августе, для чего же покупать их, да еще по такой дорогой цене? Ванина так прекрасна! ум её такой необыкновенный! Все будут стараться ей понравиться; она забудет меня. У какой женщины был только один любовник? Эти римские князья, которых я презираю как граждан, имеют столько преимуществ предо мною! Как они должны быть любезны! О! если я уеду, она забудет меня и я ее навсегда потеряю.

Ночью Ванина пришла к нему, он рассказал ей о своих сомнениях, о том, как любовь к ней заставляла его разбирать слово родина. Ванина была очень счастлива.

Если ему непременно придется выбрать между родиной и мною, то я буду иметь преимущество, сказала она себе.

На часах соседней церкви пробило три часа, наступали минуты последнего прощания. Пьетро вырвался из объятий своего друга. Он уже спускался по маленькой лестнице, когда Ванина, глотая слезы, сказала ему с улыбкой:

Если-бы за тобою ухаживала бедная деревенская девушка, неужели ты-бы не отблагодарил ее? Не постарался-ли бы ты заплатить ей? Будущее неверно, ты уходишь к твоим врагам: подари мне три дня из благодарности, точно я - бедная женщина и ты хочешь заплатить мне за мои заботы о тебе.

Мисирилли остался. Наконец он уехал из Рима. Он явился в свою семью с паспортом, купленным в иностранном посольстве. Это была большая радость; его считали мертвым. Друзья захотели отпраздновать его возвращение убийством одного или двух карабинеров (так называют жандармов в папской области).

Не станем без нужды убивать итальянца, умеющего обращаться с оружием,- сказал Мисирилли;- наша родина не остров, как счастливая Англия; мы нуждаемся в солдатах для отражения вмешательства европейских государей.

Несколько времени спустя, Мисирилли, настигнутый карабинерами, убил двоих теми пистолетами, который дала ему Ванина. Голову его оценили.

Ванина не показывалась в Романьи; Мисирилли считал себя забытым. Самолюбие его было затронуто, он начал думать о разнице в происхождении, отделявшей его от его возлюбленной. В минуту грусти и сожаления о прошедшем счастии, он вздумал возвратиться в Рим и узнать, что делает Ванина. Эта безумная мысль едва не одержала верх над тем, что он считал своим долгом, когда однажды, вечером, он услыхал как колокол одной из горных церквей прозвонил Angelus особенным образом, точно звонарь был рассеян. Это был сигнал к собранию венты карбонариев, к которой Мисирилли присоединился по возвращении в Романью. В ту-же ночь все соединились в уединенной хижинке в лесу. Два отшельника, опоенные опиумом, не заметили, на что служила их маленькая хижинка. Мисирилли пришел в очень грустном настроении; ему объявили, что начальник венты арестован и он, двадцатилетний юноша, должен быть избран главою венты, членами которой были люди лет пятидесяти, уже участвовавшие в заговорах после экспедиции Мюрата в 1815 году. При такой неожиданной чести, сердце Пьетро сильно забилось. Оставшись один, он решил более не думать о молодой римлянке, его позабывшей и все свои мысли посвятить долгу освободить Италию от варваров (Liberar l"Italia de"barbari, слова Петрарки в 1350 году, повторенные папою Юлием II, Макиавелем и графом Альфьери.).

Два дня спустя, Мисирилли увидал в отчете о прибывших и выбывших, подаваемом ему, как главе венты, что княжна Ванина прибыла в свой замок Сан-Николо. Известие это его более смутило, чем обрадовало. Напрасно думал он, что его верность родине укрепится, если он не пойдет в тот-же вечер в Сан-Николо; мысль, что он обижает Ванину, помешала ему должным образом исполнить свою обязанность. Он увидал ее на другой день; она его любила по прежнему.

Ея отец, желавший выдать ее замуж, помешал ей выехать ранее. Она привезла две тысячи секинов. Эта неожиданная помощь чрезвычайно пригодилась Мисирилли в его новом положении.

Заказали шпаги в Корфу, подкупили личного секретаря легата, на обязанности которого лежало преследование карбонариев. Таким образом, получился список священников, служивших шпионами.

Вот тогда-то составился один из менее безумных заговоров, которых было так много в несчастной Италии. Я не войду здесь в неуместные подробности и ограничусь замечанием, что если-бы предприятие увенчалось успехом, то большая часть славы должна была бы достаться Мисирилли. Благодаря ему, по первому сигналу, должно было явиться несколько тысяч инсургентов и с оружием в руках ожидать прибытия высших начальников. Решительная минута приближалась, когда, как это всегда случается, заговор был парализован арестом вождей.

Приехав в Романью, Ванине показалось, что любовь к родине заглушит в её друге всякую другую любовь. Гордость молодой римлянки возмутилась. Напрасно старалась она урезонить себя. Она страшно затосковала, часто проклинала свободу. Однажды, придя в Форли на свидание с Мисирилли, она не могла более сдерживать своего горя, которое до этих пор она из гордости скрывала.

Действительно,- сказала она, - вы меня любите, как муж; мне этого не надо.

Вскоре полились и слезы; но то были слезы стыда за то, что она унизилась до упреков. Мисирилли отвечал на эти слезы, как человек озабоченный. Вдруг Ванине пришла в голову мысль бросить его и возвратиться в Рим! Она находила особенное удовольствие наказывать себя за слабость, заставившую ее говорить. После нескольких минут молчания, она решилась; она была-бы недостойна Мисирилли, если-бы не покинула его. С наслаждением думала она о грустном, удивлении, когда он напрасно будет искать ее подле себя. Вскоре мысль, что она не могла внушить к себе любовь человеку, для которого сделала столько глупостей, глубоко её огорчила. Тогда она прервала молчание и старалась сделать все на свете, чтобы вырвать у него, хотя одно слово любви. Он рассеянно говорил ей очень нежные вещи, но тон этих слов был далеко не так глубок, как когда он говорил о своих политических предприятиях; потом он с горем воскликнул:

Ах! если это дело не удастся, если правительство опять его откроет, я все брошу.

Ванина оцепенела. Уже с час она чувствовала, что видит своего любовника в последний раз. Произнесенные им слова бросили роковой луч в её ум. Она сказала себе:

Карбонарии получили от меня несколько тысяч секинов. В моей преданности заговору нельзя сомневаться.

Она вышла из своей задумчивости только, чтобы сказать Пьетро:

Не придешь-ли ты провести со мною двадцать-четыре часа в Сан-Николо? Ваше собрание этого вечера не нуждается в твоем присутствии. Завтра утром мы можем погулять в СанъНиколо; это успокоит твое волнение и возвратит тебе хладнокровие, в котором ты так нуждаешься при этих важных обстоятельствах.

Пьетро согласился.

Ванина оставила его, чтобы сделать приготовления к отъезду, заперев, по обыкновению, на ключ маленькую комнатку, в которой его спрятала,

Она побежала к одной из своих горничных, отошедшей от нея, чтобы выйдти замуж и завести маленькую лавочку в Форли. Придя к ней, она поспешно написала на полях книги Часов, найденной ею в комнате, точное указание места, где должна была собраться вента в эту-же ночь. Она кончила свой донос словами: "Эта вента состоит из девятнадцати членов; вот их имена и адресы". Написав все совершенно верно и пропустив только имя Мисирилли, она сказала женщине, в которой была совершенно уверена:

Снеси эту книгу к кардиналу-легату; пусть он прочтет, что тут написано, и возвратит ее тебе. Вот тебе десять секинов, если когда-нибудь легат выдаст тебя, ты умрешь; но ты спасешь мне жизнь, если дашь ему прочесть эту страницу.

Все произошло превосходно. Легат так струсил, что вел себя далеко не как важный сановник. Он позволил простой женщине, желавшей говорить с ним, явиться к нему в маске, но с условием, чтобы руки её были связаны.

В таком положении торговку ввели к сановнику, которого она нашла спрятавшимся за огромный стол, покрытый зеленым сукном.

Легат прочел страницу книги Часов, держа ее очень далеко от себя, боясь; какого-нибудь тонкого яда. Он отдал книгу торговке, не приказав следовать за нею. Не прошло и сорока минут после того, как Ванини вернулась к Мисирилли, когда она увидала возвращение своей прежней служанки; теперь она полагала, что он всецело принадлежит одной ей. Она сказала ему, что в городе необыкновенное движение; отряды карабинеров показываются на улицах, где их прежде никогда не видали.

Если ты хочешь мне верить, то мы сейчас же поедем в Сан-Николо.

Мисирилли согласился. Они дошли пешком до кареты княжны, которая ожидала их в полумиле от города, вместе с компаньонкой, её молчаливой и щедро оплачиваемой: поверенной.

Приехав в замок Сан-Николо, Ванина, смущенная своей странной выходкой, сделалась еще нежнее к своему любовнику. Но её уверения в любви казались ей теперь лживыми. Накануне, во время измены, она забыла об угрызениях совести. Сжимая любовника в своих объятиях, она говорила себе:

Есть слово, которое стоить только произнести, и он сейчас же возненавидит меня.

Ночью один из слуг Ванины внезапно вошел в её комнату. Это был карбонарий, чего она и не подозревала. У Мисирилли были, значит, тайны от нея, даже до этих подробностей. Она затрепетала. Этот человек пришел уведомить Мисирилли, что в Форли, ночью, дома девятнадцати карбонариев были оцеплены и они сами арестованы в то время, как возвращались с венты. Хотя и застигнутые врасплох, девятеро спаслись. Карабинерам удалось десятерых свести в темницу крепости. Входя в нее, один из них бросился в глубокий ров и убился.

Ванина потеряла всякое самообладание; к счастью, Пьетро этого не заметил; он бы мог прочесть преступление в её глазах...

В настоящую минуту,- прибавил слуга,- гарнизон Форли составляет цепь по всем улицам. Каждый солдат стоит так близко к своему соседу, что может говорить с ним. Жители имеют право переходить с одной стороны улицы на другую только там, где стоят офицеры.

Когда оне ушел, Пьетро на минуту задумался.

В настоящую минуту делать нечего,- сказал он, наконец.

Ванина задыхалась; взгляды Мисирилли заставляли ее дрожать.

Что с вами? - спросил он ее.

И сейчас же задумался о другом, перестав смотреть на нее. Около полудня, она осмелилась сказать ему:

Вот еще одна вента открыта; я полагаю, что некоторое время вы будете покойны?

Очень покоен,- отвечал Мисирилли с такой улыбкой, что она содрогнулась.

Она пошла сделать необходимый визит священнику деревни Сан-Николо, быть может, шпиону иезуитов. Возвратясь домой к обеду в семь часов, она нашла маленькую комнату своего любовника пустою.

Вне себя, она бежит искать его по всему дому; его нигде нет. В отчаянии, она возвращается в ту-же комнатку и тут только видит следующую записку:

"Я иду отдаться в руки легату; я отчаяваюсь в нашем деле; небо против нас. Кто нам изменил? вероятно, подлец, бросившийся в ров. Так как жизнь моя бесполезна для несчастной Италии, то я не хочу, чтобы мои товарищи, видя меня одного на свободе, подумали, что я их предал. Прощайте; если вы меня любите, то отомстите за меня. Погубите, уничтожьте подлеца, изменившего нам, хотя-бы это был мой отец".

Ванина опустилась на стул, почти потеряв сознание и только чувствуя самое ужасное отчаяние. Она не могла произнести ни слова, глаза её были сухи и жгучи.

Наконец она упала на колени:

Великий Боже! - воскликнула она,- получи мой обет; да, я накажу негодяя-изменника, но прежде надо освободить Пьетро.

Час спустя она была уже по дороге к Риму. Отец давно просил ее вернуться. Во время её отсутствия он устроил её брак с князем Ливио Савелли. Едва Ванина приехала, как он с трепетом начал говорить о нем. К его удивлению, она с первых же слов согласилась. В тот же вечер у графини Виттелески отец почти оффициально представил ей Дон-Ливио; она много с ним говорила. Это был самый блестящий молодой человек, владевший самыми лучшими лошадьми; не; смотря на весь свой ум, эта был человек такого легкого характера, что он совсем не был подозрителен правительству. Ванина подумала, что вскружив ему сначала голову, она может сделать из него полезного агента. Так как он был племянник епископа Савелли-Катанцара, губернатора Рима и министра полиции, то шпионы не осмелятся следить за ним.

Через несколько дней, впродолжении которых она была очень любезна с Дон-Ливио, Ванина объявила ему, что он никогда не может быть её мужем, так как по её мнению, он был очень легкомыслен.

Если-бы вы не были ребенком,- сказала ему она,- агенты вашего дяди не имели-бы от вас тайн. Например, что думают сделать с карбонариями, недавно арестованными в Форли?

Два дня спустя Дон-Ливио пришел ей сказать, что все карбонарии, задержанные в Форли, убежали. Она остановила на нем свои большие черные глаза с улыбкой глубочайшего презрения и не удостоила сказать с ним ни одного слова впродолжении целаго вечера. Через день, Дон-Ливио краснея, сознался ей, что был обманут.

Но,- продолжал он,- я достал ключ от кабинета моего дяди; из найденных там бумаг я узнал, что конгрегация (или коммисия), составленная из самых уважаемых кардиналов или прелатов, собирается в величайшей тайне и рассуждает о том, судить-ли карбонариев в Равенне или Риме. Девять карбонариев, арестованных в Форли, и их глава, какой-то Мисирилли, имевший глупость сам отдаться, содержатся в настоящую минуту в замке Сан-Лео (Подле Римини в Романьи. В этом замке погиб знаменитый Каллиостро; в народе говорят, что он был задушен.).

При слове глупость, Ванина из всех сил ущипнула князя.

Я хочу сама,- сказала она,- видеть оффициальные бумаги и войдти в кабинет вашего дяди; вы не так прочли.

При этих словах Ливио затрепетал; Ванина требовала от него почти невозможнаго; но странный гений этой молодой девушки увеличивал его любовь.

Через несколько дней, Ванина, переодетая в мужчину и в красивой ливрее дома Савелли, могла провести полчаса посреди самых секретных бумаг министерства полиции. У ней вырвался жест величайшей радости, когда она открыла ежедневный рапорт преступника Пьетро Мисирилли. Руки её дрожали, держа эту бумагу. Перечитывая это имя, ей едва не сделалось дурно.

Выйдя из дворца римского губернатора, Ванина позволила Дон-Ливио поцеловать себя.

Вы хорошо выходите из испытаний, которым я хочу вас подвергнуть,- сказала она.

После этих слов, молодой князь готов был поджечь Ватикан, чтобы понравиться Ванине. В этот вечер был бал у французского посланника. Она много танцовала и почти все с ним одним.

Дон-Ливио был опьянен от счастия, надо было не допустить его до рассуждений.

Мой отец бывает иногда странен,- сказала ему, однажды, Ванина; - сегодня утром он прогнал своих двух лакеев, которые приходили ко мне жаловаться. Один просил меня поместить его у вашего дяди, римского губернатора; другой, бывший артиллерийским солдатом при французах, хотел-бы попасть в замок Святого Ангела.

Я беру их обоих к себе,- с живостию сказал князь.

Разве я об этом вас прошу? - гордо возразила Ванина. - Я вам передала в точности просьбу этих бедных людей; они должны получить, что просили, и ничего другаго.

Ничто не могло быть труднее. Епископа Катанцара всего менее можно было назвать человеком легкомысленным: он принимал на свою службу только людей, хорошо ему известных. Ванина, терзаемая угрызениями, была глубока несчастна, хотя вела жизнь, повидимому, полную удовольствий. Медленность хода событий ее убивала. Управляющий её отца достал ей денег. Должна ли была она бежать из родительского дома и ехать в Романью попытаться помочь бежать своему любовнику? Как ни была безумна эта мысль, она едва не привела ее в исполнение, когда случай над ней сжалился.

Дон-Ливио сказал ей:

Десять карбонариев венты Мисирилли будут переведены в Рим, но только после приговора, и будут казнены в Романьи. Вот, чего добился мой дядя сегодня вечером. Вы и я одни только знаем эту тайну. Довольны-ли вы?

Вы становитесь мужчиной,- отвечала Ванина;- подарите мне ваш портрет.

Накануне дня, когда Мисирилли должен был приехать в Рим, Ванина нашла предлог отправиться в Чита-Кастеллана. В тюрьме этого города должны были ночевать карбонарии, отправляемые из Романьи в Рим. Она видела Мисирилли утром, когда он выходил из тюрьмы: он сидел один в тележке и был скован. Он ей показался очень бледен, но далеко не упавшим духом. Старая женщина бросила ему букет фиалок; Мисирилли поблагодарил ее улыбкой!

Ванина видела своего любовника, все её мысли, казалось, обновились; у неё явилось новое мужество. Уже давно она доставила важное повышение аббату Кари, главному священнику замка св. Ангела, где должен был быть заключен её любовник; она выбрала этого доброго священника себе в исповедники. В Риме далеко не маловажная вещь быть исповедником княгини, племянницы губернатора.

Процесс форлиских карбонариев длился не долго. Крайняя партия, желая отомстить за их перевод в Рим, которому она никак не могла помешать, назначила в коммисию, которая должна была их судить самых честолюбивых прелатов. Председателем её был министр полиции.

Закон против карбонариев ясен: арестованные в Форли не могла иметь никакой надежды; тем не менее, они всеми способами защищали свою жизнь. Не только судьи присудили их к смерти, но многие из них настаивали на самых ужасных муках. Министр полиции, уже не нуждавшийся в повышении (это места оставляют только для кардинальской шляпы), вовсе не хотел истязаний: веред тем, чтобы подать приговор папе, он заменил смертную казнь несколькими годами тюремного заключения для всех осужденных, кроме одного Пьетро Мисирилли. Министр видел в нем опасного фанатика и, к тому-же, он уже был приговорен к смерти за убийство двух карабинеров, о котором мы уже говорили. Ванина узнала приговор и замену несколько минут после того, как министр вышел от папы.

На другой день, епископ Катанцара воротясь в свой дворец около полуночи, не нашел своего лакея; очень этому удивясь, он позвонил несколько раз; наконец явился старый глупый лакей; раздосадованный министр принялся сам раздеваться. Он запер свою дверь на ключ; в комнате, было очень жарко: он снял свое платье и бросил его на стул. Платье, слишком сильно брошенное, перелетело через стул, ударилось в кисейную занавеску окна и обрисовало форму человека. Министр бросился к кровати и схватил пистолет. Когда он возвращался к окну, к нему подошел молодой человек, одетый в его ливрею и с пистолетом в руке. При виде его, министр поднес пистолет к глазу и стал прицеливаться. Молодой человек смеясь сказал ему:

Ну, что-же, ваше святейшество, вы не узнаете Ванину Ванини?

Что означает эта глупая шутка? - возразил епископ в бешенстве.

Будем рассуждать хладнокровно сказала молодая девушка.- Во-первых, ваш пистолет не заряжен.

Удивленный министр, проверив её слова, вынул кинжал из жилетного кармана.

Ванина сказала ему кокетливо повелительным тоном:

Сядем, ваше преосвященство.

И она покойно уселась на диван.

Вы, по крайней мере, одне?- спросил министр.

Совершенно одна, клянусь вам! вскричала Ванина.

В чем министр не замедлил удостовериться; он обошел кругом комнату и заглянул всюду; затем уселся на стул в трех шагах от Ванины.

Что мне за выгода,- начала Ванина кротко и спокойно,- убивать человека умеренного, которого, вероятно, заменил-бы кто-нибудь слабый, с горячей головой, способный погубить и себя, и других.

Что вам угодно, сударыня? - сказал с досадой министр.- Эта сцена мне не нравится и не должна продолжаться.

То, что я сейчас прибавлю,- возразила Ванина надменно, вдруг позабыв свою прежнюю любезность,- важнее для вас, чем для меня. Хотят, чтобы жизнь карбонария Мисирилли была спасена; если он будет казнен, вы не переживете его и неделю. Я не имею никакого интереса во всем этом; шалость, в которой вы меня упрекаете, я сделала, во-первых, для того, чтобы позабавиться, а, во-вторых, чтобы услужить одной из моих приятельниц. Я хотела,- продолжала Ванина с прежнею любезностью,- я хотела быть полезной умному человеку, который вскоре будет моим дядей и должен, повидимому, высоко поднять благополучие своего дома.

Министр перестал сердиться: красота Ванины, конечно, помогла этой быстрой перемене. В Риме всем была хорошо известна любовь епископа Катанцара к хорошеньким женщинам, а Ванина была прелестна в ливрее дома Савелли, в шелковых чулках, хорошо обтянутых, красной куртке, небесно-голубом фраке с серебряными галунами и с пистолетом в руке.

Моя будущая племянница,- сказал министр, почти смеясь,- вы делаете большую глупость и, вероятно, не последнюю.

Надеюсь, что лицо столь мудрое,- отвечала Ванина,- не выдаст моей тайны, в особенности дону-Ливио; но чтобы связать вас, мой дорогой дядя, я подарю вам свой поцелуй, если вы пообещаете жизнь протеже моей подруги.

Продолжая разговор тем-же полу-шутливым тоном, которым римские женщины умеют вести самые важные дела, Ванина придала этому визиту, начатому с пистолетом в руке, окраску визита, сделанного молодой княгиней Савелли, своему дяде, губернатору Ряма.

Вскоре епископ Катанцара, не смотря на высокомерие, с которым не допустил запугать себя, уже рассказывал своей племяннице все затруднения, которые он встретил, чтобы спасти жизнь Мисирилли. Разговаривая министр ходил с Ваниной по комнате; он взял графин с лимонадом, стоявший на камине, и налил его в хрустальный стакан. Он уже готовился поднести напиток к губам, как Ванина взяла его и, подержав некоторое время, уронила в сад, точно по рассеянности. Минуту спустя, министр взял из бомбоньерки шеколадную конфетку; Ванина отняла ее и сказала смеясь:

Берегитесь же, у вас все отравлено; ведь, хотели вашей смерти. Это я выпросила прощение моему будущему дяде, чтобы войти в семью Савелли не с совсем пустыми руками.

Епископ Катанцара очень удивился, поблагодарил свою будущую племянницу и подал большие надежды на жизнь Мисирилли.

Наша сделка окончена! - вскричала Ванина,- в доказательство этого вот и моя награда,- сказала она обнимая его.

Министр принял благодарность.

Знайте, моя дорогая Ванина, что я не люблю крови. К тому же я еще молод, хотя и кажусь вам старым, и могу еще жить в такое время, когда кровь, пролитая теперь, сделается пятном впоследствии.

Пробило два часа, когда епископ Катанцара проводил Ванину до маленькой двери своего сада.

На другой день, когда министр явился к папе, весьма смущенный тем, что ему предстояло сделать, его святейшество сказал ему:

Прежде всего, у меня к вам просьба. Есть один из Форлиских карбонариев, который приговорен к смерти; эта мысль мешает мне спать: надо спасти этого человека.

Министр, видя, что папа на его стороне, сделал несколько возражений и кончил тем, что написал декрет или motu proprio, который папа против обыкновения подписал.

Ванина думала, что если и удастся получить прощение своего любовника, то его отравят. Еще накануне, Мисирилли получил от аббата Кари, своего исповедника, несколько пакетов с морскими сухарями и с советом не дотрогиваться до казенного кушанья.

Ванина, узнав, что Форлиских карбонариев опять хотят перевести в замок Сан-Лео, хотела попытаться увидать Мисирилли при его проезде через Чита-Кастеллана и приехала в этот город за сутки до заключенных; она нашла там аббата Кари, опередившего ее на несколько дней. Он добился от сторожа, чтобы Мисирилли позволено было прослушать обедню в полночь, в тюремной церкви. Этого мало: им обещали, что если Мисирилли согласится позволить связать себе руки и ноги цепью, то сторож отойдет к дверям часовни, чтобы только видеть преступника, за которого он отвечает, но не быть в состоянии слышать того, что он будет говорить.

День, в который должна была решаться судьба Ванины, наконец, наступил. С утра она заперлась в тюремной часовне. Кто бы мог рассказать мысли, волновавшие ее в течении этого длинного дня? Достаточно-ли любил ее Мисирилли, чтобы простить ей? Она донесла на его венту, но она спасла ему жизнь Когда в этой измученной душе брал верх рассудок, она надеялась, что он согласится бежать с нею из Италии. Если она и грешила, то от избытка любви. Когда пробило четыре часа, она услыхала вдали, на мостовой, топот лошадей карабинеров. Шум каждого шага отдавался в её сердце. Вскоре она расслышала грохот телег заключенных. Оне остановились на маленькой площади перед тюрьмой; она увидала, как два карабинера подняли Мисирилли; он был один в телеге и до такой степени обвешен железом, что не мог двигаться. По крайней мере он жив, сказала она со слезами на глазах; они еще не отравили его! Этот вечер был ужасен; лампа над алтарем, для которой сторож жалел масла, повешенная очень высоко, одна освещала эту темную часовню. Глаза Ванины бродили по могилам нескольких важных сановников средних веков, умерших в соседней тюрьме. Их статуи имели свирепый вид.

Всякий шум давно стих. Ванина была погружена в свои черные думы. Вскоре после того, как пробило полночь, ей послышался легкий шум, как бы от полета летучей мыши. Она хотела идти и почти без чувств упала на решетку алтаря. В туже минуту, подле неё очутились две тени, хотя она не слышала их шагов. Это были сторож и Мисирилли, до такой степени покрытый цепями, что его точно спеленали.

Сторож открыл фонарь, поставил его на решетку подле Ванины так, чтобы ему хорошо видеть своего узника. Наконец, он отошел в глубину, к дверям. Едва успел он отойти, как Ванина бросилась на шею Мисирилли. Сжимая его в объятиях, она чувствовала только его цепи холодные и заостренные. Кто наложил на него эти цепи? думала она. Ей не доставляло никакого удовольствия обнимать своего любовника. К этому горю присоединилось еще другое, более жгучее; ей показалось, что Мисирилли знал об её преступлении, до такой степени он был холоден.

Дорогой друг,- сказал он наконец,- я сожалею о вашей любви ко мне; напрасно я стараюсь объяснить себе, как я мог вам понравиться. Поверьте мне, вернемся к чувствам более христианским, забудем прежния заблуждения; я не могу вам принадлежать. Постоянное несчастие, преследовавшее все мои предприятия, происходить, быть-может, от смертного греха, в котором я постоянно находился. Даже, еслиб внимать только советам людского благоразумия, то отчего я не был арестован с моими друзьями в ту роковую ночь в Форли? Отчего в минуту опасности меня не было на моем посту? Отчего мое отсутствие могло допустить самые ужасные подозрения? У меня была другая страсть, кроме свободы Италии.

Ванина не могла придти в себя от удивления, видя такую перемену в Мисирилли. Хотя он не особенно похудел, но имел на вид не менее тридцати лет. Ванина приписала эту перемену дурному обращению в тюрьме и расплакалась.

О! - сказала она,- сторожа так обещали мне хорошо с тобой обходиться.

Дело в том, что с приближением смерти, все религиозные принципы, могущие согласоваться с страстью к освобождению Италии, снова воскресли в сердце молодого карбонария. Мало по малу Ванина увидала, что удивительная перемена, замеченная ею в её любовнике, была чисто нравственная, а вовсе не следствие дурного обхождения. Ея горе, казавшееся ей чрезмерным, сделалось еще больше. Мисирилли молчал, Ванина, казалось, готова была задохнуться от рыданий. Он прибавил несколько взволнованным голосом:

Если я любил кого нибудь на земле, то это вас, Ванина; но, благодаря Бога, у меня одна цель в жизни: я умру или в тюрьме, или стараясь освободить Италию.

Последовало новое молчание; очевидно Ванина не могла говорить; она напрасно старалась заставить себя сказать что нибудь.

Мисирилли прибавил:

Долг жесток, друг мой, но еслибы не трудно было исполнять его, то в чем же бы состоял героизм? Дайте мне слово, что вы не будете стараться увидаться со мною.

На сколько позволяла ему цепь он сделал маленькое движение рукой и протянул пальцы Ванине.

Если вы позволите дать вам совет человеку, который был вам дорог, выходите замуж за достойного человека, выбранного для вас вашим отцом. Не делайте ему никакого неприятного признания, но, с другой стороны, никогда не старайтесь увидаться со мной; будем отныне чужды друг для друга. Вы дали значительную сумму на освобождение родины; если она когда-нибудь освободится от своих тиранов, она вам все сполна возвратит из национального имущества.

Ванина была подавлена. Говоря с нею, глаза Пьетро загорелись только при слове родина.

Наконец, гордость пришла ей на помощь; она запаслась алмазами и маленькими плитками золота. Не отвечая Мисирилли, она предложила их ему.

Я принимаю по обязанности,- сказал он,- потому что я должен стараться бежать; но я никогда вас не увижу, клянусь вашими новыми благодеяниями. Прощайте, Ванина; обещайте мне никогда не писать, никогда не стараться увидаться со мной; оставьте меня всего моей родине, я умер для вас; прощайте.

Нет,- возразила рассерженная Ванина,- я хочу, чтобы ты знал, что я сделала, руководимая любовью к тебе.

Тогда она рассказала ему все свои поступки с той минуты, как Мисирилли ушел из замка Сан-Николо, чтобы отдаться в руки легата. Кончив этот рассказ, Ванина прибавила:

Это все ничего не значит: я сделала еще более из любви к тебе.

Тогда она рассказала ему о своей измене.

А, чудовище! - вскричал взбешенный Пьетро, бросаясь на нее и стараясь убить ее своими цепями.

Ему это удалось-бы, еслибы при первых криках не прибежал сторож. Он схватил Мисирилли.

Вот тебе, чудовище, я не хочу ничем быть тебе обязанным,- сказал Мисирилли Ванине, бросая ей, на сколько позволяли цепи, драгоценности; и он поспешно удалился.

Ванина была совсем уничтожена. Она вернулась в Рим: и газеты объявляют об её замужестве с князем дон-Ливио Савелли.

Стендаль - Ванина Ванини (Vanina Vanini) , читать текст

См. также Стендаль (Stendhal) - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Виттория Аккорамбони, герцогиня ди Браччано (Vittoria Accoramboni)
Текст издания В. В. Чуйко ВИТТОРИЯ АККОРАМБОНИ, герцогиня Браччиано. К...

Герцогиня Паллиано (La Duchesse de Palliano)
Текст издания В. В. Чуйко ГЕРЦОГИНЯ ПАЛЛИАНО. Палермо, 22 июля 1832 г....

В 20-е гг. Стендаль создает не-сколько произведений, свидетель-ствующих о стремительном разви-тии реалистического дарования писателя. Среди них особое место занимает новелла «Ванина Ванини», написанная в 1829 г. Героем этой новеллы стал заговорщик-карбонарий — один из тех, кого пи-сателю не раз доводилось встречать в свою бытность в Италии. Это страстный рассказ о любви и смер-ти, о долге и личном счастье.

Сын деревенского лекаря Пьетро Миссирилли — борец за освобождение своей родины от чужеземных захватчиков. Это цельная, чистая, бескомпромиссная и героическая личность.

Ванина Ванини — девушка из богатой аристокра-тической семьи, образованная и обладающая сильным характером. Она смела, энергична, своенравна и умна.

Стендаля всегда привлекали сильные и цельные характеры. Исключительность Пьетро и Ванины, их одержимость и страсть внешне сближают героев писателя с героями произведений романтиков. Так-же необычайны и романтичны обстоятельства, при которых встречаются герои Стендаля. Ванина само-отверженно ухаживает за раненым Пьетро, бежав-шим из заключения в женской одежде. Молодые люди влюбляются друг в друга, и Ванина свято верит, что никто и ничто не может помешать их счастью. Ванина не в состоянии оценить величие тех жертв, на которые способен пойти Пьетро ради освобождения родины. Она достаточно проницатель-на и хорошо понимает обреченность борьбы карбо-нариев. Готовая на любые жертвы ради любимого человека, она всем существом протестует против бессмысленной, с ее точки зрения, жертвы Пьетро. Так счастье двух любящих друг друга людей, по-раз-ному понимающих смысл жизни, трагически обре-чено. Поэтому их встреча изначально предвещает роковую развязку. Материал с сайта

Возникающие психологическая и политическая коллизии являются наиболее драматическими момен-тами повествования Стендаля. Однако, в отличие от романтиков, писатель фокусирует внимание читате-лей на решающем значении той среды, в которой выросли его герои. Стендаль показывает, какая не-преодолимая стена возникает между ними на почве разного социального происхождения и разного соци-ального представления о долге, чести и родине. До-стоверные психологические подробности четко опре-деляют поведение героев. Надеясь вернуть любимого, отнятого у нее заговором патриотов и сознательно обрекаемого себя на смерть, Ванина не колеблясь, без тени смущения идет на предательство во имя любви. И терпит нравственное поражение. Любовь Пьетро к Ванине оборачивается жгучей ненавистью.

Композиционно четкая, захватывающая остротой сюжета, трагически героическая новелла Стендаля «Ванина Ванини» является одной из признанных вершин французской новеллистики XIX в.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• стендаль ваніна ваніні аналіз
• ф. стендаля. «ванина ванини».анализ новеллы
• Ванина Ванини смысл
• нравы и эпоха в новелле ванина ванини
• ванина ванини герои

Интерес Стендаля к сильным несгибаемым личностям, в чьих душах происходит конфликт между "красным" и "черным", выразился и в его произведениях на итальянскую тему. Параллельно с "Красным и черным", в конце 20-х годов Стендаль обратился к художественному воплощению темы "итальянской страсти". К тому времени им уже были написаны книги "История живописи в Италии", “Прогулки по Риму”. Уже здесь Стендаль высказывает свои наблюдения над итальянским характером - наблюдения, складывающиеся в целую систему. Но это все была проза мемуарного, культурно-исторического и публицистического характера. В 1829 г. Стендаль дает первый художественный эскиз итальянского характера в замечательной новелле "Ванина Ванини".

Эта новелла - почти единичное в своем роде произведение по динамике характеров и сюжетов. В ней как будто в каждой строке аккумулирована необычная, огромная энергия взрывчатой силы. Здесь до предела энергично и страстно все - и характер героев, и развитие событий, и построение фраз. Все это с огромным ускорением стремится к развязке, и, конечно же, развязка эта - взрыв. Два равносильных и страстных характера противостоят здесь друг другу, но страсти, владеющие ими, различны по своей направленности.

Юноша-простолюдин Пьетро Миссирилли - человек, главная страсть которого - любовь к угнетенной родине, следовательно, страсть гражданская. Он руководитель тайного общества карбонариев - борцов за освобождение Италии от австрийского владычества.

Девушка - Ванина Ванини - аристократка, дочь одного из знатнейших патрициев Италии. Случай свел ее с Пьетро, и она его полюбила. Но полюбила так же бескомпромиссно, как Миссирилли любит родину. Эти две итальянские страсти столкнулись, и ни одна из них не уступит. Когда Миссирилли оказывается перед необходимостью выбирать между любовью к Ванине и любовью к Родине, он, не колеблясь, выбирает второе. Когда Ванина оказывается перед необходимостью выбирать между велением любви и велением гражданского долга, она, не колеблясь, выбирает первое. Она с полным сознанием своего права выдает карбонариев властям, надеясь, что теперь Пьетро будет безраздельно принадлежать ей. Но со столь же полным сознанием своего права Пьетро отвергает любовь Ванины, когда узнает о ее предательстве, и выбирает смерть. Обе страсти остались верны себе и исчерпали себя до предела. Почти очерк классицистической трагедии - и в то же время проблема "долг и чувство" решается далеко не столь однозначно.

Бесспорно, душевная симпатия Стендаля на стороне Миссирилли. Но легко заметить, что даже в Ванине он восхищается именно силой и цельностью страсти, независимо от ее роковых и предосудительных с моральной точки зрения последствий. Ванина ведь тоже знает, на что идет, когда совершает гнусное предательство. В сцене последнего свидания с Пьетро в тюрьме она рассказывая ему обо всех своих фантастических усилиях вызволить его и пытаясь тем самым убедить его в силе своей любви, прибегает, наконец, к последнему, самому вескому с ее точки зрения аргументу: "Но все это еще такая малость! Я сделала больше из любви к тебе". И она рассказала о своем предательстве. Понимаете, свое падение она воспринимает как высшую жертву любви. И это, конечно, тоже логика - логика безоглядной, пускай и эгоистической, пускай и аморальной, страсти.

Новелла "Ванина Ванини" была написана Стендалем во время работы над ‘‘Красным и черным”. И оба эти произведения - большой роман и маленькую новеллу - объединяет дух бунта революции. Новелла, как и роман, даже при трагическом исходе, не оставляет ощущения безысходности, над ней тоже парит вера, героическое одушевление.

Важнейшей задачей современной литературы Стендаль считал психологический анализ. В одном из аспектов – в плане специфики национальной психологии – он разрабатывает характеры и событийную коллизию в новелле «Ванина Ванини» (1829).

В «Ванине Ванини» Стендаль обращается к итальянской тематике, которая всегда была его увлечением и своего рода отдушиной. С романом «Арманс» эту новеллу связывает проблема национального характера, контрастирующего с французским. Но если в «Арманс» это был в общем-то малознакомый писателю русский характер, то теперь он обращается к итальянскому, более для него понятному и к тому же имеющему уже определенную традицию изображения во французской литературе. Непосредственной предшественницей Стендаля в трактовке этой проблемы была Жермена де Сталь, идеи которой глубоко импонируют ему. Вместе с тем понятие «итальянский характер» у Стендаля неоднозначно.

В сознании Стендаля это понятие имело, вполне точный историко-философский смысл. Сопоставляя исторические пути Франции и Италии, он считал, что раннее образование французского абсолютистского государства, сопровождавшееся возникновением «света» с его тиранией общепринятого этикета, подорвало в образованном французе непосредственность, личную инициативу, способность всецело отдаться душевному порыву. Эта духовная скованность особенно усилилась после утверждения во Франции буржуазной нравственности с ее торгашеской расчетливостью и культом прописной пошлости. Иное дело – итальянцы. Историческая трагедия Италии, остававшейся раздробленной вплоть до XIX века, привела к тому, что итальянец не был стеснен в своих поступках твердой политической властью, а отсутствие развитой гражданской жизни в стране направило весь нерастраченный душевный пыл в сторону частных отношений. Итальянский характер проявляет себя прежде всего в могучей, сметающей все на своем пути любовной страсти. Но XIX век внес значительные коррективы в характер передового итальянца: гром пушек, стрелявших в Париже по Бастилии, вступление войск Французской республики в Италию разбудили дремавшее дотоле национальное самосознание итальянского народа.

В карбонарских вентах создается новый тип людей, душа которых охвачена патриотической страстью. А поскольку национально-освободительное движение Италии еще не заражено торгашеским духом буржуазной цивилизации, в недрах движения карбонариев вызревают цельные характеры – энергичные, но лишенные тщеславия, страстные, но не разделяющие личное и общественное благо. Так Стендаль, современник великого исторического перелома, когда революционность буржуазной демократии уже дала трещину, а революционность пролетарская еще не сложилась, искал выход из своих скептических сомнений в обращении к героическим характерам Италии, переживавшей исторически более ранний по сравнению с Францией этап революционного движения.

В 1829 году, в самый разгар работы над романом «Красное и черное», Стендаль опубликовал новеллу «Ванина Ванини» с примечательным подзаголовком: «Некоторые подробности относительно последней венты карбонариев, раскрытой в Папской области».

Создававшаяся почти одновременно с «Красным и черным» новелла «Ванина Ванини» в своей поэтике отличается от романа. Углубленный психологизм, проявляющийся в пространных внутренних монологах героя, замедляющих темп внешнего действия в романе, был по сути противопоказан итальянской новелле, самой ее жанровой природе и персонажам. Предельный лаконизм авторских описаний, стремительный поток событий, бурная реакция героев с их южным темпераментом – все это создает особый динамизм и драматизм повествования.

Герои новеллы – итальянский карбонарий Пьетро Миссирилли и римская аристократка Ванина Ванини, встретившиеся в силу обстоятельств и полюбившие друг друга, обнаруживают в сложной драматической ситуации совершенно разные и даже противоположные стороны итальянского национального характера.

Пьетро Миссирилли – итальянский юноша, бедняк, унаследовавший лучшие черты своего народа, пробужденного Французской революцией, горд, смел и независим. Ненависть к тирании и мракобесию, боль за отечество, страдающее под тяжким игом иноземцев и местных феодалов, приводят его в одну из вент карбонариев. Став ее вдохновителем и вождем, Пьетро видит свое предназначение и счастье в борьбе за свободу родины. (Его прототипом является друг Стендаля, герой освободительного движения в Италии Джузеппе Висмара.). Преданность опасному, но благому для Италии делу, патриотизм, честность и самоотверженность, присущие Миссирилли, позволяют определить его характер как героический.

Юному карбонарию в новелле противопоставлена Ванина Ванини – натура сильная, яркая, цельная. Римскую аристократку, не знающую себе равных по красоте и знатности, случай сводит с Пьетро, раненным во время побега из тюрьмы, куда после неудавшегося восстания он был брошен властями. В нем Ванина обнаруживает те качества, которыми обделена молодежь ее среды, не способная ни на подвиги, ни на сильные движения души.

В увлечении Ванины карбонарием отразилась характерная особенность эпохи 1820-х годов – стремление к переменам в обществе, которых ждали с надеждой и тревогой. В эпоху Реставрации в Италии, остававшейся раздробленной и зависимой от Австрии страной, назревали события, которые должны были покончить с этим состоянием и привести к свободе и обновлению. «Новое» для Ванины воплощается в необычном для ее среды типе человека – карбонарии, герое, который в отличие от окружающих ее аристократов, по словам героини, «по крайней мере что-то совершил, а не только дал себе труд родиться».

Однако любовь молодых людей обречена. Перед Пьетро с неотвратимостью встает дилемма: личное счастье в браке с Ваниной или верность гражданскому долгу, требующему разлуки с нею и полной самоотдачи в революционной борьбе. Герой без колебаний выбирает второе. Иначе решает для себя эту дилемму Ванина: она не желает расставаться с любимым даже во имя свободы родины. Вместе с тем eй абсолютно чуждо все, что составляет смысл жизни Миссирилли. Она не видит преступления в предательстве и, потеряв своего героя, испытывает не угрызения совести, а всего лишь досаду и унижение от того, что чувствует себя отвергнутой. Миссирилли же, сделав свой самоубийственный выбор между любовью и долгом, предпочитает тюрьму, кандалы и смерть личному счастью, обеспеченному ценой подлости. Для него невыносима мысль о том, что друзья сочтут его предателем. Однако Ванине остаются непонятными и мотивы финального поступка Миссирилли, и представления о чести этого простолюдина.

Ванина – натура не менее цельная, чем Пьетро, но эгоистическая: движимая страстью, она стремится сохранить для себя возлюбленного и ради своей любви совершает предательство. Однако ей не удается возобладать над «соперницей», которой для ее любимого оказывается Италия. Только при слове «родина» блеснули глаза Пьетро, с горечью замечает Ванина во время кульминационного объяснения с героем. Он ни за что не примирится с предательством. «Погубите, уничтожьте предателя, даже если это мой отец», – говорит он, прежде чем добровольно присоединиться к другим карбонариям, заточенным в тюрьму по доносу Ванины.

«Ванина Ванини» диалектически связана с «Красным и черным» Мотив любви аристократки и плебея обыгран в новелле в аспекте вариаций итальянского национального характера.Вернувшись к этому мотиву романе «Красное и черное», Стендаль придаст ему более острое – социальное – звучание.

Кроме того, герой новеллы близок к герою романа Жюльену Сорелю, но в жизни избирает противоположный путь. Пьетро Миссирилли – во многом итальянский двойник Жюльена Сореля: пылкое мужество, плебейская гордость, верность долгу перед самим собой, высокое чувство чести – все это сближает обоих молодых героев. Но Жюльен – герой безвременья, его понятия о счастье сложились в атмосфере стяжательства, карьеризма, и в этом его трагедия. Таким образом, то, что остается лишь в потенции у героя романа «Красное и черное» Жюльена Сореля, реализуется в революционном действии у Пьетро Миссирилли. Итальянский современник Сореля – борец патриотического движения, полностью раскрывшего все лучшие задатки его незаурядной натуры. Пьетро не знакомы внутренняя раздвоенность, сомнения и нравственные колебания: это» монолитная, героическая фигура революционера, человека действия – образ во многом исключительный не только для Стендаля, но и для всей литературы критического реализма во Франции.

Роман Стендаля «Красное и черное».

В 1830 году Стендаль заканчивает роман «Красное и черное», ознаменовавший наступление зрелости писателя.

Творческая история «Красного и черного» изучена в деталях. Известно, что фабула романа основана на реальных событиях, связанных с судебным делом некоего Антуана Берте. Стендаль узнал о них, просматривая хроники газеты Гренобля за декабрь 1827 года. Как выяснилось, приговоренный к казни молодой человек, сын крестьянина, решивший сделать карьеру, стал гувернером в семье местного богача Мишу, но, уличенный в любовной связи с матерью своих воспитанников, потерял место. Неудачи ждали его и позднее. Он был изгнан из духовной семинарии, а потом со службы в парижском аристократическом особняке де Кардоне, где был скомпрометирован отношениями с дочерью хозяина и особенно письмом госпожи Мишу. В отчаянии Берте возвращается в Гренобль и стреляет в госпожу Мишу, а затем пытается кончить жизнь самоубийством.

Кроме того, автор очевидно, знал и о другом преступлении, совершенном неким Лафаргом в 1829 году. Некоторые психологические повороты навеяны личными воспоминаниями писателя: создавая вымышленное повествование, Стендаль как бы сам проверял его точность документами и собственным опытом.

Но частное наблюдение для писателя – всего лишь отправная точка: отдельные события проливали свет на эпоху в целом, лично пережитое помогало понять душу современника. «Красное и черное» невозможно свести лишь к историческим или автобиографическим фактам, из которых оно выросло.

Реальные источники лишь пробудили творческую фантазию художника, под их влиянием задумавшего создать роман о трагической участи талантливого плебея во Франции эпохи Реставрации. По справедливому выражению Горького М., Стендаль «поднял весьма обыденное уголовное преступление на степень историко-философского исследования общественного строя буржуазии в начале XIX века». Действительно происходившие истории Стендалем явно переосмысливаются. Так, вместо мелкого честолюбца, каким был Берте, появляется героическая и трагическая личность Жюльена Сореля. Не меньшую метаморфозу претерпевают факты и в сюжете романа, воссоздающего типические черты целой эпохи в главных закономерностях ее исторического развития. Реальные события дают Стендалю повод для размышлений о подобного рода случаях как о социальном явлении: молодые люди низкого происхождения зачастую становятся преступниками потому, что незаурядные способности, энергия, страсти и образование, полученное вопреки традициям среды, неизбежно приводят их к конфликту с обществом и в то же время обрекают на участь жертв.

В стремлении охватить все сферы современной общественной жизни Стендаль сродни его младшему современнику Бальзаку, но реализует он эту задачу по-своему. Созданный им тип романа отличается нехарактерной для Бальзака хроникально-линейной композицией, организуемой биографией героя. В этом Стендаль тяготеет к традиции романистов XVIII века, в частности, высоко почитаемого им Филдинга. Однако в отличие от него, автор «Красного и черного» строит сюжет не на авантюрно-приключенческой основе, а на истории духовной жизни героя, становлении его характера, представленного в сложном и драматическом взаимодействии с социальной средой. Сюжет движет не интрига, а действие, перенесенное в душу и разум Жюльена Сореля, каждый раз строго анализирующего ситуацию и себя в ней, прежде чем решиться на поступок, определяющий дальнейшее развитие событий. Отсюда особая значимость внутренних монологов, как бы включающих читателя в ход мыслей и чувств героя.

Логика и ясность, необходимые художнику, задумавшему с математической точностью запечатлеть сложнейшие отношения личности и эпохи, – определяющие принципы стендалевского повествования. В фабуле романа нет ни загадок, проясняющихся лишь под занавес, ни побочных отклонений, ни обращений к прошлому или событий, одновременно происходивших в разных местах: она безостановочна, прямолинейна, динамична – как хроника или мемуары, не допускает никаких смещения хронологии. Жюльен все время в фокусе пристального писательского наблюдения. Непрерывная цепь, составленная из сцен-эпизодов, дающих скупые, словно карандашные, зарисовки нравов или лаконичные портреты окружающих и пространных анализов внутреннего состояния, мыслей героя, образует сквозную линию повествования, которое ни на миг не задерживается, ни на шаг не уклоняется в сторону.

Эта кажущаяся элементарность архитектоники таит в себе огромные возможности художественного анализа. Автор строит свое произведение так, что читатель ни на минуту не перестающий страстно разделять муки, надежды, горечь главного героя, оказывается вовлеченным в захватывающий процесс открытия самых сокровенных глубин незаурядной личности, жизненная трагедия которой – трагедия века. «Точное и проникновенное изображение человеческого сердца» и определяет поэтику «Красного и черного» как ярчайшего образца социально-психологического романа в XIX века.

Законченный накануне Июльской революции, роман, по словам Стендаля, «весь трепещет политическим волнением». Это уже не зарисовки светского салона, как «Арманс», а «хроника XIX века» со всем вытекающим из этого подзаголовка стремлением к универсальной панораме эпохи. Подзаголовок романа, подчеркивая жизненную достоверность изображаемого, свидетельствует и о расширении объекта исследования писателя. Если в «Арманс» присутствовали только «сцены из жизни парижского салона», то театром действия в новом романе является Франция, представленная в ее основных социальных силах: придворная аристократия (особняк де Ла Моля), провинциальное дворянство (дом де Реналей), высшие и средние слои духовенства (епископ Агдский, преподобные отцы Безансонской духовной семинарии, аббат Шелан), буржуазия (Вально), мелкие предприниматели (друг героя Фуке) и крестьяне (семейство Сорелей).

Изучая взаимодействие этих сил, Стендаль создает поразительную по исторической точности картину общественной жизни Франции времен Реставрации. С крахом наполеоновской империи власть вновь оказалась у аристократии и духовенства. Однако наиболее проницательные из них понимают шаткость своих позиций и возможность новых революционных событий. Чтобы предотвратить их, маркиз де Ла Моль и другие аристократы заранее готовятся к обороне, рассчитывая призвать на помощь, как в 1815 году, войска иностранных держав. В постоянном страхе перед началом революционных событий пребывает и де Реналь, мэр Верьера, готовый на любые затраты во имя того, чтобы слуги его «не зарезали, если повторится террор 1793 года». Лишь буржуазия в «Красном и черном» не знает опасений и страхов. Понимая все возрастающую силу денег, она всемерно обогащается. Так действует и Вально – главный соперник де Ренеля в Верьере. Алчный и ловкий, не стесняющийся в средствах достижения цели вплоть до ограбления «подведомственных» ему бедняков из дома презрения, невежественный и грубый Вально не останавливается не перед чем ради продвижения к власти.

Миру корысти и наживы противостоит талантливый человек из народа Жюльен Сорель. Провинциальный городок, семинария, парижский свет – три этапа биографии героя, подчеркнутые композицией романа, и вместе с тем изображение трех основных социальных пластов французского общества – буржуазии, духовенства, аристократии. Приведя Жюльена Сореля, плебея, сына крестьянина, в столкновение с этими тремя устоями, подпирающими здание Реставрации, Стендаль создал книгу, драматизм которой – не просто драматизм одной человеческой судьбы, а драматизм самой истории.

Обитатели провинциального городка Верьера, откуда происходит Сорель, поклоняются одному всемогущему идолу – доходу. Это магическое слово пользуется безграничной властью над умами: верьерец презирает красоту, не приносящую прибыли, он уважает человека ровно настолько, насколько тот богаче его самого. Нажиться – иногда путями праведными, чаще неправедными – спешат все: от тюремщика, выклянчивающего «на чай», до священника, обирающего прихожан, от судей и адвокатов, подличающих ради ордена или теплого местечка для родственников, до служащих префектур, спекулирующих застроенными участками. Отбросив аристократическую спесь, провинциальные дворяне извлекают доходы из источников, бывших до того «привилегией» буржуа. Верьерский мэр господин де Реналь, хотя при случае он и не прочь прихвастнуть своим древним родом, владеет гвоздильным заводом, лично ведет дела с крестьянами, как заправский делец, скупает земли и дома. Узнав об измене жены, он не столько печется о фамильной чести, сколько о деньгах, которые та принесла ему в приданое. Впрочем, на смену этому омещанившемуся аристократу уже идет буржуа новой формации – наглый выскочка Вально, оборотистый, начисто лишенный самолюбия, совершенно беззастенчивый в выборе путей обогащения – будь то обкрадывание бедняков из дома призрения или ловкий шантаж. Царство алчных хапуг, запродавших свои души иезуитам, пресмыкающихся перед королевской властью до тех пор, пока она их подкармливает подачками, – такова буржуазная провинция в глазах Стендаля.

Семинария в Безансоне – школа, где готовятся духовные наставники этого общества. Здесь шпионаж считается доблестью, лицемерие – мудростью, смирение – высшей добродетелью. За отказ от самостоятельного мышления и холопское преклонение перед авторитетами будущих кюре ждет награда – богатый приход с доброй десятиной, с пожертвованиями битой птицей и горшками масла, которыми завалит своего духовника благонамеренная паства. Обещая небесное спасение и райское блаженство на земле, иезуиты готовят слепых в своем послушании служителей церкви, призванных стать опорой трона и алтаря.

После выучки в семинарских классах Сорель волею случая проникает в высшее парижское общество. В аристократических салонах не принято на людях считать выручку и рассуждать о сытном обеде, но и здесь царит дух рабского послушания, неукоснительного соблюдения издавна заведенных, но утративших свой смысл обычаев. B глазах завсегдатаев особняка де Ла Моля вольномыслие опасно, сила характера – опасна, пренебрежение светскими приличиями – опасно, критическое суждение о церкви и короле – опасно; опасно все, что покушается на существующий порядок, традиции, освещенные авторитетом давности.

Молодые аристократы, вымуштрованные этой тиранией ходячих мнений, остроумны, вежливы, элегантны, но зато в высшей степени пусты, стерты, как медные пятаки, неспособны к сильным чувствам и решительным поступкам. Правда, когда речь заходит о сохранении привилегий касты, среди аристократических посредственностей находятся люди, злоба и страх которых перед «плебеями» могут быть опасны для всей нации. На собрании ультрароялистов-заговорщиков, свидетелем которого оказывается Сорель, разрабатываются планы иностранного вторжения во Францию, финансируемого иностранными банками и поддерживаемого изнутри дворянством и церковью. Цель этого вторжения – окончательно заткнуть рот оппозиционной прессе, искоренить остатки «якобинства» в сознании французов, сделать всю Францию благомыслящей и покорной. В эпизоде заговора Стендаль, до того проведя читателя через провинцию, семинарию, высший свет, наконец, обнажает самые скрытые пружины, движущие политическими механизмами Реставрации. Корыстное пресмыкательство перед иезуитами и разнузданное стяжательство в провинции, воспитание армии священников в духе воинствующего мракобесия как залог прочности режима, вторжение извне как самое убедительное средство расправы с инакомыслящими – такова картина современности, вырисовывающаяся в «Красном и черном».

И как бы оттеняя черные фигуры на этой картине еще рельефнее, Стендаль бросает на нее красные отсветы воспоминаний, то и дело всплывающих в мыслях и разговорах героев о былых, героических временах в истории Франции – об эпохах Революции и Империи. Для Стендаля, как и для его героя, прошлое – поэтический миф, в котором вся нация, затравленная белым террором дворянских банд и доносами иезуитов, видит доказательство собственного величия и грядущего возрождения. Так обозначаются масштабы историко-философского замысла Стендаля: почти полувековые судьбы Франции, запечатленные в многотомной «Человеческой комедии» Бальзака как развивающийся процесс, получают в контрастном сопоставлении эпох, проходящем через «Красное и черное», предельно сжатое выражение, порой достигающее остроты художественного памфлета.

Сын плотника, Жюльен Сорель принадлежит к той же породе, что и титаны действия и мысли, свершившие революцию конца XVIII века. Талантливый плебей вобрал в себя важнейшие черты своего народа, разбуженного к жизни Великой французской революцией: безудержную отвагу и энергию, честность и твердость: духа, неколебимость в продвижении к цели» Он всегда и везде (будь то особняк де Реналя или дом Вально, парижский дворец де Ла Моля или зал заседаний верьерского суда) остается человеком своего класса, представителем низшего, ущемленного в законных правах сословия. Отсюда потенциальная революционность стендалевского героя, сотворенного, по словам автора, из того же материала, что и титаны 93-го года. Не случайно сын маркиза де Ла Моля замечает: «Остерегайтесь этого энергичного молодого человека! Если будет опять революция, он всех нас отправит на гильотину». Так думают о герое те, кого он считает своими классовыми врагами, – аристократы. Не случайна и его близость с отважным итальянским карбонарием Альтамирой и его другом испанским революционером Диего Бустосом. Характерно, что сам Жюльен ощущает себя духовным сыном Революции и в беседе с Альтамирой признается, что именно революция является его настоящей стихией. «Уж не новый ли это Дантон?» – думает о Жюльене Матильда де Ла Моль, пытаясь определить, какую роль может сыграть в грядущей революции ее возлюбленный.

В обществе, в котором живет Жюльен, он не находит себе места. Он чужд и той среде, в которой родился (отец и братья презирают его за неспособность к физическому труду и любовь к книгам), он с трудом выносит жизнь среди «узколобых ханжей» в семинарии, в высших кругах он – «плебей». Сам Жюльен убежден, что должен занять в обществе место, определяемое не рождением, а «талантами»: способностями, умом, образованием, силой стремлений. «Дорогу талантам! – провозгласил в свое время Наполеон, которому Жюльен поклоняется и портрет которого тайно хранит.

Но Жюльен – «человек 93 года» – опоздал родиться. Прошла пора, когда успех завоевывался личной храбростью, напористостью, умом. Цвет времени переменился: сегодня, чтобы. выиграть в жизненной игре, нужно ставить не на «красное», а на «черное». Реставрация предлагает Сорелю для борьбы за счастье только то оружие, которое в ходу в эпоху безвременья: лицемерие, религиозное ханжество, расчетливое благочестие. И юноша, одержимый мечтой о славе, воспитанный на героических воспоминаниях о революции и наполеоновских походах, старается примениться к своему веку, надев «мундир по времени» – сутану священника Он подлаживается к миру провинциальных мещан, в семинарии скрывает свои мысли за притворной маской смиренного послушания, угождает своим аристократическим покровителям в Париже. Он отворачивается от друзей и служит людям, которых презирает; безбожник, он прикидывается святошей поклонник Дантона – пытается проникнуть в круг аристократов; будучи наделен острым умом – поддакивает глупцам; замышляет обратить любовь в инструмент для честолюбивых замыслов. Поняв, что «каждый за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью», он ринулся в схватку в надежде победить навязанным ему оружием.

Социальный разлад между возмутившимся плебеем и обществом неограничивается областью социальных отношений; он находит свое продолжение в душе Сореля, становясь психологической раздвоенностью разума и чувства, холодного расчета и порыва страсти. Логические умозаключения, выводимые из наблюдений над эпохой, убеждают Жюльена в том, что счастье – это богатство и власть, а они достижимы лишь с помощью лицемерия. Небольшой опыт любви опрокидывает все эти искусные хитросплетения логики. Свои отношения с госпожой де Реналь герой строит сначала по образцу книжного Дон Жуана и достигает успеха только тогда, когда невольно поступает вопреки усвоенному фатовству. Стать возлюбленным высокопоставленной жены мэра – для него прежде всего «дело чести», но первое ночное свидание приносит ему лишь сознание преодоленной трудности и никакого радостного упоения. И только позже, забыв о тщеславных помыслах, отбросив роль соблазнителя и всецело отдавшись потоку очищенного от честолюбивой накипи чувства, Жюльен узнает подлинное счастье. Подобное же открытие ждет героя и в связи с Матильдой.

Так проступает, наружу двойное движение образа у Стендаля: человек идет по жизни в поисках счастья; его проницательный ум исследует мир, повсюду срывая покровы лжи; его внутренний взор обращен в глубины собственной души, где кипит непрерывная борьба природной чистоты, благородных задатков простолюдина против миражей, навеянных воображением честолюбца.

Противоречивое соединение в натуре Жюльена начала плебейского, революционного, независимого и благородного с честолюбивыми устремлениями, влекущими на путь лицемерия, мести и преступления, и составляет основу сложного характера героя. Противоборство этих антагонистических начал определяет внутренний драматизм Жюльена, «вынужденного насиловать свою благородную натуру, чтобы играть гнусную роль, которую сам себе навязал» (Роже Вайян).

Путь наверх, который проходит в романе Жюльен Сорель, – это путь утраты им лучших человеческих качеств. Но это и путь постижения подлинной сущности мира власть имущих. Начавшись в Верьере с открытия моральной нечистоплотности, ничтожества, корыстолюбия и жестокости провинциальных столпов общества, он завершается в придворных сферах Парижа, где Жюльен обнаруживает, по существу, те же пороки, лишь искусно прикрытые и облагороженные роскошью, титулами, великосветским лоском. К моменту, когда герой уже достиг цели, став виконтом де Ля Верней и зятем могущественного маркиза, становится совершенно очевидно, что игра не стоила свеч. Перспектива такого счастья не может удовлетворить стендалевского героя. Причина этому – живая душа, сохранившаяся в Жюльене вопреки всем насилиям, над нею сотворенным.

Естественно, что плебейская сторона натуры Жюльена Сореля не может мирно ужиться с его намерением сделать карьеру лицемерного святоши. Для него становится чудовищной пыткой семинарские упражнения в аскетическом благочестии. Ему приходится напрягать все свои духовные силы, чтобы не выдать насмешливого презрения к аристократическим манекенам в салоне маркиза де Ла Моль. «В этом странном существе почти ежедневно бушевала буря», – замечает Стендаль, и вся история его героя – непрестанные скачки урагана страстей, который разбивается о неумолимое «надо», диктуемое честолюбием Сореля. Именно этот непрестанный бунт плебейской натуры против предписаний времени не позволяет Сорелю стать заурядным карьеристом, обрести внутренний мир на путях буржуазного делячества за счет отказа от лучшего, что в нем заложено.

Однако для того чтобы это было до конца осознано героем, понадобилось очень сильное потрясение, способное выбить его из колеи, ставшей уже привычной. Пережить это потрясение и суждено было Жюльену в момент рокового выстрела в Луизу де Реналь. В полном смятении чувств, вызванных ее письмом к маркизу де Ла Моль, компрометирующим Жюльена, он, почти не помня себя, стрелял в женщину, которую самозабвенно любил, – единственную из всех, щедро и безоглядно дарившую ему когда-то настоящее счастье, а теперь обманувшую святую веру в нее, предавшую, осмелившуюся помешать его карьере.

Роковой выстрел в госпожу де Реналь – этот стихийный порыв человека, вдруг обнаружившего, что единственное чистое существо, которому он поклонялся, запятнало себя клеветой, – круто обрывает медленный, подспудный путь познания, героем мира и самого себя. Резкий поворот судьбы заставляет Жюльена перед лицом смерти пересмотреть все нравственные ценности, отбросить ложь, .которую раньше принимал за истину, дать волю чувствам, которые до сих пор подавлял. «Оттого я теперь мудр, что раньше был безумен», – этот эпиграф одной из заключительных глав как бы подчеркивает, что Жюльен вступил в полосу философского прозрения, завершающего все его жизненные искания.

«Красное и черное» – не столько история карьериста, сколько рассказ о невозможности так искалечить свою натуру, чтобы стать своим среди накопителей и салонных ничтожеств. Между Сорелем.и бальзаковскими честолюбцами – целая пропасть. Встав на путь приспособленчества, Жюльен не сделался приспособленцем, избрав средства «погони за счастьем», господствующие в обществе, он не принял морали этого общества. Само лицемерие Жюльена – гордый вызов обществу, сопровождаемый отказом признать право этого общества на уважение и тем более его претензии диктовать человеку нравственные принципы поведения. В сознании Сореля складывается свой собственный, независимый от господствующей морали кодекс чести, и только ему он повинуется неукоснительно. Этот кодекс запрещает строить свое счастье на горе ближнего, подобно негодяю Вально, он требует ясной мысли, несовместимой с ослеплением лживыми религиозными предрассудками и преклонением перед чинами, но главное, он предписывает человеку смелость, энергию в достижений целей, ненависть ко всякой трусости и моральной дряблости как в окружающих, так и в самом себе.

В истории своего героя романист видит прежде всего разрыв плебеем социальных и нравственных оков, обрекающих его на прозябание. Сам Сорель, подводя итоги своей жизни в речи на суде, с полным правом расценивает приговор как классовую месть правящих верхов, которые в его лице карают всех мятежных молодых людей из народа.

И поэтому «Красное и черное» – прежде всего трагедия несовместимости в пору безвременья мечты о личном счастье со служением благородным идеалам гражданственности, трагедия героического характера, который не состоялся по вине эпохи.

Вместе с тем последние страницы романа запечатлевают итог философских раздумий самого Стендаля. Стремление к счастью заложено в самой природе человека; направляемое логикой, это стремление создает предпосылки для гармонического общественного устройства – учили духовные наставники Стендаля, идеологи буржуазной революции. Стендаль проверил это убеждение исторической практикой пореволюционного общества, обернувшегося злой карикатурой на великодушные обещания просветителей. И устами своего героя заявил, что счастье личности несовместимо с нравами буржуазного мира, в котором царят несправедливые законы, и нет ничего более далекого друг от друга, чем гуманизм и повседневная практика буржуа.

В свете духовного обновления, которое переживает герой в тюрьме, до конца проясняются отношения Жюльена с обеими любящими его женщинами. Матильда – натура сильная, гордая, рассудочная. Она безумно скучает в кругу бесцветных светских «мужей», безмерно далеких от своих предков, рыцарей феодальной вольницы XVI века. И любовь Матильды к Жюльену вырастает из тщеславного желания совершить нечто из ряда вон выходящее, испытать страсть, которая бы вознесла ее до уровня аристократок эпохи религиозных войн, опоэтизированных девичьим воображением. В этом чувстве ей дороже всего героическая поза, опьяняющее сознание своей непохожести на других, гордое любование собственной исключительностью. Вот почему история Жюльена и Матильды носит отпечаток любви-вражды двух честолюбцев, основанной не столько на искренней страсти, сколько на чисто рассудочном стремлении возвыситься в собственных глазах и в глазах окружающих. Освобождение Сореля от честолюбивого дурмана совершенно естественно означает конец этой «головной», по выражению Стендаля, любви.

И тогда в Жюльене вновь пробуждается прежнее чувство, никогда не затухавшее, но едва теплившееся где-то в глубине сердца, под грудой наносных, иссушающих ум и душу устремлений завоевать никому не нужное преклонение глупцов и ничтожеств. Ибо любовь трогательной в своей простоте, обаятельной, глубоко страдающей в пошлом окружении, доверчивой и мягкой госпожи де Реналь – подлинная страсть, доступная лишь натурам бескорыстным, чистым. И в этой «восставшей из пепла» любви измученный Жюльен, наконец, обретает счастье, которого он так мучительно и долго искал.

Последние дни Жюльена в тюрьме – пора тихой, умиротворенной радости, когда он, устав от жизненных схваток, напряженно вслушивается в почти неведомую ему до сих пор тишину, снизошедшую на его израненную душу, и доверчиво отдается мирному потоку времени, каждый день, каждый миг которого приносит упоительное наслаждение покоем.

Однако так трудно давшееся Жюльену счастье – всего лишь его иллюзия, добытая слишком дорогой ценой отречения от общества, от жизни вообще. Выплеснув в речи на суде все свое мятежное презрение к буржуа, Сорель затем отрекся от бунта, самоустранился. Обретенная им в тюрьме свобода – свобода умереть, по существу – тупик. Только так мог он решить роковой вопрос: жить, совершая подлости, или уйти из мира, сохранив свою чистоту. Иного решения у него не было, ибо он оказался в ловушке безвременья. Стендаль слишком чуткий и проницательный ум, чтобы не замечать, как тень гильотины, мрачным пятном легшая на всю предсмертную идиллию его героя, отрицает возможность достигнуть счастья на путях, которыми он ведет Жюльена.

Мысль писателя тревожно бьется в замкнутом круге и, не в силах разорвать его, застывает в немом, скептическом укоре своему веку, отчаявшись открыть ту истину, которая бы стала более верным ориентиром для личности, чем мудрость побежденного, провозглашающая счастье в «незлобивости и простоте».

Два тома «Красного и черного» появились на прилавках парижских книготорговцев в ноябре 1830 года. Надежды Стендаля на успех не оправдались: издание расходилось туго, в высказываниях критиков и даже друзей ощущалась сдержанность и какое-то замешательство, редкие доброжелательные отзывы свидетельствовали, что книга явно не понята. Тогдашней читающей публике, воспитанной на поэзии и прозе романтиков, она казалась слишком «трудной», необычной. В ней не было ни щедрой живописности историко-этнографических и археологических картин «в духе Вальтера Скотта», ни атмосферы загадочности и туманных словоизлияний, принятых в лирических исповедях романтиков, ни мелодраматических эффектов и головокружительных поворотов интриги, ошеломлявших в произведениях «готического жанра». В то же время именно эта «нетрадиционность» произведения свидетельствовала о новаторстве Стендаля -романиста, прокладывавшего новые пути развития литературы. Изображение анализирующего интеллекта, который не знает никаких преград в своем стремлении овладеть истиной, понять общество через пристальное и детальное постижение духовной жизни личности, знаменует собой разрыв с романтической неопределенностью и приблизительностью в изображении «тайн сердца» и составляет ценнейший вклад Стендаля в сокровищницу реалистической литературы. «Красное и черное» стоит у истоков новейшего социально-психологического романа, подобно тому как первые реалистические повести Бальзака открывают историю социально-бытовой и нравоописательной прозы XIX века во Франции

«Ванина Ванини»

Новелла Стендаля «Ванина Ванини», вышедшая в свет в 1829 году, была посвящена современной Италии, о которой автор написал уже несколько книг. В этом произведении писатель воссоздал накаленную повседневность страны, так или иначе затрагивавшую сердце каждого. «Ванина Ванини» прямо говорила об итальянских карбонариях, деятельность которых в то время продолжала развиваться, несмотря на приследования не столько итальянской, сколько австрийской полиции.

История римской княжны Ванини и карбонария Пьетро Миссирилли представлено как событие совсем недавнего времени: «Ванина Ванини, или Некоторые подробности относительно последней венты карбонариев, раскрытой в Папской области». Год был указан не очень точно: действие начиналось весенним вечером 1820-х годов. Можно подумать что событие произошло совсем недавно, возможно, в том же 1829 году, когда был напечатан об этом рассказ.

В экспозиции, занимающей всего две страницы, автору удалось охарактеризовать политическую ситуацию, среду, к которой принадлежит Ванина, а также событие, ставшее предпосылкой завязки драмы (романтический побег Миссирилли из тюремного замка). Здесь была дана и психологическая мотивировка дальнейшего развития действия.

Ванина - типичный для Стендаля характер романтической знатной девушки, презирающей изящных, но пустых молодых аристократов и способной признать достойным ее уважения и любви умного, энергичного, смешного человека из народа.

Карбонарий Миссирилли, бедняк, сын провинциального хирурга, и Ванина, выделяющаяся своим умом, независимостью суждений, удивительною красотой и высоким положением в обществе, полюбили друг друга .

Однако их любовь не имела будущего. Юный карбонарий представлял ту новую, молодую Италию, черты которой Стендаль стремился уловить в итальянском обществе. Личное счастье для такого героя оказывается невозможным, ведь борьба за свободу отчизны требует всего человека.

Ванину восхитила сила, образ мыслей, отвага Миссирилли, его способность на решительные поступки. Но для своевольной красавицы смыслом и высшей ценностью жизни является любовь. Ей безразлична судьба родины. Ванини совершенно чужды высокие идеалы юноши, которого она полюбила. Оба при этом - натуры, повинующиеся порыву чувств, бесстрашно добивающиеся своего, не склонные к долгим сомнениям. Поэтому вспыхнувшая посреди опасности безоглядная страсть этих двух молодых людей, так по - разному понимающих смысл жизни, изначально была обречена на роковую развязку.

Герои новеллы не отделимы от своего времени. Их личная трагедия не рождена исторической ситуацией, в условиях которой и сформировались их характеры. Индивидуальный конфликт обусловлен накалом политической борьбы. Неоспоримая реальность происходящего подчеркивается общей тональностью прозы Стендаля - деловито - суховатой, внешне бесстрастной. Материалы, которые вдохновили писателя и помогли ему в создании произведения, предоставляла сама жизнь итальянского общества первой трети ХIХ века.

Действия новеллы начинаются в Риме, во время бала у известного банкира в его новом палаццо на Венецианской площади. Этот один из самых богатых банкиров Италии, по фамилии Торлония, купил у папского правительства титул герцога Браччано и роскошный дворец, построенный в ХV веке и принадлежавший когда - то князю Орсини, одному из властителей Рима.

Стендаль указывает место действия, и читатель точно представляет себе римский пейзаж с дворцами, с аббатами, епископами, прелатами и абсолютной папской властью. Карбонарская вента (организация) была раскрыта позднее в городе Форм, в Папской области. Можно предположить, что речь идет о событиях, происходивших в реальной жизни и ставших так или иначе известными Стендалю.

Однако деятельность карбонарских вент была строго законспирирована; любое сообщение о том, что говорилось в тайном обществе и где оно собиралось, рассматривалось как предательство, так как результатом могла быть гибель десятков или сотен заговорщиков. Итальянская и австрийская полиция также сохраняла в тайне все, что происходило. Слухи о случившимся бывали недостоверны и при передаче искажались до неузнаваемости. Некоторые источники можно найти только у самого Стендаля, - в его дневниках, записках и книгах, отражавших случайные детали происходившего или выдумки, передававшиеся из уст в уста в различной интерпретации.

В 1817 году в книге «Рим, Неаполь и Флоренция» Стендаль рассказывал о «сладости жизни» в Венеции 1740 - 1790 годов. Он продолжил легенду о «Счастливой Венеции», созданную многочисленными путешественниками и немногими венецианскими богачами того времени. Анекдоты о свободе нравов и скандальном поведении венецианских красавиц писатель принимал как свидетельство этой сладостной жизни .

Стендаль приводит в своем произведении один из таких анекдотов. В нем говорится о попытке некой знатной дамы во время любовного свидания с патриархом спасти другого своего любовника, несправедливо приговоренного к смертной казни.

Через девять лет в новом издании книги автор рассказал тот же анекдот в ином варианте. На полях одного экземпляра своего произведения Стендаль записал полностью имя дамы, о которой шла речь. Это была графиня Марина Кверини Бенцони (1757 - 1839), голубоглазая венецианка, не очень красивая, но весьма привлекательная, что отмечает и Стендаль, и очень свободных нравов. Она даже стала героиней поэмы, в свое время широко известной. Бенцони была близко знакома с Байроном. Знал ее и Томас Мур, друг и будущий биограф Байрона, и многие другие иностранцы.

Во второй версии этого анекдота, датированной 1826 годом, Стендаль сосредоточил свое внимание уже не на встречи дамы с патриархом, а на последующем ее объяснении со своим возлюбленным. Но основа его остается прежней: легкомысленная дама спасает своего любовника.

Был ли этот анекдот всего лишь одной из сплетен, какие свободно рассказывались в салонах и ложах итальянских театров, или историческим фактом, зарегистрированным в документах эпохи, но Стендаль принял его как реальное историческое событие, истинное для того времени, когда он сам бывал в Венеции. Через три года после того как Стендаль рассказал новую версию во втором издании своей книги он стал писать повесть на сюжет, близкий к истории Бенцони. Ее любовника приговоренного к смертной казни, Стендаль счел за карбонария, - карбонарии привлекали к себе всеобщее внимание .

Так в его новом произведении действия разворачиваются в Риме, где нравы в то время были строже. Венецианский преступник становится карбонарием и возлюбленным уже не безнравственной графини, а римской княжны. Патриарх, вершивший такие дела в Венеции, стал римским губернатором, министром полиции и, как полагалось в папском государстве, прелатом. К нему и явилась тайно в кабинет Ванина просить за арестованного Пьетро.

Близость сюжетной схемы новеллы Стендаля к истории Бенцони очевидна. История римской княжны, очевидно, возникла в связи с историей венецианской графини Бенцони, - ведь работа над новеллой была начата через год с небольшим после напечатания второй версии .

Трудно понять осознавал ли сам Стендаль эту связь, работая над новеллой. Но в его воображении тональность смешной венецианской истории, характер и судьба действующих лиц получили совсем другой смысл. Стендаль перестроил историю этих событий и разрешил много самых различных вопросов.

Перекличка с эпохой ощущается не только в сюжетной канве, но и во многих других деталях. Например, чтобы спасти своего друга Ванина пугает министра полиции местью карбонариев: «Если он (Миссирилли) будет казнен, вы не переживете его и на одну неделю» .

Действительно такие случаи бывали, и один из них Стендаль рассказал в своем произведении «Прогулки по Риму», где часто говорилось о карбонариях. Судья Безини, верно служивший своему правителю, похвалялся тем, что несмотря на недостаточность улик, добился смертной казни карбонариев уже на следующий день после их ареста. В эту же ночь он был убит. И его сына Джулио Безини, министра полиции, также жестоко преследовавшего карбонариев, вскоре убили прямо на улице. Не спасла министра и постоянно сопровождающая его охрана. Очевидно, Стендаль вспомнил об этом случае. Он вспомнил об их убийстве, или «казни», как говорили карбонарии, и в «Пармском монастыре».

Получила свое отражение в новелле Стендаля и история Партенопейской республики 1799 года. Писатель рассказывал о кровавых событиях 1799 - 1800 в книге «Рим, Неаполь и Флоренция». Там в заключении он сообщил о казни одной из жертв белого террора. Это была женщина по имени Мария Луиджа Фортуната Санфеличе. Сведения о ней были противоречивы и недостоверны. Современники, а вслед за ними историка неаполитанской революции роль Санфеличе толковали по - разному, но в большинстве случаев с полным сочувствием .

В своем воображении Стендаль создал из этой женщины героиню, влюбленную в человека невысокого общественного положения, республиканца и революционера. Он придумал некоторые детали, производившие сильное впечатление на читателей: когда офицер оставил Санфеличе, чтобы на свой пост, она бросилась к его ногам, умоляя остаться у нее. Любимый человек сказал слова, отсутствующие во всех документах: «Если есть какая - нибудь опасность, я тем более должен быть с моими друзьями». В последовавшем комментарии Стендаль отмечает высокий нравственный настрой и ясность этой неаполитанской философии.

Стендаля, отлично знавшего Италию конца ХVII - начала ХIХ века, глубоко заинтересовали трагические события неаполитанской революции, психология Санфеличе и ее возлюбленного, политическая и нравственная проблема, которую они должны были решать в особо трудных условиях. Задумав свою новеллу, он перенес действие в Рим, который был ему лучше знаком с его трастеверинцами, нищими и князьями и казался более привлекательным и энергичным. Безвольную Санфеличе он превратил в черезвычайно энергичную Ванину, но также равнодушную к политике и к жизни общемтва, как Санфеличе. Случайный союз Ванины с карбонарием, так же как союз Санфеличе с офицером республиканских войск, не изменил их отношения к политике, - обе хотели только спасти полюбившегося им человека .

Сохранив также некоторые основные сюжетные линии истории Санфеличе, Стендаль наполнил свою новеллу другим нравственным и психологическим содержанием событий, связанных с Санфеличе, прозвучат и в романе «Пармский монастырь».

В истории Санфеличе Стендаль увидел ряд проблем большого исторического и социального значения. Ванину Ванини, римскую княжну, и Пьетро Миссирилли, сына бедного лекаря, он понял как людей, типичных не только для современной Италии, но и для Европы вообще. В каждом из них совсем по - разному отражалась мысль, действовавшая в послереволюционную эпоху .

История Европы начиная с 1789 года была наполнена бурными событиями, борьбой за переустройство общества. И эта борьба так или иначе ощущалась во всех странах, во всех слоях общества. Княгиня Ванина была безразлична к происходящему. Однако современная действительность с ее волнениями и тревогами, борьбой мнений, с тайной деятельностью карбонариев, составлявших заговоры, сидевших в тюрьмах, ожидавших казни, все - таки вторгались в ее сознание. Круг в котором она вращалась, балы, где она была признанной королевой красоты, графы, князья и герцоги, добивавшиеся ее руки, - все казалось ей слишком ничтожным. Ей было нестерпимо скучно посреди окружающего ее великолепия. Раздражение у Ванины вызывал и ее жених, ограниченный и недалекий римский князь дон Ливно Савелли.

На очередном балу, где княжна, как всегда, блистала, она услышала новость о побеге карбонария, получившего во время стачки с охранниками тяжелые ранения. Это известие поразило не только Ванину, но и многих других.

«Пока все толковали об этом побеге, дон Лавио Савелли, восхищенный прелестью и успехом Ванины, почти обезумев от любви, воскликнул, провожая ее к креслу после танцев:

Но скажите, бога ради, кто мог бы понравиться вам?

Молодой карбонарий, бежавший сегодня из крепости. По крайней мере он что - то совершил, а не толь дал себе труд родиться» .

В словах девушки, обращенных к ее жениху, слышится явное призрение к окружающим ее людям, блестящим, титулованным, ничтожествам, с их мелочными интригами, сплетнями, не способными на решительные действия.

После бала Ванина случайно заметила на верхнем этаже своего особняка таинственную незнакомку. Раненую женщину прятал там ее отец. «Она чувствовала глубокую жалость и симпатию к столь юной, столь несчастной женщине и пыталась разгадать ее историю» .

Незнакомка, очевидно, имела могущественных врагов, от которых и укрываться в княжеском особняке. Ванина и мысли не допускала, что причина несчастья их гости могла быть заурядной. Княжна наконец нашла то, что искала, к чему стремилась ее душа, - что - то необычайное, опасное и героическое, никогда не случавшиеся в ее палациццо и с ее знакомыми. Так проявилась особенность эпохи - тоска по новому, которого все ожидали, кто со страхом, кто с надеждой .

Когда нечаянный обман раскрылся, и незнакомка оказалась мужчиной и вдобавок карбонарием, дружеская симпатия переросла в явную страсть. Перед Ваниной был герой, рисковавший жизнью, раненый в неравной схватке с вооруженными охранниками. Ничем не интересующаяся Ванина всегда была ограничена только собой - отсюда ее индивидуализм, ее призрение ко всему на свете, ее гордость и, наконец, ее трагедия. Она боялась, что, узнав о ее любви, молодой карбонарий посмеется над нею или будет гордиться своей победой. Ее воспитание, принятые в обществе условности, социальное неравенство воздвигали искусственные барьеры между молодыми людьми. Но их сильное чувство разрушило все преграды. И Ванина полностью отдается своей любви. Однако Миссирилли, также страстно ее любящий, отказывается вступить с нею в брак. Карбонарий не имеет права на лучную жизнь, он должен остаться верным родине.

«Пьетро бросился к ее ногам. Ванина вся сияла от радости.

Я люблю вас страстно, - сказал он, - но я бедняк и я слуга своей родины. Чем несчастнее Италия, тем больше должен я хранить верность ей».

В этом случае любовь оказалась сильнее уязвленной гордости Ванины. Сравнивая своего героя с великими древними римлянами, она вновь бросается в его объятья.

«Если ему придется выбирать между мной и родиной, - думала она, - он отдаст передпочтение мне» .

Однако после мучительных раздумий, после встречи с товарищами, избравшими его новым главой их венты, Пьетро отдаляется от Ванины. Миссирилли вновь был захвачен борьбой, вместе с другими повстанцами он подготавливал заговоры. Но Пьетро, мечущийся между любовью к женщине и любовью к своей многострадальной отчизне, совершает роковую ошибку. Полностью доверяя любимой, он опрометчиво делится с нею своими размышлениями и даже тайными сведениями и планами борьбы.

И Ванина, которой эта непонятная «родина» мешала быть счастливой, отнимая у нее возлюбленного, идет на предательство. Женщина сообщает властям сведения о венте, возглавляемой Миссирилли, не упомянув, конечно, в доносе его имени. Такой поступок не кажется ей преступлением, ведь благодаря этому Ванина надеялась навсегда соединиться с любимым человеком. Но предав его друзей, она обрекла на смерть и Пьетро Миссарилли. Молодой человек, оставшись один на свободе, сам сдался властям, не желая выглядеть трусом и предателем в глазах товарищей. Планы Ванины, не умеющей считаться с чувствами и мыслями других людей, рухнули в одночасье.

Конечно, она мучительно сознавала свою ошибку, но это не были угрызения совести, - она страдала оттого, что потеряла своего «маленького деревенского лекаря» - «героя» .

В тюремной крепости во время последнего свидания Ванины с Миссирилли между ними опять возникла теперь уже непреодолимая преграда: Миссирилли просил Ванину считать их друг другу чужими. Княжна была потрясена: она заметила, что глаза ее друга за все время их разговора блеснули только один раз - когда он произнес слово «родина». Ничего не ответив она дала ему бриллианты и пилки, чтобы он мог бежать.

Вынужденный принять их для продолжения борьбы за освобождение отчизны, Миссирилли все - таки просил забыть его навсегда.

«Дайте слово никогда не писать мне, никогда не искать свидания со мной. Отныне я всецело принадлежу родине. Я умер для вас» .

Услышав это Ванина пришла в ярость но не от любви, а от оскорбленной радости. Ее, лучшую красавицу Рима из княжеского рода, бросают ради какой - то родины! И уже не из любви к нему, а чтобы доказать, что она лучше родины, что родина ничто в сравнении с ней, Ванина рассказывает, как она ее придала. Так после вспышки ярости и гордости кончилась ее любовь. Вскоре газеты сообщили, что она вышла замуж за князя Ливио Савелли. Этим браком, очевидно, она хотела оправдать себя в своем собственном мнении .Несмотря на свое безрассудное увлечение, Ванина так и остается человеком из другого мира, чуждого и враждебного Миссирилли. Любовь к нему лишь необычайный, романтический и трагический эпизод в однообразном, словно вечное празднество, тепличном существовании знатной девушки .

Характер Миссирилли отмечен печатью трагичности. С героической честностью и прямотой он выносит себе суровый приговор: он изменил долгу, отдав женщине свое сердце, принадлежащие родине; вот почему провалилось восстание. «Требования долга жестоки, мой друг, просто, искренне, без малейшей рисовки говорит он, - но если б их можно было исполнить легко, в чем состоял бы героизм?» .

Стендаль всегда сочувствовал карбонариям, как и всем, боровшимся со старым режимом, хотя, как известно, считал их тактику бесперспективной. Тем более он сочувствовал молодым благородным людям, заключенным в крепость за революционные выступления, казавшиеся ему безумием.

Фигура Миссирилли достаточно правдива, хотя его трогательный героизм сегодня кажется немного наивным и поэтому иногда вызывает улыбку. Он был одним из этих людей будущего, которые хотели создать новую Италию и вместе с тем новую Европу. Карбонаризм не мог добиться того, к чему стремился, но он вызывал страх в реакционных кругах и восхищение у либерально настроенных людей. Карбонарии создавали современную революционную идеологию и готовили будущее, наверное, не столько заговорами, сколько своим личным мужеством и глубокой верой в возрождение своей страны.

Засекреченная организация не допускала общения своих членов с непосвященными, даже с членами другой венты, и только высокие руководители были осведомлены о существовании и составе каждой. Это приводило к одиночеству и приучало к скрытности, и к личному решению больших нравственных проблем.

Перед Миссирилли возникла такая проблема, и ее сложно было решить только в философском плане .

Его размышления о родине соответствуют взглядам, свойственным рационализму ХVII века.

«Что такое родина? - спрашивал он себя. - Ведь это не какое - нибудь живое существо, к которому мы обязаны питать признательность за благодеяния и которое станет несчастным и будет проклинать нас, если мы изменим ему. Нет, родина и свобода это как мой плащ: полезная одежда, которую я должен купить, если только не получил ее в наследство от отца. В сущности я люблю родину и свободу потому, что они мне полезны. А если они мне не нужны, если они для меня как теплый плащ в летнюю жару, зачем мне покупать их, да еще за столь дорогую цену? Ванина так хороша и так необычайна! за ней будут ухаживать, она позабудет меня, и я навсегда ее потеряю» .

Казалось бы, следуя этим рассуждения, Миссирилли должен был остаться с любимой женщиной, так как он не получал никакой пользы, выбрав отчизну. Но несмотря на борьбу, происходящую в его душе, родину он предпочел всему на свете, вопреки ожиданиям Ванины.

Очевидно в сознании Миссирилли произошел процесс очень простой и очень мучительный: родина, отвлеченное понятие, которым он недавно оперировал в своих рассуждениях, превратилась в живых людей, погибших от рук его возлюбленной, то есть от его собственной руки. Такого он не смог вынести и, жертвуя собой, Пьетро бросается убить ту, которая совсем недавно была «душой его жизни». В его положении это было равносильно самоубийству. Но иначе он поступить не мог. Ванина придав его соратников, предала и его самого. Мгновенное озарение - без отвлеченных понятий, без психологических поисков и философских размышлений - выявило стойкость и глубину его убеждений.

Таким образом, реальные исторические события, положенные в основы сюжета этого произведения, Стендаль наполнил другим нравственным и психологическим содержанием. Современная Итальянская действительность с ее волнением и тревогами, деятельностью заговорщиков вторглась на страницы новеллы. Трагедия ее героев стала следствием напряженной политической обстановки в стране, разрушившей их любовь. Писатель создал обобщенный поэтический характер участника тайного революционного общества, мужественного, несгибаемого, уверенного, что он избрал верный путь. Героический стиль жизни Пьетро Миссирилли изображен как бесстрашная последовательность честного человека, настоящего патриота, для которого освобождение отчизны стало его единственной целью.

Эгоистичная княгиня Ванина, думающая только о себе, не смогла преодолеть путы своего сословия и встать вровень с Миссирилли. Любовь к нему, по сути, оказалась лишь необычайным, романтическим и трагическим эпизодом в однообразном, словно вечное празднество, тепличном существовании знатной девушки. И, несмотря на свою глубокую и страстную любовь, молодые люди так и остались чуждыми друг другу.